Страница 193 из 204
Меня приводит в отчаяние нынешний разгул насилия, его безличность и случайность. Насилие стало доступным слишком многим. У меня был телевизор, но я его продала в самый разгар войны во Вьетнаме. Эти стерильные кусочки смерти, отнесенные вдаль линзой камеры, совершенно ни о чем мне не говорили. Но наверное, они что-то значили для того сброда, который нас окружает. Когда закончилась война, а вместе с ней ежевечерние подсчеты трупов по телевидению, этот сброд потребовал: «Еще! Еще!» И тогда на экраны и на улицы городов этой милой умирающей нации была выброшена масса посредственных убийств на потребу толпе. Я-то хорошо знаю эту наркотическую тягу. Все они упускают главное. Насильственная смерть, если ее просто наблюдать, — всего лишь грустная смазанная картинка смятения и хаоса. Но для тех из нас, кто испытал Подпитку, смерть является таинством.
— Теперь моя очередь! Моя! — Голос Нины все еще напоминал интонации красавицы, приехавшей в гости и только что заполнившей танцевальную карточку именами кавалеров на июньском балу кузины Селии.
Мы вернулись в гостиную. Вилли допил свой кофе и попросил у мистера Торна коньяку. Мне стало стыдно за Вилли. Когда допускаешь даже намек на небрежность в поведении в кругу самых близких людей, это верный признак ослабления Способности. Нина, казалось, ничего не замечала.
— Тут у меня все разложено по порядку. — Она раскрыла свой альбом с вырезками на уже прибранном чайном столике.
Вилли аккуратно просмотрел все. Иногда он задавал вопросы, но чаще ворчал что-то, выражая согласие. Время от времени я тоже давала понять, что согласна, хотя ни о чем из перечисленного не слышала. За исключением, разумеется, того битла. Нина приберегла его под конец.
— Боже мой, Нина, так это ты? — Вилли был почти в ярости.
Нина кормилась в основном самоубийствами на Парк-авеню и ссорами между мужем и женой, заканчивавшимися выстрелами из дорогих дамских пистолетов малого калибра. А случай с битлом больше походил на топорный стиль Вилли. Возможно, он счел, что кто-то вторгается на его территорию.
— Я хочу сказать… ты же сильно рисковала. Черт побери… Такая огласка!..
Нина засмеялась и положила калькулятор.
— Вилли, дорогой, но ведь в этом весь смысл Игры!
Он подошел к буфету и снова налил себе коньяку. Ветер трепал голые сучья перед окнами синеватого стекла эркера. Я не люблю зиму. Даже на юге она угнетает дух.
— Разве этот, как его, разве он не купил пистолет на Гавайях или где-то там еще? — спросил Вилли, все еще стоя в противоположном углу. — По-моему, он сам проявил инициативу. Я хочу сказать, если он уже подбирался к этому…
— Вилли, дорогой. — Голос Нины стал таким же холодным, как ветер, что трепал голые сучья за окном. — Никто не говорит, что он был уравновешенным человеком. А разве кто-нибудь из твоих людей был уравновешенным? И все же именно я заставила его сделать это. Я выбрала место, выбрала время. Неужели не ясно, насколько удачен выбор места? После той милой шалости с режиссером колдовского фильма несколько лет назад? Все прямо по сценарию…
— Не знаю. — Вилли тяжело опустился на диван, пролив коньяк на свой дорогой пиджак. Он ничего не заметил. Свет лампы отражался на его лысеющем черепе. Старческие пятна вечером проступали отчетливее, а шея, где ее не прикрывал ворот свитера, представляла собой сплошное сплетение жил. — Не знаю. — Он поднял на меня глаза и вдруг заговорщицки улыбнулся. — Все как с тем писателем, правда, Мелани? Возможно, именно так.
Нина опустила глаза и теперь смотрела на свои руки, сложенные на коленях. Кончики ее ухоженных пальцев побелели.
«Вампиры мозга». Так этот писатель собирался назвать свою книгу. Иногда я думаю: а мог ли он вообще что-нибудь написать? Как же его звали?… Что-то русское.
Однажды мы оба, Вилли и я, получили телеграммы от Нины:
ПРИЕЗЖАЙТЕ КАК МОЖНО СКОРЕЕ ТЧК ВЫ НУЖНЫ МНЕ ТЧК
Этого было достаточно. На следующее утро я полетела в Нью-Йорк первым же рейсом. Самолет был винтовой, поэтому очень шумный, и я большую часть времени пыталась убедить чересчур заботливую стюардессу, что мне ничего не нужно и я вообще чувствую себя прекрасно. Она явно решила, что я — чья-то бабушка, впервые путешествующая самолетом.
Вилли ухитрился прилететь на двадцать минут раньше меня. Нина совершенно потеряла голову: я никогда не видела, чтобы она была так близка к истерическому припадку. Оказалось, что двумя днями раньше она гостила у кого-то в Нижнем Манхэттене (она, конечно, потеряла голову, но не настолько, чтобы отказать себе в удовольствии упомянуть, какие важные лица присутствовали), и там, в укромном уголке гостиной, обменялась заветными мыслями с молодым писателем. Точнее, писатель поделился с нею кое-какими заветными мыслями. По словам Нины, это был довольно замызганный тип — жиденькая бороденка, очки с толстыми линзами, вельветовый пиджак, старая фланелевая рубашка в клетку; в общем, один из тех, кто непременно попадается на удавшихся вечеринках, как утверждает Нина. Слово «битник» уже вышло из моды, и Нина это знала, поэтому она его и не называла так, а слово «хиппи» еще никто не употреблял, да оно и не подходило к нему. Он был из тех писателей, что едва-едва зарабатывают себе на хлеб, по крайней мере в наше время: сочинял вздор с трупами и кровью и писал романы по телесериалам. Александр… фамилию не помню.
У него была идея, сюжет для новой, уже начатой книги. Идея заключалась в том, что многие из тогдашних убийств на самом деле задумывались небольшой группой убийц-экстрасенсов (он называл их «вампирами мозга»), которые использовали других людей для исполнения своих кошмарных деяний. Писатель сказал, что одно издательство, специализирующееся на массовых карманных книжках, проявило интерес к его заявке и готово заключить с ним контракт хоть сейчас, если он изменит название и добавит немного секса.
— Ну и что? — спросил Вилли почти с отвращением. — И из-за этого ты заставила меня лететь через весь материк? Я бы сам купил такую идею и сделал бы по ней фильм.
Мы воспользовались этим предлогом, чтобы хорошенько допросить Александра, когда Нина на следующий день устроила экспромтом небольшую вечеринку. Меня там не было. Вечер прошел не очень удачно, по словам Нины, но он дал Вилли шанс как следует побеседовать с этим молодым многообещающим романистом. Писателишка выказал прямо-таки суетливую готовность угодить Биллу Бордену, продюсеру «Парижских воспоминаний», «Троих на качелях» и еще пары фильмов, чьи названия не удерживались в памяти. Они шли во всех открытых кинотеатрах тем летом. Оказалось, что «книга» представляет собой довольно потертую тетрадку с изложением сюжета и десятком страниц заметок. Однако он был уверен, что за пять недель сможет сделать развернутый конспект сценария; может быть, даже за три недели, если отправить его в Голливуд, к источнику «истинного творческого вдохновения».
Поздно вечером мы обсудили и такую возможность. Но у Вилли как раз было туго с наличностью, а Нина настаивала на решительных мерах. В конце концов молодой писатель вскрыл лезвием «жилетт» бедренную артерию и выбежал с истошным воплем в узкий переулок Гринвич-Виллидж, где и умер. Я уверена, никто не потрудился разобрать оставшиеся после него заметки и прочий хлам.
— Может быть, все будет как с тем писателем, ja, Мелани? — Вилли потрепал меня по колену. — Он был мой, а Нина хотела записать его на свой счет. Помнишь?
Я кивнула. На самом деле ни Нина, ни Вилли не имели к этому никакого отношения. Я не пошла тогда к Нине, чтобы позднее установить контакт с молодым человеком, а он и не заметил, что за ним кто-то идет. Все оказалось проще простого. Помню, как сидела в слишком жарко натопленной маленькой кондитерской напротив жилого дома. Все закончилось так быстро, что я почти не ощутила Подпитки. Потом я вновь услышала звук шипящих радиаторов и почувствовала запах ванили, а люди бросились к дверям посмотреть, кто кричит. Я медленно допила свой чай, чтобы не пришлось выходить раньше, чем уедет «скорая».