Страница 65 из 80
В 2004-м, сразу после Рождества, Азию накрыла огромная цунами, и я начал принимать кодеин. Ведь двадцать пятого родился Христос, а двадцать шестого Землю яйцевым зубом тюкнул Антихрист. Да-да, самый настоящий Анти-Х., тот, кто покончит со всеми нами. Потом, в новом году, глобальное потепление вызвало страшный ураган, и он камня на камне не оставил от Нового Орлеана. Вот что смутно провидела горстка свихнутых старцев, пророков Последних Дней — разор, запустение, Четыре Всадника, из земных недр вырывается дракон… Они думали, Бог скует его на тысячу лет, как в Откровении… только никакого Бога нет. И выходит, все погибшие — первый взнос натурой в счет того, что скоро грянет.
После этого выплеска У. затих. В его глазах непонятного цвета, то ли сероватых, то ли синеватых, медленно таяла мутная пелена самоуглубленности. Он грустно подытожил:
— Вероятно, доктор Гро, теперь и вы считаете меня сумасшедшим.
— Да. Но это ваша трудность — и Горшина. С ним, кстати, вам следует немедленно распрощаться. Есть, знаете ли, нормальные психиатры. А мое дело — ваш опус, из которого стоит сохранить приблизительно один процент. Позвольте кое-что вам предложить.
— Пожалуйста.
— Идите домой. Перелопатьте написанное. Постарайтесь на полчаса или, если удастся, на сорок пять минут забыть о себе. Ваш герой — Джейми Кассандра, а не Уриил Пирсон Клайд, и ради спасения рассказа необходимо состряпать достоверную цепочку событий, которая бы объясняла, что заставило Джейми поверить в его дракона. В его, не в вашего. Неприятно напоминать, но художественная проза — это вымысел. Посему ступайте домой и придумайте что-нибудь.
— Я намерен говорить только чистую правду…
Гро, который и в лучшие минуты не отличался спокойствием, сорвался.
— Писатель говорит правду не чаще юриста. Забота адвоката — защита, забота писателя — правдоподобие. И с тем, — завершил он свою речь, — до свидания. Я старею, и подглядывать для меня единственный безотказный способ тешить плоть. Вон видите внизу трусики из двух завязочек, с девицей внутри?
У. в смятении поднялся.
— Я думал, «писательское мастерство» значит… ну… выплескивать на бумагу свое нутро, — пробормотал он. — Потому и записался на ваш курс.
— Любоваться чужим нутром по вкусу исключительно Горшину — он зашибает на этом громадные деньги, хотя по части безумия даст вам сто очков вперед. А теперь сгиньте.
У. сгинул. Трусики приступили к отработке того, что правильно называлось, кажется, «прыжок назад в два с половиной оборота». Гро заказал новую чашку бурды и устроился наблюдать.
На очередном занятии У. отсутствовал — жаль, поскольку семинар прошел довольно живо.
Гро раздал студентам ксерокопии «Города Страшной Ночи» в качестве образца. Одни воззрились на автора с благоговением, другие с ненавистью: таковы тяготы успеха. Рукопись Гро с позволения Иншаллы уже отослал знакомому агенту. Рассказами тот обычно не занимался, но Гро надеялся, что на сей раз его приятель, возможно, отступит от правил.
— Того, кто вздумает подделываться под мистера Джонса, — объявил Гро, — я в два счета вышвырну вон. Не подражайте — берите пример. Он, похоже, нашел собственную интонацию, вот и вы поищите свою.
В итоге завязалась этакая общая драчка, мечта преподавателя. Студенты бомбардировали Иншаллу вопросами, а тот отбивался, свободно мешая околопсихологическую трескотню с языком улицы. Парню ничего не стоило вдвое урезать четырехсложную непристойность и вставить в ту же фразу словцо вроде «полиморфный» или «подсознательный» — между прочим, к месту.
Его история, сказал он, взята прямо из жизни, и описал свою юность в жилмассиве: торговал наркотиками, увертывался от пуль, ходил в Потомак-Эстейтс, в дом-крепость крупного поставщика, где деньги ссыпали в пластиковые мешки для мусора и взвешивали — долго было пересчитывать. Бросил дилерство, когда брата, Шабазза, подстрелили и тот истек кровью у него на руках. А яростная потребность увековечить память о брате в конце концов вылилась в столь же неистовые пробы пера.
Это было нечто! Мечтательно поглядывая на своего ученика-рекордиста, доктор Гро, гроза английского отделения, за долгие годы насквозь пропитавшийся вином и цинизмом, гадал, не оправдывает ли сей миг — м-м… божественного откровения — его, в противном случае, бездарно протекшую жизнь.
И тут нежданно-негаданно взыграла критическая жилка Гро. Ин-шалла врет. Содержание «Города Страшной Ночи» было ничуть не оригинальнее названия. Так лишь казалось из-за «пулеметного» стиля, который автор, вероятно, подхватил — да-да, подхватил, как насморк, — слушая рэп: он просто убрал бит и рифмы, а остаток перенес на бумагу.
Очки у Иншаллы были чересчур дорогие, бородка чересчур холеная, косички чересчур стильные; он писал без ошибок, сыпал длинными сложными словами, читал Киплинга — нет, это не дитя жилмассива. Зачем же он лгал? Разве нельзя было сказать: «Хэй, я вырос в шикарном доме в Уотергейте» — и оставить сюжет в покое?
После занятий Гро задержался в кампусе и просмотрел в канцелярии личное дело Иншаллы. Тот окончил дорогую частную школу «Бунчи-Мандела», где основной упор делали на подготовку отпрысков чернокожих профессионалов к успеху и процветанию. Жил Джонс с родителями на так называемом Золотом Берегу, окраине Рок-Крик-парка, где, прихлебывая двойной скотч у собственных бассейнов, сетовали на расизм светло-кофейные политики, бизнесмены, члены городского управления, высокопоставленные чиновники и президенты исторически черных колледжей.
Пока Гро добирался до «Погребка», мрачный юмор возобладал. Все-таки он с самого начала попал в яблочко: жизнь — обман. Литература тоже. Остается одно: расслабиться и получать удовольствие — и, разумеется, пить. Переполняемый злорадством, он шумно тянул «Мондо россо», ухмыляясь, как демонический смайлик. За столик втиснулся Горшин.
Тоже радостный.
— Сегодня долго сидеть не буду, — объявил он.
— Почему?
— Опять женюсь. На дивной женщине по имени Лейла… Дилайла… что-то в этом роде. Познакомился с ней сегодня в продуктовом. В мясном отделе.
Гро поздравил. Горшин между тем залпом осушил бокал — единственный, по его заверениям, какой намеревался позволить себе в этот вечер. И прищелкнул пальцами:
— Кстати! Чуть не забыл. Клайд в больнице. В Джорджтаунской. Смешал кодеин с водкой. Передоз. Еле откачали. Возможно, попытка самоубийства. Какого дьявола ты ему наплел? Сейчас его уже перевели из реанимации в интенсивную терапию. Я бы забежал взглянуть, но вечером мы с Дилайлой улетаем в Вегас. Кришнамурти меня прикроет.
— Реанимация? Интенсивная терапия? Дилайла? Вегас? Кришна… прах побери, что значит: «какого дьявола я ему наплел»?
— Мне пора, — встрепенулся Горшин и был таков.
На другой день Гро позвонил в больницу и после бесконечных проволочек сумел тридцать секунд пообщаться с доктором Кришнамурти. Новости были хорошие: У. выписали из интенсивной терапии, он спокойно отдыхает, а через пару дней разрешат посещения.
— Вы бы заглянули к нему, — журчал в трубке бомбейский говор. — Я убежден, что он очень одинок. Прискорбно для столь молодого человека.
— Полагаю, он сам распугал всех друзей разговорами о драконе.
— Да — или о походах к психоаналитику, — сухо отозвался Кришнамурти.
Когда Гро вновь увидел У., тот, одетый в темно-бордовую пижаму и синий махровый халат, сидел на банкетке в солярии на десятом этаже Джорджтаунской больницы. В солнечном луче, проникавшем сквозь пыльное стекло, молодой человек казался почти прозрачным; суицид, как и наркотики, не пошел ему на пользу.
— Как самочувствие? — полюбопытствовал Гро, пожимая вялую, безжизненную руку.
— М-м… ничего. Главное, не требуйте от меня связности.
— Ну… ладно.
— Мне лучше, но связность пока не дается. Не собраться с мыслями. Из-за назначений. Мешает сцепке. То есть я могу думать про А, или Б, или Д, а что с чем стыкуется — не представляю.