Убежище

Миа стала рассматривать черно-белый снимок вырезанного на дереве изображения змеи, свернувшейся в кольцо, более внимательно, чем прежде. Чудовище на снимке не выглядело обычной змеей. Его огромная голова и когти, казалось, более свойственны дракону. Его холодные глаза бесстрастно смотрели вперед, как будто пожирание собственного хвоста являлось самым обычным и не причиняющим ей боли занятием. Весь вид и взгляд чудовища вызывали первобытный, трепетный страх.

Она взглянула на Корбена.

— Что это?

— Образ называется уроборос. Он очень древний и использовался в разные времена и в разных культурах.

— А что он означает?

— Кажется, у него нет какого-либо конкретного смысла. Скорее это архетипический, мистический символ, имеющий разный смысл у разных народов. Я нашел множество примеров его использования — от древних египетских мифов до индусских легенд, и в более поздние времена — у алхимиков и гностиков, и мне не понадобилось тратить на это много времени.

Миа не могла оторвать взгляда от изображения.

— Значит, дело не в украденных из Ирака реликвиях. Тот, кто похитил маму, хотел заполучить именно книгу.

— Возможно. И это говорит о многом. — Он постучал пальцем по папке Эвелин. — Пока я не успел подробно ознакомиться с ее содержимым. В любом случае дело, конечно, не в папке. Она имеет косвенное отношение к причине ее похищения. И сейчас единственный, кто поможет нам найти Эвелин, это человек, который, очевидно, и принес ей снимки. Человек из ее прошлого, иракский торговец, про которого она вам говорила. Ему известно гораздо больше о подоплеке этой истории и о том, кто еще интересуется книгой. Мы ничего о нем не знаем, но… — Он помедлил, раздумывая. Миа видела, как он преодолевает какое-то внутреннее сопротивление, но затем он сказал: — Возможно, вы правы, утверждая, что ваша мама пришла на встречу именно с этим человеком, когда ее похитили. И тогда получается, что вы видели его и сможете узнать. Я надеюсь, что если это один и тот же человек, — он придвинул папку к Миа, — то, может быть, где-нибудь среди этих бумаг есть его фотография. А это нам здорово помогло бы.

Она робко поглядела на него, чувствуя себя обманутой его ответом, потом кивнула и открыла папку. И хотя ее крайне интересовали все эти заметки, исписанные изящным стремительным почерком, хорошо знакомым ей по письмам матери; фотокопии различных документов и страниц из книг на английском, арабском, изредка на французском языках с подчеркнутыми предложениями, с замечаниями на полях; карты Ирака и пограничных территорий Ливана с пометками и стрелками и обведенными кружочком пояснениями, — она кидала на них лишь беглый взгляд, поскольку искала фотографии.

Она наткнулась на маленькую стопку старых фотографий и принялась внимательно их просматривать. На некоторых она узнавала в молодой стройной женщине, одетой в легкий костюм цвета хаки для работы в полевых условиях, с соломенной шляпой на голове и в огромных темных очках от солнца свою мать и невольно представляла себе ее невероятно увлекательную жизнь, которую та вела в то время. Одинокая и смелая женщина европейского происхождения ездит по экзотическим, опаленным солнцем местам, встречается с представителями разных народов, впитывая в себя их культуру, вместе с ними изучая скрытые сокровища их прошлого. Да, очень увлекательная и интересная жизнь, за которую Эвелин приходилось платить грустным одиночеством, привычкой к сдержанности.

Миа задержала внимание на снимке, где рядом с Эвелин находился какой-то мужчина. Черты его слегка повернутого вниз и в сторону лица были почти скрыты тенью от полей шляпы, темными очками. У Миа появилось покалывающее ощущение на затылке. Она уже видела этот снимок. Мать подарила ей такую же фотографию, когда она была еще ребенком, и с тех пор она всегда хранила ее в своем бумажнике. Человек на фото был ее отцом. Эвелин сказала — это его единственная фотография, какая у нее есть. Они провели вместе всего несколько недель. Миа всегда огорчалась, что даже не знает, как он выглядит.

Она с тоской всматривалась в фотографию, затем ее вдруг озарила тревожная мысль. Ведь ее отец был вместе с Эвелин, когда она обнаружила подземные помещения.

А через месяц он погиб — при крушении самолета.

Корбен заметил ее смятение.

— Что случилось?

Она протянула ему фотографию.

— Мужчина рядом с мамой, — заставила она себя выговорить. — Это мой отец. Он был там, в Ираке.

Корбен внимательно смотрел на нее, ожидая продолжения.

— Он умер спустя всего месяц. Самолет, в котором он летел, потерпел аварию и разбился. А что, если его убили? Из-за книги?

Корбен неуверенно сдвинул брови и покачал головой:

— Вряд ли. У нас нет никаких оснований считать, что раньше у Эвелин возникали какие-то проблемы, связанные с этим символом. Если его смерть имела какое-либо отношение ко всей этой истории, то и ей должна была грозить опасность. Но ведь она жила совершенно открыто.

Корбен возвратил ей снимок. Миа еще раз грустно взглянула на него и кивнула.

— Наверное, вы правы:

— Но я все же могу проверить, хотя бы по нашей базе данных. Как его звали?

— Вебстер, Том Вебстер, — ответила Миа.

Корбен был ошеломлен.

Том Вебстер!

Это ему вчера вечером пыталась дозвониться Эвелин. А медиумы обычно не звонят на коммутатор научного института, собираясь пообщаться с душами умерших.

Значит, он не погиб, во всяком случае, Эвелин так не считала. Он жив. И все эти годы она лгала своей дочери.

Корбен страшно разволновался. Это же так важно! Необходимо срочно установить местонахождение Тома Вебстера. Нужно будет выудить у Миа больше сведений о нем, узнать, что рассказывала ей мать… Хотя если она лгала дочери насчет его смерти, то вряд ли ее рассказы окажутся правдой.

Значит, это может подождать.

Он наблюдал, как Миа отложила фотографию и занялась остальными снимками. Один из них сразу привлек ее внимание. Несколько секунд она сосредоточенно рассматривала его, затем подняла взгляд на Корбена.

— Кажется, вот тот самый человек, которого я видела в переулке.

Глава 28

Хаким поправил стеклышко под микроскопом и нажал на клавиатуре несколько кнопок. На плоском экране появилось очередное увеличенное изображение. Он принялся внимательно всматриваться в него, как проделывал это со всеми результатами анализов.

Что ж, хорошо, удовлетворенно заключил он. Образцы крови Эвелин не показали ничего необычного. Ни каких-либо чужеродных субстанций, ни тромбов. Результаты исследования соответствовали тому, чего он ожидал от достаточно здоровой женщины ее возраста.

Пристально глядя на экран с изображением кровяных клеток, он заново оценивал все, что рассказала ему Эвелин. Да, судя по всему, она ничего не смогла утаить от него. Он ввел ей основательную дозу.

Том Вебстер. Это имя преследовало его.

«Неужели он один из них?»

Он пришел в крайнее возбуждение, снова и снова обдумывая возникшую мысль. Не слишком ли у него разыгралось воображение? Прошло столько лет… С другой стороны, как еще это можно объяснить? Он попытался отстраниться от этой мысли, рассматривал ситуацию с разных точек зрения, но каждый раз ему приходилось возвращаться к первоначальному предположению, все глубже укоренявшемуся в его сознании. В самом деле, почему же иначе он внезапно появляется на сцене при первых же признаках обнаружения символа, но стоит следу остыть, как он так же внезапно исчезает? Нет, другого рационального объяснения быть не может.

Вебстер наверняка один из них.

Они поручили ему защищать их тайну от разоблачения.

Наблюдать за археологическими раскопками, чтобы убедиться — никто из посторонних не обнаружил то, что они так долго скрывают. То, чем они владеют и что так ревностно сберегают, мрачно подумал он, только для себя уже на протяжении столетий!

Сердце его взволнованно забилось.

Он подробно восстановил в памяти рассказ Эвелин о ее неудавшейся любви. Этот человек — Том Вебстер, чье имя врезалось ему в сознание, хотя вряд ли оно было настоящим — сумел удивительно ловко и своевременно войти в ее жизнь, а затем бесследно ретироваться. Она уверяла, что ее открытие не дало никаких обнадеживающих результатов, но скорее всего это Вебстер позаботился о том, чтобы она пришла к такому выводу. Что же удалось ему узнать, что он от нее утаил? А потом искусно провел сцену расставания, оставив ее беременной и задурил ей голову туманными признаниями, будто не может остаться с ней по причинам, которые не может открыть.