Чернильные стрелы

Во-вторых,  лицо Рохо было практически неподвижным. Так уж Творцом дано было, но с рождения двигались на нем только веки и рот. Когда же конюх улыбался, то дети с перепугу начинали рыдать. То еще зрелище, прямо скажем. Не зря так прозвали великана: «рохо» – маска в полузабытой традиции рацеймских  театров, которые когда-то колесили по всему югу, давая свои представления на ярмарках. Всего масок было одиннадцать, это Панари помнил точно еще с универсарского курса истории искусств, который был не профильным, но обязательным, хотя и интересным на взгляд тогда еще будущего мастера.

Неизвестно, кто оказался таким начитанным, что вспомнил о рацеймах, когда давал имя странному младенцу, но он угадал. Хотя все маски назывались «рохо», но одна из них носила такое же имя уже в качестве собственного – маска Нейтральной Персоны, которая не влияет на сюжет. Нужен стражник, которого по сюжету должен походя убить Натхо – главный герой? Рохо. Торговка цветами? Рохо.

Конюх вот такой нейтральной персоной и вышел по жизни со своим маленьким умишкой. Покидало его мальцом по свету, пособирал тумаков на свою спину, да приткнулся как-то в Буткане случайно. Тут уж ему и повезло, когда еще прошлый хозяин гостиницы – померший три года назад уважаемый Шови Нестрени, приютил Большого Рохо, определив его заниматься лошадьми приезжих. Ну и вообще в хозяйстве на подхвате. Клао Нестрени, которому по наследству перешла гостиница, выгонять великана не стал. И в самом деле - как он мог вышвырнуть Рохо, которого знал с самого своего детства.

– Осторожно, дурень, цыпленка раздавишь! – Панари дернул дурачка за рукав рубахи.

Тот замер с поднятой ногой. Из-под подошвы башмака выглянул взъерошенный куренок.

– Госпожа Гуенко ругалась бы! – испугался Большой Рохо.

– Ничего, я бы этого цыпленка попросил бы поджарить, – успокоил конюха мастер Коста.

Дурачок посмотрел на птицу, до сих пор нагло прячущуюся от закатного солнца под башмаком.

– Раздавить? – с наивной непосредственностью спросил он гостя.

– Пусть живет пока.

И Панари пнул куренка. Тот с возмущенным кудахтаньем отлетел на несколько шагов и посмотрел на мастера с таким видом, словно решил запомнить того. Мол, встретимся еще. О том, что встреча эта скорее всего случилась бы за ужином, птичья голова сообразить не могла.

Панари взял Олега под локоть и подтолкнул к большой деревянной двери. Тот кивнул и пошел ко входу в гостиницу, по пути еще раз оглянувшись на Большого Рохо.  Конюх же смотрел вслед постояльцам со своей врожденной невозмутимостью. И как тут поймешь, о чем он в этот момент думает, если все лицо его – камень с маленькими глазками.

В зале было пусто, только за одним столом сидел угрюмый тип в синем колете поверх ярко-зеленой почему-то сорочки. И хотя мастеру вроде бы и не с руки было разбираться в высокой моде, нелепость такого сочетания цветов он оценить мог. Из своей каморки выглянул господин Клао, увидел Панари, махнул ему и вышел через несколько мгновений, закончив или отложив какое-то бумажное дело.

– Рад видеть Вас, уважаемый пуйо Коста.

– Оставь титулы, Клао, знаешь же – не люблю.

– Папа учил выказывать уважение. Говорю Вам, а слышат и другие, и никто не скажет, что Клао Нестрени невоспитан.

– Три короля тебя подели, тут почти никого!

– Привычка. Да и вот еще постоялец. Вам ужин и комнату?

– Угу. Как дела вообще?

Клао посмотрел на жирную муху, пролетевшую мимо и вздохнул.

– Вы, дядя Панари, сколько раз об этом папу спрашивали. Так вот, все так же дела. Дорога у нас не сильно проезжая, потому дохода не сильно и много.

С этим сложно было не согласиться, мастер и сам все время удивлялся, с чего вдруг Шови Нестрени решил открыть гостиницу на этом тракте. С другой стороны, убытков она не давала, большой головной боли тоже. И ведь сын его, получив хозяйство в наследство, отказываться от дела отца не стал. Так что вздохи эти были уже привычными, Клао с ними сросся, да и сам Шови до самой смерти вздыхал точно так же.

– Вы садитесь, у нас сегодня к ужину телятина хорошая. И репа чудесно у мамы получилась. Это кто с Вами?

Панари покосился на своего спутника, который с интересом рассматривал трапезный зал.

– Родственник дальний. Нашелся вот на мою голову. Только сам на голову немного того… Получил по башке в темном проулке, вот и не говорит теперь. И понимает с трудом. Но вроде ничего, сообразительный. Так что давай нам на двоих.

– Как скажете, дядя Панари.

Мастер выбрал стол подальше от цветастого господина. Откуда бы ни свалился этот Олег, но судя по тому, как он покосился на тот наряд, вкусы в одежде у него дома приняты нормальные. Хотя то, во что он сам одет, и выглядит непривычно.

На столе помимо плошки с солью нашелся номер «Голоса Лейно», но ему было уже два месяца. Поэтому Панари он особо не заинтересовал, а вот незнакомец вцепился в газету с таким видом, словно  в ней сообщалось о пришествии на землю Королей Ада. Когда Олег раздраженно отбросил «голос» в сторону, мастер бегло просмотрел страницы. Интересно, что могло так заинтересовать и расстроить человека, который и читать-то не умеет.

Да вроде бы ничего особенного. Сообщение об изменении в порядке сбора податей с торговли свечами и углем. Подробный рассказ аж на целый разворот о визите в Лейно грастери Реймо Колерри, даже с портретом последнего. Дальше всякие светские новости и слухи, в том числе о том, что некоего стаерьи видели вылезающим ночью из окна спальни некой кроери, после того как неожиданно вернулся ее муж. Редакция предполагала, что кроери таковой может перестать быть, потому как титул она получила от своего супруга, сама же – происхождения исключительно мещанского, а то и вовсе из масари. Имен не называлось, но, наверное, для жителей города этого и не требовалось, понимали, о ком речь. Панари со сплетнями о жизни пуаньи вольного города Лейно осведомлен не был нисколечко. Что тут еще… Различные сообщения от цехов о приеме подмастерий и учеников, цех красильщиков сообщал, что горожанин Лайеста Моцвартано получил статус полного мастера, с чем его сердечно и поздравляли. В общем, ничего особенного, чтобы так раздраженно швырять газету на стол.

Клао принес глиняный кувшин с простым красным вином и два стеклянных стакана. Олег посмотрел на посуду и снова скривился. Да что это с ним…

Телятина была хороша, репа – от ее вкуса Олега снова перекосило, но тут Панари был с ним согласен. Как бы ни хорошо готовила старая Вайна, корнеплоды вроде репы или брюквы мастер не любил. Хотя после целого дня на козлах съешь и вяленую крысу. Тем более что запас бутербродов на день изничтожил этот бродяга, который вроде и воротил нос минуту назад, уже жевал так, что подбородок в ключицы бился. Правильно говорят: голод и солому вкусно сготовит, без огня и соли.

 После ужина в деревне заняться было решительно нечем, поэтому мастер Коста махнул Олегу, мол, пойдем, и поднялся в комнату, уже приготовленную Вайной. Старуха заглянула к ним и спросила, надо ли еще чего, но Панари ничего не требовалось, а его спутник старательно изображал немого, как и договаривались.

Когда за вдовой закрылась дверь, Олег вопросительно посмотрел на мастера, но тот отрицательно покачал головой. Место тут хоть и тихое, витаньери вместе с этим надоедливым грастери вроде бы отстали, но мало ли что. Любая стена имеет право поделиться неосторожно брошенным возле нее словом, если за ней кто-то есть, а лишних поводов для удивления не надо давать даже Большому Рохо. Поэтому пусть бродяга еще помолчит.

Олег понятливо кивнул и взялся за газету, прихваченную со стола. Он внимательно вглядывался в печатные буквы, сверяясь с алфавитом в блокноте. Читал и беззвучно проговаривал про себя слова, смысла которых в большинстве случаев не понимал. Понятно – учится не спотыкаться при чтении. Такой настрой Панари понравился. Будет толк в парне, подумалось ему. Толк в чем?

И тут мастер понял, что уже принял решение оставить Олега при себе. Мысль эта была тем удивительнее, что знал его Панари всего полдня, но вот почему-то совершенно нормальным казалось взять случайного встречного под свою опеку.