Чернильные стрелы

Учил Шнако, но он остался лежать со стрелой в голове, наверное, в двух крепах отсюда. Это в самом начале было, на их первой позиции. Потом отряд отрезали от полков справа и слева и оттеснили к реке.

Какой же урод этот Кресото! Как можно было выставить в самый центр полк, набранный из разного сброда, у которого пик (и не подумаешь, что когда-то ненавидел!) было – как украли. Этого Тойло уже не видел, но слышал, что кавалерию дурака-кластаро выкосили арбалетчики.

– Вперед!

И они пошли.

Вскоре Тойло потерял счет убитым. Им долгое время везло: они пробивались в сторону, а солдаты короля инстинктивно первыми били тех, кто отступал назад. Стараясь держаться на шаг позади смешавшейся первой линии, обреченно ощетинившейся сталью, Гормо все ближе подводил своих людей к краю линий. Там было русло старого ручья, от которого остался только рыхлый песок, но в нем могло быть спасение.

Упал Ложка. Он недостаточно быстро пригнулся, и чужой клинок пробил шлем у виска. Рыжий все тяжелее поднимал щит, стараясь прижать поддоспешник к ране на ребрах.

Но они вырвались.

Потом наперекор боли в боках, хватая обжигающий воздух, задыхаясь в нем, Гормо и Тойло бежали по старому дну, а вокруг вырастали стены оврага, когда-то прорезанные ручьем. Осталось позади истоптанное копытами и сапогами место, где три полка пехоты и два кавалерийских перебрались на тот склон, охватывая правый фланг армии Кресото.

Когда лязг и крики стихающей битвы перестали быть слышны, Тардев остановился и, тяжело дыша, привалился к корням, прораставшим сквозь глину.

– Повезло, ушли, – просипел он.

– А как же остальные? – спросил Тойло.

– А им не повезло. Две минуты, и идем дальше. Считай, что боевая инициация у тебя состоялась. Ты теперь полноценный витаньери, Шаэлью. Но чтобы прожить им как можно дольше, нам надо убраться отсюда как можно дальше. Поэтому заткнись и дыши ровно. Скоро опять пятки отбивать будем, уже до самого вечера.

И они бежали, пока солнце полностью не скрылось за горизонтом. Овраг к тому времени сошел на нет, выведя наемников в густой перелесок, за которым начинались отроги Капладского хребта. При свете луны Тойло узнал еще одну мудрость витаньери: всегда получай аванс.

– Держи, – протянул ему горсть монет голова. – Казначей Кресото, придурок, хотел после боя рассчитаться. Я ему пригрозил голову открутить, он и стух.

– Испугался?

– Конечно, харя его придурочная. Но не меня. Кластаро ему велел по трети всем витаньери выплатить наперед, как принято, а он решил зажать – мало ли кого полностью вырежут. Ур-роды, уверены были, что разобьют Геверро, даже разведку не выслали.

Тойло посмотрел в ладони. Денег набиралось чуть ли не на три золотых короля.

– Что, мало? – хмыкнул Гормо.

Парень отрицательно замотал головой, но голова покрутил в пальцах монету в половину принца и кинул ее своему единственному оставшемуся витаньери.

– Держи, заслужил. Запомни: перед битвой каждый может голове наказать, что делать с его долей, если зарежут. Если же ничего не скажет, то делится между оставшимися, как обычно: голове две доли, остальным по одной. Так что держи, да помяни не забудь Шнако Сипу, Бруго Рыжего, Лайесто Ананаса, Вальду Ложку, Мессоното Орла и Волло Черныша. Сохрани их души Творец до новых времен.

Тойло торопливо прижал обе ладони к груди. Наверное, впервые в жизни он сделал это настолько искренне, в первую очередь благодаря Творца за то, что удалось дожить до заката.

Потом много чего было. Гормо не стал снова собирать отряд, а предпочел влиться в большую ватагу Шельмы Нгодо. Под началом Шельмы ходили аж две сотни витаньери, но Тардева он знал и сразу поставил десятником. В первый же год Нгодо повел своих людей под знамена кластаро Севиса. Как и недобрым словом помянутый Кресото, Севис формально не подчинялся ни одному из государей. Земли дельты Красной реки уже много столетий не знали власти короля, будучи нарезанными на мелкие кластарьи. В том же Септрери рядовое кластарьи Дельты уместилось бы в захолустном вастерьи, но гонору у каждого правителя было столько, что хватило бы на все коронованные семейства ойкумены. Дельта жила в состоянии перманентной войны, кластаро то заключали союзы, то расторгали их, но единственным стремлением каждого из них было жгучее желание оттяпать хоть кусочек болотистых земель у соседа.

В Дельте Тойло в полной мере осознал, что такое жизнь витаньери. Походная жизнь не была такой уж тяжелой, но привыкать к некоторым вещам было непросто. Но куда денешься – привык. И уже через полгода приказ вырезать деревню перестал вызывать дрожь и тошноту. Через год он полагал обыденным вырвать младенца из рук матери, швырнуть его в сторону и овладеть кричащей женщиной.

Все во славу Святого Вито.

Однажды он задумался, а что бы сказал сам Вито, глядя на те вещи, которые творят его именем. Как бы отнесся ко всей этой крови старый генерал, отставленный королем Дорио, но собравший собственный отряд и пришедший на помощь своему сюзерену в день Последней битвы. И когда старик в помятых доспехах встал на колено перед монархом, тот спросил, как писали в Святых Хрониках:

– Что возьмешь ты в награду за службу, мой герой?

Вито отвечал:

– Ты, король, не принял моей службы, поэтому заплати за нее. Один золотой будет ценой твоей победы.

Потом Вито был причислен к святым, и как-то так повелось, что старый герой, презревший обиды, стал покровителем наемников.

За двадцать лет Тойло Шаэлью истоптал пятую часть континента и даже побывал на далеком острове Грумсовэ, который размерами мог бы поспорить с целым королевством. Он был там, где война, а когда войны не было, то в компании других витаньери просаживал заработанное и награбленное. Но время берет свое, и в сорок Тойло почувствовал, что разбитная жизнь наемника начинает тяготить. Долгие переходы все сильнее утомляли, каждой следующей битве все больше хотелось выжить. Удивительно, но человека, сделавшего смерть своей профессией, стали посещать мысли о спокойной и обеспеченной старости. Оглянувшись назад, Тойло понял, что за плечами у него только чужие крики, остывающие уголья разоренных деревень и пустые карманы, серебро и редкое золото из которых расплескивались не менее щедро, чем кровь из жил. И чужих, и своих.

И как подгадал грастери Ройсали со своим появлением. Сначала Шаэлью принял его небольшой отряд за обычную наемную ватагу, коих много прошло перед его глазами. Но узнав титул головы, изумился: пуаньи столь благородных кровей никак не мог быть простым витаньери, даже предводителем отряда.

Принимали его на сей раз жестко, не в пример благодушному «посмотрим» Гормо Тардева много лет назад. Сам Ройсали больше слушал, развалившись в скрипучем кресле со своим вечным, как выяснилось позднее, скучающим выражением на лице. Выспрашивал в основном Гранто – смуглый, совсем не не похожий на септрера наемник. Кто, откуда, как стал почитателем Вито, чем владеет. Пришлось выдержать и поединок, причем бил Гранто всерьез. Тойло в момент понял, что не принять в отряд его могут по банальной причине – проверяющий его зарубит.

Но за годы скитаний витаньери Шаэлью, выживший в сотнях стычек и паре десятков больших сражений, научился держать меч с правильной стороны. Он не собирался осторожничать, жалея потенциального соратника, и свои атаки тоже не просто обозначал. И когда Гранто разорвал дистанцию, опустив свой клинок, Тойло перевел дух. И обошелся только парой царапин, и в ватагу приняли.

С той самой встречи в безымянной гостинице Глевик-порта у Тойло Шаэлью началась совсем другая жизнь. Грастери Ройсали головой отряда, конечно, не являлся. Он был… Скорее нанимателем. Гранто слушался его беспрекословно, остальные явно опасались смуглого вожака, который не прощал ни малейшего промедления в исполнении своих указаний. А промедлить ведь порой было от чего.

Уже через десятину Тойло понял, что настоящее испытание было не в поединке с Гранто. Когда уже затемно пуаньи появился в доме, который снял в Глевик-порте,  чего-то ожидая, голова согнал всех в залу, а Ройсали со скукой произнес: «Есть работа».