Страница 7 из 76
Верещагин пошел еще дальше.
Он задал себе более сложный вопрос: а сколько же было возможно организовать таких стихийных боен диких зверей тогдашним землянам? Сколько их было можно организовать хотя бы на месте нынешней европейской части нашей страны? Конечно, по его мнению, людей тогда здесь обитало немного. Высока была и детская смертность, и всякие саблезубые тигры не дремали, опять же пенициллина еще не изобрели. В общем, Верещагин пришел к выводу, что на Русской равнине и в Крыму тогда обитало около десяти — пятнадцати тысяч жителей. Дальше в ход пошла такая арифметика. Для пропитания, в общем, не столь уж и большой кучки людей (всего-то одна дивизия полного состава) требовалось им забивать в год около… 120 тысяч оленей. Или 80 тысяч лошадей. Или 30 тысяч бизонов. Или 10 тысяч мамонтов. Впечатляет? Откуда же взяты такие цифры? Получены они из анализа рациона современных канадских эскимосов, и поныне проживающих на северной окраине Американского континента и питающихся, как и их предки тысячи лет назад, почти исключительно плодами охоты. Так вот, каждый эскимос съедает в день, как подсчитал исследователь их быта Моуэтт, в среднем два килограмма мяса.
Естественно, никакой животный мир такого массированного истребления не выдюжит. Потому-то охотники, выбив дичь на одном участке Русской равнины, опустошив ее, вынужденно переходили на другой. Так и дотопали до Урала. Тем более что все же количество людей медленно, но вырастало. Следовательно, и зверей забивали побольше, — голод не тетка.
В то же время было бы неверно все многообразие поводов для миграции неандертальцев сводить к одной причине. Как не вспомнить, что именно к поре заселения Урала людьми надвинулся на Европу огромнейший вал ледника, перекрывший огромные пространства охотничьих угодий. Конечно, значительно сократились ареалы охоты. Но человек вновь доказал свою высокую приспособляемость. Как? Ко времени проникновения на Урал мустьерский человек был уже в некотором роде достаточно цивилизован. Он знал, как разжечь огонь, умел строить жилище, изготовлять одежду, создавать оружие из камня. И, что существенно, вполне постиг простую истину, что свежее мясо долго сохранить не удается. Оно портится. А ситуация вокруг диктовала необходимость дорожить добытыми трофеями: и мест охоты все меньше, и на глазах буквально убывали стада животных. Тогдашние люди скоро догадались о надежном способе хранить добычу — заморозить ее. Поначалу, видимо, так они делали в ледниках высоких гор. А затем, когда ледник пришел к ним на равнины, стали немедленно использовать и его. Так что охотники стали и по этим причинам обживать не очень, казалось бы, уютные для проживания зоны в приграничье оледенения. Обживая эту зону (а она в ту пору простиралась от места современной донской станицы Вешенской до современного Ивделя), неандертальцы, как утверждают археологи, не позднее чем за семьдесят тысяч лет до нас добрались до берегов Северного Ледовитого океана, по уральской, кстати, территории.
Следы пребывания человека древнего каменного века (палеолита) на Урале обнаружены практически на всей его протяженности. Есть они и в верховьях реки Урал — всего-то в сорока километрах от нынешнего Магнитогорска, есть и по течению реки Пышмы, в полутора километрах от города Сухого Лога, есть и в верховьях реки Печоры. После того как ученые основательно присмотрелись к этим стоянкам, стали для них очевидны два вывода. Первый — все стоянки человека палеолита на Урале оставлены охотниками, так как не обнаружено там ничего, кроме костей и охотничьих орудий. Слишком тонок на них был культурный слой: поспал, поел, обработал добычу — и вновь на новые места в гон за очередной жертвой. Второй — стоянок этих многовато отыскалось на территории края, что доказывает: Урал тогда был заселен довольно плотно.
Конечно, прибыв на новые места, неандерталец не изменял своим старым привычкам: все так же «браконьерничал», губя до нескольких тысяч мамонтов в год, причем предпочитал бить мамонтенков-недорослей, неопытных еще зверей — их легче было выследить, обмануть, загнать в ловушку, да и легче притащить добычу до пещеры.
Такая практика не могла вскоре же не отразиться на составе уральской фауны. Недаром известный геолог В. А. Лидер, специалист по изучению новейших геологических отложений Урала, суммируя результаты многолетних своих наблюдений, отметил: «…Осадки моложе ханмейского возраста (то есть если им менее тридцати пяти тысяч лет. — Л.С.) включают очень мало костей крупных млекопитающих… Факты подтверждают большую роль человека в уничтожении ряда крупных млекопитающих (мамонтов, носорогов, быков, лошадей) и изменение ареалов обитания современных видов…»
(А мы и доселе наивно пытаемся объяснить гибель мамонтов какими-то космическими причинами. Выбили, и все тут! Не было у наших предков Красной книги…)
Потому, наверное, стал изменяться и набор костей в пещерах древних охотников. Не думаю, что только производственной специализацией были определены такие вот наборы костей в пещерах. В Бызовой 99 процентов косточек — из мамонтовых скелетов. В Медвежьей 66,7 процента костей принадлежали уже северным оленям, и только 1,3 процента — мамонтам, а в Крутой Горе и вовсе нашли много видов костей — и от мамонта, и от северного оленя, и от волка. А на стоянке под Сухим Логом выкопали совсем уж разнокалиберный набор: кости волка, лисицы, песца, пещерного медведя, росомахи, сайгака, северного оленя, бизона, лошади, шерстистого носорога, зайца, сурка… Видимо, настолько оскудели леса, что били и волокли всё подряд. И что характерно, именно на последней стоянке найдены были уже и кости птиц, и кости рыб. Это симптоматично: значит, уже стали искать новые виды животных для пропитания. И к чести тогдашнего человека, он нашел правильный выход — именно с той поры в отложениях стоянок стали встречаться кости домашних животных. Человек стал осваивать методы интенсивного хозяйствования.
Определившись с обликом и занятиями неандертальцев, начавших обживать уральские земли, давайте все же определим — а откуда же они прибыли сюда?
Разобраться в этом вопросе нам поможет анализ каменных изделий, обнаруженных на стоянках древнего уральца. Ассортимент их, кстати, достаточно велик — около 60 наименований.
В мустьерской культуре Русской равнины давно установлены два устойчивых типа обработки каменных орудий: двусторонняя и односторонняя. Очагом распространения первой культуры стал на Русской равнине район в верховьях и бассейнах Дона, Днестра, Десны. Центром же, откуда распространилась вторая культура, были Крым и Кавказ. Так, люди, пришедшие на Урал, принесли с собой обе эти культуры. Показательны раскопки на стоянке Крутая Гора в среднем течении Печоры. Там сначала исследовали первый культурный слой, который представлял уже не просто место привалов охотников, а устроенное из костей крупных мамонтов жилище, неплохо спланированное, с местом для очага и разделки туш. В жилище том нашли много довольно тщательно, с двух сторон, обработанных каменных поделок. Особенно повезло изучавшему эту пещеру Е. М. Тимофееву. Он отыскал среди отложений культурного слоя характерные для равнинной культуры двусторонне обработанные треугольные наконечники (для стрел?) с вогнутым основанием. Стало очевидным — в этой пещере останавливались охотники, наследовавшие западную культуру, или, что вероятнее, сами и принесшие ее сюда. Но случайно кто-то копнулся в отложения этой пещеры поглубже — и проник в еще один культурный слой: набор каменных орудий из кремнистых плиток, пластин, отщепов, обработанных с одной стороны. Стало ясно — в пещере этой останавливались и люди, шедшие на Урал с Кавказа. Или из Крыма. Правда, кавказская версия выглядит более убедительной, поскольку в числе каменных орудий из этого слоя оказались скребок и резец, изготовленные из обсидиана — вулканического стекла. Такой горной породы на Урале пока не выявлено. По облику же своему и природным качествам камень оказался во всем близким к подобным горным породам в Армении, для которой они не редкость.