Страница 62 из 80
Это было похоже на вспышку, нечто мимолетное и еле уловимое. Примерно как вид незнакомой комнаты, если в ней на мгновение включить свет. Предметы, силуэты, взаимосвязи между ними. Я увидел пещеры и полости, пересекающиеся коридоры, похожие на червоточины, и существ, которые перемещались по ним с суетливой целеустремленностью кротов или термитов. Создания эти редко походили друг на друга, даже в самом поверхностном смысле. Некоторые двигались за счет волнообразных перемещений многочисленных когтистых конечностей, наподобие сороконожек. Другие извивались, шурша гладкими пластинками панцирей по стеклянистому камню туннелей.
А перемещались эти существа между пещерами, в которых покоились туши чужих кораблей — слишком странные для описания.
И где-то далеко, где-то вблизи центра астероида, в собственном матриархальном помещении, нечто барабанило послания своим помощникам и собратьям, ударяя жесткими, коленчатыми и ветвящимися, словно оленьи рога, передними конечностями по кожаному барабану в мельчайших прожилках. Нечто, что ждало здесь тысячелетиями. Нечто, желающее только одного — заботиться о потерянных душах.
Катерина помогла Сюзи вытащить меня из капсулы.
Мне было хреново — одно из самых мерзких пробуждений, через которые мне довелось пройти. Впечатление создавалось такое, словно каждая вена в моем теле наполнена мелко истолченным стеклом. На мгновение, показавшееся мне бесконечно долгим, сама мысль о дыхании стала для меня невыносимо трудной, слишком тяжелой и болезненной даже для обдумывания.
Но прошло и оно, как проходит все.
Через некоторое время я уже мог не только дышать, но даже шевелиться и говорить.
— Где…
— Спокойно, кэп, — сказала Сюзи, наклоняясь и начиная отключать меня от всех систем капсулы. Я невольно улыбнулся. Сюзи умна — она лучший синтакс-штурман в «Ашанти индастриал», — но она еще и очень красива. И сейчас за мной словно ангел ухаживает.
Хотел бы я знать, ревнует ли Катерина.
— Где мы? — делаю я вторую попытку. — У меня такое ощущение, словно я провалялся в чертовой капсуле целую вечность. Что-то случилось?
— Мелкая маршрутная ошибка, — сообщила Сюзи. — У нас небольшие повреждения, и меня решили разбудить первой. Но не переживай. Главное, что мы живы.
Маршрутные ошибки. Ты слышишь разговоры о них, но надеешься, что с тобой такое никогда не случится.
— Большая задержка?
— Сорок дней. Мне очень жаль, Том. Накрылись наши премиальные.
Я гневно бью кулаком по стенке капсулы. Но тут подходит Катерина и успокаивает меня, положив руку на мое плечо.
— Все хорошо, — говорит она. — Ты в безопасности. А это самое главное.
Я смотрю на нее и на мгновение передо мной возникает лицо какой-то другой женщины, о которой я не думал уже много лет. Я даже почти вспоминаю ее имя, но это мгновение проходит.
— В безопасности, — соглашаюсь я и киваю.
Перевел с английского Андрей НОВИКОВ
© Alastair Reynolds. Beyond the Aquila Rift. 2005. Публикуется с разрешения автора.
Альберт Коудри
Откровение
Горшин подсел к Гро за их обычный столик в «Винном погребке «Столица», жадно высосал из дешевого бокала полдюйма темно-красного каберне «Мондо россо» и принялся обличать пациентов.
— Росс, ты не представляешь, каково это — с утра до ночи выслушивать чокнутых, черт их дери.
Голос Горшина гудел, будто большой барабан; сложение соответствовало. Его собутыльник был тощим, язвительным и желчным, какими бывают лишь радикалы-переростки из университетских городков.
— Я вынужден читать галиматью своих студентов, — возразил Гро, — а получаю примерно десять процентов того, что зарабатываешь ты.
Горшин пропустил это мимо ушей. Ему, как Гамлету, ничто не могло помешать распинаться.
— Даже с моим любимчиком пошла сплошная маета. Я вот о чем: меня, представителя крошечного, тающего отряда последовательных последователей Фрейда — хохма нечаянная! — улюлюкая, взяли в кольцо индейцы из племени фармакотерапевтов. Наконец прорезался идеальный пациент: умный, готовый к сотрудничеству, с подлинно оригинальной системой параноидального бреда, сказочно денежный — а я, похоже, бьюсь с ним впустую.
— Что оригинального в паранойе? — удивился Гро. — Все мои знакомые параноики — редкостные зануды. Убеждены, что «Монсанто»[1] отравляет систему водоснабжения, или евреи тайно замышляют захватить власть в Галактике, или правительство пытается управлять их мозгом посредством направленного радиовещания на зубные пломбы, или…
— Мой пациент полагает, — медленно проговорил Горшин, — что Земля — это яйцо.
Гро заинтересовался.
— Земля — яйцо?
Он невольно поднял голову, и его взгляд скользнул за могучее левое плечо Горшина. На противоположном конце «Погребка» телевизор вводил собравшихся у стойки выпивох в курс вечерних новостей. С экрана, точно воспаленное око, взирало изображение, переданное «Марс Орбитером». «Что ж, — сказал себе Гро, отыскивая в чужой фантазии крупицу логики, — планеты и в самом деле слегка овальны, а если хорошенько подумать, овальный — значит яйцевидный…»
— Да, яйцо, — невозмутимо рокотал Горшин. — Его в незапамятные времена снесла гигантская космическая зверюга, каковую мой пациент именует матерью-драконицей.
— Эй, фрейдист, если это ни о чем тебе не говорит, пора прикрыть лавочку!
— Все внутренние планеты — яйца, — задавил Горшин этот выкрик с места, как тяжелый джип разутюжил бы мопед. — Поэтому они так отличаются от внешних планет. Пока был всего один выклев — там сейчас пояс астероидов. Из Меркурия и Венеры, считает мой больной, вероятно, вообще никто не вылупится: оттуда до Солнца рукой подать, и драконьи зародыши — он называет их драконышами — испеклись в скорлупе. Зато Земля вроде каши из сказки про трех медведей: не горячая и не холодная, самое то.
— Но если мы — «самое то», почему из нас до сих пор никто не проклюнулся?
— Оттого-то он и проявляет признаки острого беспокойства. В его представлении это произойдет со дня на день. Глобальное потепление — знак. Оно, дескать, вызвано вовсе не парниковым эффектом, а тем обстоятельством, что наш дракончик ворочается, трется о скорлупу, готовый выскочить наружу. Стоит моему подопечному услышать про очередное землетрясение или цунами, как он тут же приходит к заключению, что это драконыш долбит земную кору яйцевым зубом.
— Что такое «яйцевой зуб»?
— Нарост на носу у юных крокодилов, помогающий пробить скорлупу. Говорю тебе, Росс, я души не чаю в этом парне. Его система делюзий — долгожданное отдохновение от чуши, которую мне обычно приходится выслушивать. Даже жалко лечить! Но это моя работа, а он искренне нуждается в помощи, хочет освободиться от парализующего страха перед тем, что драконыш, вылезая, развалит Землю на части. И он платит бешеные деньги, только бы избавиться от этой боязни, а я, судя по всему, здесь бессилен — что ввиду моего анально-удерживающего воспитания не дает мне покоя.
— Ты пьешь достаточно красного вина, — заверил Гро, — и никакое удерживание тебе не грозит, ей-богу.
Неделю спустя (разговор в «Погребке» уже забылся) Гро проводил ознакомительное занятие с набранной на новый семестр школой писательского мастерства.
На кафедре английской словесности Университета Эрона Бэрра и в Серебряных Родниках, университетском городке, Гро за глаза величали «Доктор Гроб», что он чрезвычайно ценил, ибо, как следствие, не страдал от избытка учеников. Урожай нынешней осени насчитывал девять душ. Их-то сейчас и разглядывал Гро — с явным неудовольствием.
В основном неряшливые, как сербские рекруты. Но не все. Был один молодой чернокожий франт: безупречные косички, тщательно подстриженная бородка и маленькие, светло-синие, с виду дорогие очки; он чем-то напоминал Малкольма X[2], словно родился на свет «Калашниковым». Дальше за исцарапанным казенным столом сидел белый — опрятный и серьезный, точно биржевой маклер-мормон. Под буклированной тканью его строгого пиджака так и просматривался ярлычок «Братья Брукс», а чисто выбритое лицо лучилось кристальной честностью: ни дать ни взять последователь какого-нибудь проповедника из глубинки.
1
Крупная корпорация, производящая, в частности, гербициды. (Здесь и далее прим. перев.)
2
Малкольм X (Экс; Икс) — активист движения за гражданские права, проповедник «Нации Ислама», воинствующего религиозного движения, исповедующего идеи черного национализма и сепаратизма. Настоящая фамилия Литтл.