Чернильные стрелы

Но дела грастери Ройсали, похоже, густо замешаны на каком-то чародействе, причем тайном, раз господин маг так печется о секретности. И – Творец кивнет – ничем хорошим это все закончится не может. И есть подозрение, что никто из витаньери, работавших на пуаньи, до окончательного расчета не доживет.

– А если…

– Никаких если! – жестко прервал Ройсали маг. – Слишком много стоит на кону. Всем нам есть, что терять, и что получить. Вам тоже, голубчик.

– Я – потомственный грастери, – пуаньи попытался выглядеть расслаблено, но щеки его побледнели и начали покрываться красными пятнами. – У меня в любом случае будет мой титул и…

– И что еще? Кто в последний раз слышал о семье Ройсали? А? Вот ты! – господин ткнул пальцем в Нассо Селедку. – Слышал?

Витаньери испуганно оглянулся, но его компаньоны предпочли отмолчаться, каждый нашел, что начать рассматривать на стенах, на полу, а то и на потолке. Селедке пришлось нехотя признать – не слышал вообще ничего.

– А ты? – палец указал на Сахоя Гундоса.

Сахой с достоинством подтвердил, что первый Ройсали, о котором он узнал – это его обожаемый наниматель.

– Вот видите, грастери. Вы никто. Да-да, не надо мне тут желваками играть! Вам напомнить, как Ваша семья скатилась до того, что из всей своры Ройсали остались только Вы? Нет? Помните сами? Уже три сотни лет почти прошло, о вас забыли в Септрери почти все. А те, кто помнит, лучше бы тоже забыли, сами понимаете. Потому как для того, кто знает историю королевства, особенно по служебной надобности, появление тут последнего Ройсали отнюдь не обрадует. Или обрадует, но в карьерном смысле. Вам дали шанс возродиться. Вернуть не только славу фамилии, но и ее влияние. Не просрите его, грастери.

Пуаньи угрюмо молчал.

Теперь точно порешат всех в конце.

Тойло захотелось оказаться где-нибудь еще. Все равно где, лишь бы подальше от этих делишек. Тайная магия, последний отпрыск какого-то жутко благородного, но дотла опалившегося семейства – что еще нужно, чтобы умереть, и дай Творец, чтобы быстро.

«Массо, – вспомнил Шаэлью. – Пуаньи назвал его Массо.»

Из города они вышли вечером, стража не успела еще закрыть ворота. Неторопливым шагом прошли по тракту, пока лес не скрыл стены Арли листвой и хвоей. Тогда грастери Ройсали дал галоп. Тойло даже перестал считать крепы, когда вся ватага свернула направо, прямо в чащу. Пуаньи уверенно вел за собой, словно знал, куда надо править.

Чары!

Потом был костер, одинокая фигура возле него и бешеная скачка за второй жертвой. Второму повезло – удалось как-то уйти. Селедка пару раз пускал стрелы по подозрительным, как ему казалось, кустам, но бестолку. Следопытов в ватаге не нашлось, да они среди витаньери и редкость. Егеря редко уходят в наемники, им и на службе у короля или другого пуаньи платят достаточно.

Грастери Ройсали, как показалось Тойло, особо не расстроился. К концу дня он из нервной задумчивости вновь окунулся в свое расслабленное безразличие. Но Шаэлью нервничал. Задание мага Массо выполнено не было: один из тех, кто должен был умереть в этом лесу, исчез. Похоже, это беспокоило и Гранто, он подъехал к пуаньи, о чем-то с ним тихо переговорил и отстал на несколько шагов, явно недовольный тем, что сказал ему хозяин.

Для Тойло это легло последним волоском. Ночью, в свою стражу витаньери Шаэлью совершил самый страшный проступок в своей жизни: оставил нанимателя и ватагу до окончания контракта. С этого момента грастери Ройсали и голова Гранто имели полное право перерезать ему глотку – и ни один судейский не станет по этому поводу даже открывать разбирательство. Еще они могли объявить беглого наемника «святотатцем», тогда смерть могла бы ждать Тойло от любого витаньери. Но тут он был уверен: ни Гранто, ни пуаньи не будут привлекать к делам мага Массо излишнего внимания. Наемники ведь любопытны: прежде чем воткнуть в печень нож, любой поинтересуется – а с чего это опытный, не зеленый юнец, а прошедший пламенный лед Ада солдат решил сбежать от заказчика, платившего ему огромные деньги.

Погони витаньери опасался всерьез. Если пуаньи мог отнестись к дезертирству одного из своих людей с безразличием, то голова явственно осознавал, что дела ватаги, прямо скажем, плачевные. И побег Тойло спокойствия ему не добавил бы. Гранто вполне мог убедить грастери Ройсали, что наглеца надо найти.

Поэтому Шаэлью подгонял свою кобылу, не давая ей перейти на тихий шаг.

Он вернулся назад на несколько крепов и свернул на восток – прямо в лес. Если все правильно рассчитать, то сквозь чащу можно пробиться к дороге, уходящей на Лейно.

Тащиться сквозь заросли пришлось целый день, причем значительную часть его по балке, из которой никак не удавалось найти путь наверх. Внизу было влажно, и всадника донимала мошкара. Тойло беззвучно ругался, высматривая хоть какой-то подъем, но такой нашелся только ближе к закату. Затянув кобылу по осыпающемуся песку, витаньери перевел дух, привалившись к смолистой сосне. Лошадь мелко тряслась, отходя от пережитой боли: хозяин ее не жалел, вытягивая из балки за уздечку. Тойло подтянул нахрапник и поправил трензель, который мерзкое животное почти запихнуло под язык.

– Не балуй.

Кобыла тяжело вздохнула.

– Так, а что это у нас…

Тойло склонился к траве, еще чуть примятой колесами телеги. Выбитый дерн красноречиво говорил, что не далее как вчера тут проехал экипаж, запряженный одной лошадью. Следопытом наемник был посредственным, но тут и не надо особого умения: четыре подкованных копыта да колея.

– Это что ж получается? Не так уж и прост этот пуйо…

В том, что наследил здесь вчерашний мастеровой, Тойло не сомневался. Не так много людей ездило сейчас по этим дорогам. Что ж получается? Пуйо соврал, что едет в Сатро, но свернул именно на север. Или и в самом деле направлялся туда, но решил не искушать судьбу, следуя за отрядом головорезов. Что ж, мало кто мог бы обвинить его в этом, на месте механика сам Тойло поступил бы не менее разумно. Но не означало ли, что пуйо соврал и в другом?

Шаэлью задумался. Можно было вернуться и поделиться сомнениями с Гранто. Тот мог бы даже и выслушать, прежде чем воткнуть нож в печень. И даже согласился бы с подозрениями. Но захочет ли дурной грастери сбиваться со своего пути, тащиться через лес, чтобы еще раз поговорить с мастером? В этом Тойло был совсем не уверен. Так что скорее всего возвращение закончилось бы для него лично весьма печально. «Летально», как любил поговаривать один витаньери при осаде Шомаву – городишка в Дельте.

Можно и самому поискать этого пуйо. Задать ему несколько уточняющих вопросов. Вот только смысл…

Смысла Тойло не видел. У него в кошеле звенело золото. Звенело, конечно, только в смысле поэтическом, на самом деле короли были запакованы так, чтобы никто и не догадался, что у потрепанного жизнью и дорогой наемника они вообще могут быть. На поясе же больше нескольких принцев и горсти медяков он никогда не держал.

Но любопытство снедало. И когда Тойло выбрался на старый тракт, уходящий в Контрарди, он внимательно всматривался в пыль, стараясь определить, куда же двинулась телега мастера. «Все равно поеду в Лейно», – убеждал себя витаньери, но не заложился бы на это, разгляди он хоть что-нибудь. Но нет, следы давно растворились, хотя экипаж точно выбрался из леса в этом месте – еще не заросли обломанные ветки барбариса.

– Ну ладно, – задумчиво произнес Тойло. – Скорее всего в Лейно. А там, буде воля на то, встретимся.

И он свернул направо, забирая к югу. На большой тракт, ведущий к вольному городу, удалось выбраться уже в темноте, но кобыла была приучена к осторожному шагу под луной, да и усталости пока не выказывала. Сам Тойло подкрепился прямо в седле, пытаясь припомнить, что он видел на карте у грастери. Но нет, к названиям деревень наемник не присматривался, просто запомнив на всякий случай паутинку главных дорог. Вот, пригодилось.

Уже отчаявшись найти жилье, почти решившись на очередной ночлег под звездами, Тойло почувствовал запах дыма. И через половину крепа стучал в ворота маленького хутора, прижавшегося тыном к тракту.