Страница 29 из 30
Так что это было — жёсткие бумажные бечёвки или мягкий гардинный шнур, как утверждает д-р Бутц? Вообще-то гардинный шнур — вещь достаточно дорогая. Но, как бы то ни было, данная криминалистическая пустота начинает заполняться.
«После того, как был открыт доступ к могилам, я в группе колхозников дер. Барсуки… возвращаясь из гор. Смоленска, куда я ездила на базар, посетила место раскопок.
В 15 километрах от гор. Смоленска по шоссе Смоленск — Витебск расположен лесной участок под названием Козьи Горы. Слева от шоссе, в 120–150 метрах от него по лесной дорожке, находилось несколько ям. Две из них были засыпаны землёй, с крестами и с дощечками с какими-то надписями на немецком языке. Невдалеке от этих двух ям была третья яма, раскрытая, где штабелями были уложены трупы людей. Судя по одежде, там находились не только офицеры, но и солдаты польской армии. Большинство трупов сохранило довольно свежий вид. А именно сохранился кожный покров, волосы, тела сохранили нормальную форму, то же самое и лица. Трупы никак не походили, как утверждала фашистская пропаганда, на людей, расстрелянных три — три с половиной года назад…
Звёзды на погонах некоторых лежавших в верхнем ряду трупов поблёскивали, хотя, казалось бы, от времени они должны были покрыться толстым слоем ржавчины. Верёвки, которыми были повязаны руки, имели вид новых, хотя, согласно немецкой версии, они должны были истлеть. Обувь на ногах трупов сохранилась полностью. Кроме того, мне бросилось в глаза, что у многих расстрелянных полностью сохранились гамаши, изготовленные из тёмно-зелёной материи. По обуви и одежде нетрудно было заключить, что в штабелях лежали не только офицеры, но и солдаты. Солдаты, в отличие от офицеров, были обуты в грубые башмаки. Всё вышеизложенное, как на меня лично, так и на сопровождающих меня лиц, произвело впечатление грубой фальшивки».
«Нас построили в ряд и повели к раскопанным ямам. Я осмотрела две ямы. Причём немцы долго останавливаться не разрешали, а можно было смотреть трупы, проходя мимо ям. Трупы лежали в ямах рядами, на земле около ям и на стоявших неподалёку от ям столах. Я обратила внимание на то, что трупы хорошо сохранились. Одежда на них была военная, шинели, сапоги или ботинки, которые также хорошо сохранились и имели довольно прочный вид. Пуговицы и пряжки от ремней были слегка поржавевшие, однако сохраняли блеск. У некоторых трупов руки были перевязаны верёвкой, но какой, я рассмотреть не успела. После осмотра трупов у меня создалось твёрдое убеждение в том, что немцы сами расстреляли поляков и с целью опорочить советскую власть и скрыть свои преступления начали демонстрировать „катынские раскопки“».
Конечно, все эти люди не Бог весть какие специалисты по покойникам, и едва ли можно полагаться на их выводы — но отличить крепкую материю и обувь от сгнившей, разглядеть, сохранилась ли на трупах кожа и блестят ли звёздочки на погонах, они были вполне способны.
Впрочем, среди экскурсантов оказался и настоящий специалист.
«Лежащие около ям на земле трупы были частично раздеты, без шинелей, в гимнастёрках, брюках и в обуви. Одежда трупов, особенно шинели, сапоги и ремни, была довольно хорошо сохранившейся, и даже местами серо-зелёный цвет шинели был отчётливым. В отдельных случаях сапоги, голенища которых были в виде лакированных, сохранили свой блеск. Металлические части одежды, пряжки ремней, пуговицы, крючки, шипы на ботинках, котелки и прочее имели не резко выраженную ржавчину и в некоторых случаях местами сохраняли блеск металла.
Верёвки, которыми были связаны руки, сохранились хорошо, были витые, светло-жёлтого цвета. Распустившийся конец одной из таких верёвок давал повод считать, что верёвка сделана из бумаги, по-видимому, немецкого происхождения, так как бумажные верёвки в Советском Союзе не делаются.
Ткани тела трупов, доступные осмотру, лица, шеи, рук имели преимущественно грязно-зеленоватый цвет, в отдельных случаях грязно-коричневый, но полного разрушения тканей гниением не было. В отдельных случаях был видны обнажённые сухожилия белесоватого цвета в части мышц. В ряде случаев в головах трупов в области затылка или лба были видны круглые отверстия, сходные с отверстиями пулевых ран и в тех случаях гниение тканей головы было выражено сильнее.
Во время моего пребывания на раскопках на дне большой ямы работали люди по разборке и извлечению трупов. Для этого они применяли лопаты или другие инструменты, а также брали трупы руками, перетаскивая их за руки, за ноги и одежду с места на место. Притом они действовали довольно грубо и решительно, но ни в одном случае не приходилось наблюдать, чтобы трупы распадались или отрывались их отдельные части, это указывало на сохранность и прочность тканей тела и одежды. Учитывая всё вышеизложенное, я пришёл к выводу, что давность пребывания трупов в земле не три года, как то утверждали немцы, а значительно меньше. Зная, что в массовых могилах гниение протекает быстрее, чем в одиночных, и тем более без гробов, что одежда и металлические части в таких случаях тоже менее устойчивы и сопоставляя „выставленный“ немцами срок давности события три года с тем, что удалось обнаружить на месте раскопок, я пришёл к выводу, что массовый расстрел был произведён около полутора лет тому назад и может относиться к периоду осени 1941 года или весны 1942 года.
В результате посещения раскопок я укрепил моё убеждение, что совершённое массовое злодеяние — дело рук немцев».
Немцев в этом вопросе подвели два момента. Первый фактор — климат. Формально, по календарю, весну 1940 года отделяет от весны 1943-го три года, а осень 1941-го — полтора. То есть вроде бы можно и перепутать. Но это формально, а фактически зимой у нас холодно, и на разложении тел это тоже сказывается, даже при том, что на глубине пяти-десяти метров зимой теплее, чем на поверхности (но какие зимы-то были!), а летом прохладнее. А если считать тёплые сезоны, то получается, соответственно, три и один, а это уже большая разница. Даже в январе 1944 года, когда проводила исследование группа советских судмедэкспертов, разница была четыре и два сезона, то есть вдвое больше, а не на 25 %, как было бы по календарю.
А во-вторых, германцев подвела расовая теория, недооценившая интеллектуальный уровень и характер «унтерменшей». Чего стоит хотя бы фраза, вырвавшаяся на допросе:
«Если германский офицер говорит, что это так — значит, так оно и есть».
Подвели нацистские теоретики со своими рассуждениями о «женственной природе славянской души», которая в своей глубине желает подчиниться мужскому германскому началу, их рекомендации о том, что с русскими надо разговаривать языком приказов, не вдаваясь в рассуждения и убеждения, и тогда они будут подчиняться и верить. Вот и поговорили…
В общем, население убедить не удалось — причём конкретно так не удалось. Лучше бы русских туда и не водили, ограничившись привозными делегациями. (Вообще ведомство Геббельса, неплохо работая на Запад, при соприкосновении с русской аудиторией поражало каким-то клиническим идиотизмом. Вроде бразильского сериала, где героини говорят всегда обратное тому, что сказала бы на их месте нормальная женщина.) По городу и окрестным деревням поползли слухи. Тогда немцы перешли к пресечению «антинемецкой агитации».
«…Посещение леса окружающими крестьянами дало не ожидавшийся немцами обратный результат (тут лучше всего это „не ожидавшийся“. — Авт.). Русские крестьяне выражали явное недоверие к сообщениям немцев и высказывали уверенность в провокации со стороны германских властей.
В связи с этим создалась обстановка, вызвавшая серьёзную тревогу в немецкой комендатуре… Полицейским аппаратам срочно были даны указания: во что бы то ни стало пресечь все вредные разговоры и репрессировать всех лиц, высказывавших недоверие к сообщениям немецкой печати по „катынскому“ делу…
Я созвал инструктивное совещание полицейских своего участка, на котором предложил задерживать и доставлять в полицию каждого высказывающего неверие и сомневающегося в правдоподобии сообщений немцев о расстреле большевиками польских военнопленных».