Страница 19 из 25
Мисс Милвертон предстояло провести в этом доме сутки, после чего сопящий агент полковника М. организовал переправку всех четверых на небольшое судно «Грета Г.». На судне мисс Милвертон должны были вручить мое письмо, в котором я объявлял ей о своем нежелании хоть когда-либо снова встретиться с ней.
Мистер Вильерс на всем протяжении пути должен был изображать тупого и жестокого негодяя. Миссис Вильерс – жадную, но не потерявшую остатков совести падшую женщину (она обещала мне не улыбаться, чтобы не показывать очаровательные ямочки на щеках). Мистер Кейн – обаятельного молодого подонка. В его обязанности входило поддерживать в сознании мисс Вильерс опасность физического насилия. В трезвом виде он должен был выказывать пленнице брезгливое презрение, а в подпитии – приставать с непристойными предложениями и объятиями. Супруги Вильерс поклялись строжайше следить, чтобы он не слишком увлекался, да и сам мистер Кейн, положив руку на сердце, рыцарски пообещал мне не обижать несчастную девушку.
– Она шантажистка, – поправил его я, – а вовсе не несчастная девушка. Все же я надеюсь, что ее случай небезнадежен. Думаю, прописанное мною лечение ей поможет.
Мистер Кейн улыбнулся.
– А если она по приезде заявит в полицию? – спросил он.
– Если вы будете надлежащим образом выполнять мои инструкции, не заявит. Смотрите не потеряйте мои письма.
Кэб ждал меня у дверей дома. Поскольку это был особый кэб, я мог не опасаться, что у кучера сдадут нервы и он как можно быстрее покинет эти негостеприимные улицы.
– Домой, – велел я и, усевшись поудобнее, начал думать о проблемах мисс Милвертон. Вильерс и компания доставят ее в Нью-Йорк и передадут с рук на руки мистеру Майклу Паркеру, который пару лет назад приезжал в Лондон разыскивать одного мошенника, в связи с чем довольно близко познакомился с Холмсом и со мной. После событий у Рейхенбахского водопада я получил от него соболезнующее письмо, а три дня назад мы с ним обменялись каблограммами по поводу мисс Милвертон. Мистер Паркер работал в бюро Пинкертона и согласился принять помощницей английскую даму со вздорным характером. Я предупредил его, что мисс Милвертон обладает большой работоспособностью и поистине научной методичностью в области изложения информации, так как в свое время помогала оформлять монографии отцу, известному английскому палеонтологу, однако обладает избыточной способностью к фантазированию, отчего может быть слишком пристрастна, в результате чего за ней необходим глаз да глаз. «Ее неприязнь ко мне, – писал я мистеру Паркеру, – настолько велика, что она будет рассказывать вам обо мне самые невероятные вещи. Если бы все то, что вы обо мне услышите, соответствовало истине, мне бы следовало немедля придушить ее и утопить в Темзе». Его ответ был краток: «К черту подробности! Красивая? Высылайте!»
Я задумался о похищении – все-таки преступление, как ни посмотри, но мысли мои постепенно приняли совсем иное направление, и к тому времени, когда кэб доставил меня домой, в моих мыслях уже строился план романа о похищении девушки – богатой наследницы. Ее должен был спасать молодой человек – студент-медик из Эдинбургского университета, регбист, боксер – короче, славный малый, которым мне нравилось воображать себя, но которым я, увы, не был. Он примчался выручать ее в мрачное аббатство, где ее содержали похитители, выдавая за сумасшедшую… Ну, как он там ее выручал, мы додумаем потом, а пока отметим в памяти, что раз у нас аббатство, надо бы применить привидение – призрак монаха или монашенки, это очень к месту и вдобавок создаст в нужных местах напряженную атмосферу.
– Прибыли, сэр, – гаркнул сверху кучер. Я вышел и по привычке полез в карман за мелочью, но он презрительно фыркнул сверху, щелкнул кнутом и укатил по пустынной ночной улице по направлению к Кавендиш-стрит, где то одним, то двумя свистками почти безнадежно пытался высвистать себе транспортное средство какой-то не то сильно запоздавший, не то слишком ранний – это как посмотреть – прохожий.
Дома я сразу прошел в кабинет, чтобы не потерять вдохновения и не позабыть найденных уже деталей нового романа. Взял лист бумаги и сначала набросал что-то вроде довольно бессвязного плана, потом тут же, задумавшись, нарисовал прелестную девушку с книжкой в руке, рядом рослого парня в шляпе набрекень, который с дурацким видом держал ее за другую ручку. Как-то незаметно вокруг них образовалась улица – фонарный столб, задок кэба справа, лошадиная морда слева, так что в конце концов я пририсовал полицейского, чтобы было кому предложить погруженным в любовь юнцам покинуть мостовую и дойти хотя бы до тротуара.
К утру я уже знал все о молодом человеке – увы, из университета его вышибли, как и меня, но всего лишь за пренебрежение учеными занятиями. И он стал младшим партнером в фирме, которой руководили злодеи. Те самые, что задумали завладеть наследством девушки. Ну, злодеями мы займемся попозже, а пока… Вспомнить, что ли, молодость да описать лихие нравы школяров Эдинбурга?
Я поискал стопку бумаги, проверил, сколько чернил в чернильнице, и взгляд мой упал на папку, где лежал мой неоконченный роман о молодоженах. Написанный в форме дневника, он не содержал в себе никаких сенсационных тайн, а просто повествовал о незатейливом семейном счастье. Счастье, которое не омрачали проблемы канализации и неправдоподобные красные алмазы. Я подержал папку в руке, чувствуя сожаление. Следовало бросить ее в огонь, но мне было лень растапливать камин. Отослать издателю – пусть найдет кого-нибудь, кто завершит сей труд, к которому я сейчас испытывал глубочайшее отвращение. А если не найдет – не велика потеря. Я колебался: камин или издатель? Распустил завязки папки, прикинул рукопись на руке – пожалуй, камин. На последней странице увидел солидное буровато-желтое пятно, удивился, потому что не помнил его, и посмотрел. Не веря глазам, пролистал несколько страниц от конца. Роман, оказывается, был закончен. Память, целую неделю отягощенная алкоголем, не сохранила подробностей, но, как выяснилось, в порыве отвращения я уже закончил роман, разом убив героев, да еще и уйму народу впридачу, устроив железнодорожную катастрофу. С самодовольным счастьем было покончено. Что интересно, у меня даже почерк не изменился. А еще говорят, что алкоголь влияет на крепость руки. Ладно, отправлю издателю. Пусть делает, что хочет.
Чтобы закончить рассказ о мисс Милвертон, добавлю, что тот, кого она выдавала за брата, был человеком вялым и нерешительным. Пока она платила ему за то, что он сопровождал ее в розысках всевозможных субъектов, которые могли охарактеризовать меня с дурной стороны, это его устраивало, но как только «сестра» исчезла, это повергло его в смятение. Несколько дней он ждал ее возвращения в отеле «Бертрам», а потом тихо исчез в неизвестном направлении, даже не подумав известить полицию. Когда через несколько лет мне понадобилось в одном из рассказов о Холмсе имя для шантажиста, я создал его из имен Чарльза и Огасты Милвертон.
А! Чтобы уж окончательно закрыть эту тему, добавлю, что мисс Милвертон неплохо прижилась в бюро Пинкертона и оказалась там на своем месте. По моим сведениям, лет пять назад она вышла замуж. Нет, не за мистера Паркера, как вы могли подумать. Теперь ее зовут миссис Питер Кейн.
Глава 11 Проблемы литературы
Характер полковника М. портился прямо на глазах, и я был склонен приписать это возрастным явлениям. Правда, ему только недавно перевалило за пятьдесят, это не возраст для мужчины, согласен, но жизнь, которую он вел, и излишества, которым предавался, действовали на него разрушающе. С тревогой медика я наблюдал за его здоровьем – перемены были тем нагляднее, что виделись мы с ним не очень часто. В начале 1894 года при одной встрече меня поразил его голос – полковник как будто взял в рот камешек, и этот камешек, перекатываясь между языком м небом, мешал ему отчетливо, как прежде, выговаривать звуки. Особенно пострадали окончания слов. Его лицо, раньше вполне благообразное, как-то неуловимо изменилось.