Страница 6 из 14
Нашу мальчишечью компанию прозвали великолепной восьмеркой. Остальными в классе были девчонки. Я до сих пор с улыбкой и теплотой вспоминаю школьные годы.
Однажды с моим приятелем, соседом по парте, Пашей Доманским гоняли в хоккей и отморозили себе уши. Я — левое, а он — правое. Над нами все тогда потешались. С Пашкой мы не раз смешили всю школу. Как-то во время КВНа нам выпало задание — изобразить пантомиму на тему «Первый и последний день любви». Я изображал девушку, а Павел был моим ухажером. Он очень старался, оказывал всяческие знаки внимания, а я жеманился изо всех сил. В конце концов любовь наступила, мы поженились. Вскоре грянул и последний дань любви, когда я к нему с ребенком «пришла», а ему уже некогда, время все расписано для других свиданий. Зрительный зал лежал от смеха. У некоторых от беспрерывного хохота очки вспотели. Но первого места нам не досталось. Члены жюри — наши школьные учителя — еле выговорили сквозь смех, что мы с Пашей опошлили слово «любовь».
В девятом мы решили поехать на юг всем классом. Для поездки понадобились деньги. В подвале собственной школы отыскали себе работу. Нам привозили стопки перфорированных — с дырками — карточек, и нужно было их сортировать, а затем перевязывать. Работа примитивная, противная, но все терпели. Четыре дня в неделю возились с карточками и за три месяца заработали рублей по тридцать на каждого. Билет же до Новороссийска стоил 17 рублей, так что дорогу мы уже оправдали. А продукты взяли с собой, в основном крупы и мясные консервы. Я и до сих пор люблю гречку с мясом, поход приучил.
Ирина тоже поехала на юг вместе со всеми. Я тогда девушками особенно не интересовался — увлекался только спортом. А вокруг Ирины постоянно крутились ухажеры. Да и все девчонки к ней хорошо относились. Она училась средне. У нее в аттестате только одна пятерка, остальные — четверки. Но если бы захотела, могла стать отличницей. Легко относилась к учебе. Наташа — — моя младшая дочь — очень похожа на маму: вроде учится без усердия, а приносит четверки или пятерки.
В южном портовом городе Новороссийске классная руководительница водила нас, старшеклассников, как гусыня: выстраивала в линию и постоянно пересчитывала — очень боялась кого-нибудь потерять. Жили мы либо в школьных спортзалах, либо в палатках. Спали на голых матрасах без простыней.
Новороссийск — отнюдь не курортный город. Но мы этого не знали, ходили по улицам в шортах и удивлялись, почему прохожие так странно смотрят на нас, особенно на девчонок.
Искупались мы в грязной новороссийской бухте и отправились пешком до Туапсе, вдоль побережья Черного моря. Этот поход длился почти месяц. Назывался: «По следам Таманской армии». Среди нас попались настоящие энтузиасты-следопыты, которые действительно что-то искали. Нашли сохранившийся с времен войны автомат, каску, гильзы от снарядов. Потом мы сдали находки в школьный краеведческий музей. Впечатления от этого первого большого путешествия сохранились у нас на всю оставшуюся жизнь.
Окончив школу, три пары из нашего класса поженились. Одни разошлись через несколько лет после свадьбы, другие — обмениваются ударами, но живут. А мы с Ириной живем дружно, сохраняя добрые отношения, заложенные еще в школе.
После получения аттестата трудно было расставаться с таким славным коллективом. Я надеялся, что закончу школу с медалью, но из-за досадного недоразумения на экзамене по физике — зачем-то стал замысловато решать простую задачу — получил тройку. А на выпускной вечер не попал из-за волейбола — в этот день встречались молодежные сборные Армении и «Динамо». Я, естественно, играл за «Динамо».
В детстве был эпизод, когда я думал, что со спортом покончено. В деревне Молоково я упал с дерева. Срубал сук для лука и свалился почти с вершины. Падал головой вниз, при приземлении нога вывернулась в обратную сторону. Ребята меня окружили и уставились, как на покойника. А я совершенно серьезно спрашиваю у них:
— Посмотрите, у меня нога не отлетела? Что-то я ее не чувствую.
Положили меня на телегу и повезли к бабке-повитухе в соседнюю деревню. Та меня измучила, но вправила правую коленную чашечку. И посоветовала делать парные сенные ванны. Ногу мне парили в корыте. Я просто умирал от боли, пока залезал в корыто. Дня через три поднялась температура и повезли меня в сельскую больницу. Хирург был под легким хмельком, но это не помешало ему очень удачно наложить гипс на мое, как оказалось, сломанное бедро. В гипс меня закатали по самую шею. На всю жизнь запомнилось чувство неподвижности, я лежал полтора месяца в «панцире». Но еще труднее было преодолеть желание почесаться
— под гипсом мое тело просто зудело.
Врач опасался, что сломанная нога станет значительно короче. Меня все пугали хромотой. Но когда сняли гипс, ноги оказались одинаковыми. Я быстро освоил костыли и старался как можно больше двигаться.
Мать навещала меня в больнице почти каждый день. Пешком через лес туда и обратно километров десять получалось. Она была на девятом месяце беременности и с таким животом все равно ходила. А когда родила сестру без осложнений, врачи объяснили это тем, что она много двигалась. Мама после роддома пришла ко мне в больницу с сестренкой и показала ее в окно — маленькую, сморщенную, страшненькую.
После истории с переломом деревенские ребята стали обзывать меня хромым чертом, хромой черепахой. Я действительно хромал — больная нога была тоньше здоровой раза в два, мышцы из-за гипса атрофировались. Но я днями напролет играл в футбол, и форма восстановилась.
В старших классах началась моя волейбольная карьера. К нам на занятия пришли тренеры из заводского клуба «Рассвет». Отобрали нескольких парней, в том числе и меня. И я стал профессионально заниматься волейболом. И, надо признать, успешно. Наша школьная команда неожиданно для всех заняла третье место на городском первенстве. У меня в волейболе особенно хорошо получался блок, и в решающей игре я блокировал, или, как говорят волейболисты, «съел» игрока, который на первенстве Советского Союза среди юношей был признан лучшим нападающим.
В «Рассвете» я играл до конца десятого класса. На первенстве Москвы меня пригласили в ЦСКА. Из заводской команды второй лиги перейти в знаменитое ЦСКА было очень заманчиво. В душе я расценивал этот переход как необходимую «измену» — до сих пор переживаю, что вынужден был сменить клуб.
Руководство «Рассвета» из-за моего перехода устроило шумный скандал, и через некоторое время меня дисквалифицировали. Выступать стало негде — меня же все московские судьи знали.
В соседнем классе учился парень Никита Староверов, который играл за «Динамо». По технике игры он меня превосходил. Парень предложил:
— Давай я с тренером переговорю, может, к нам в «Динамо» придешь.
Я согласился. Тренер посмотрел меня и взял без промедления. У меня был очень высокий прыжок, но по мячу я бил согнутой рукой. Это считалось плохой техникой. На тренировках он исправил мою ошибку, удар со стороны выглядел красиво, но сила от этого несколько ослабла. Ну а дальше волейбол присутствовал в моей жизни постоянно: до армии, в армии и после.
Получив школьный аттестат, я решил поступать в МАТИ — авиационнотехнологический институт. Но получил плохую отметку на первом же экзамене.
Вступительные экзамены в другой институт — МЭИ, на вечерний факультет проводились чуть позже. И друзья уговорили поступать в энергетический, на перспективную специальность, связанную с лазерами. Мне же учиться в этом институте не хотелось, но я сдал документы «за компанию». И, как назло, выдержал все экзамены.
Одновременно я устроился на работу в родную школу киномехаником. Всетаки тянуло меня к «альма-матер». Зарплату платили мизерную, но работа не утомляла, оставляя силы на учебу.
Только начались занятия в институте, команда «Динамо» поехала на спортивные сборы в Ворошиловград. Я принес декану письмо от клуба с просьбой отпустить меня на сборы и соревнования. Он отпустил.
После поездки пришел через полтора месяца на занятия: сижу в чужом коллективе, ничего не знаю, смысл лекций не улавливаю. Стал брать конспекты у ребят, наверстывать упущенное. Но не было желания учиться в этом институте, потому я его и бросил.