Страница 4 из 94
То есть можно сделать вывод, что письмо, стоящее на более высокой стадии развития, вполне может быть применимо для языка, который в принципе может использовать и письменность, представляющую собой более низкую ступень эволюции письма.
Тут вроде бы всё ясно. Однако, как нам кажется, нельзя постулировать утверждение, что приведённое выше соответствие «тип языка — тип письма» не может быть нарушено в обратном направлении. Другими словами, что более развитые языки не могут использовать письменность, подходящую для менее развитых языков. Убеждение в этой невозможности в своё время привело к тому, что когда М. Вентрис и Д. Чэдуик в начале 50х годов. XX столетия наконец дешифровали критское линейное письмо Б, доказали, что оно служило для записи древнегреческого языка, то это вызвало довольно сильное смятение умов лингвистической общественности. Приходилось признать, что греки, уже стоя на стадии флективного языка, пользовались слоговой письменностью (II, 58; 301). А ведь ещё раньше (в 70х гг. XIX в.) был дешифрован классический кипрский силлабарий. Язык надписей, сделанных этим слоговым письмом, также был греческий. И относились надписи уже не ко II, а к I тысячелетию до н. э. (II, 40; 26).
Но если греки с их флективным языком могли использовать для его записи силлабическую систему, то почему это невозможно для других народов с подобным типом языка? Нам кажется, возможно. Безусловно, в таком случае либо необходим очень значительный набор слоговых знаков, либо должно смириться с неточностями и неопределённостями в записи речи. Например, в уже упоминавшемся классическом кипрском силлабарии распространённый в словах греческого языка конечный согласный «s» всегда фигурировал на письме не иначе, как в составе слога «sе», а в критском линейном Б от передачи на письме конечного согласного «s» пришлось вообще практически отказаться (II, 40; 27).
Но, тем не менее, в принципе невозможным употребление слоговой системы для записи флективных языков данные обстоятельства не делают. То же можно сказать и о других типах письма и других типах языка.
Однако основная масса исследователей до сих пор воспринимает связку «тип языка — тип письма» как твёрдо и однозначно заданную. Вот что пишет в этой связи В. А. Истрин применительно к славянским языкам: «…Для славянских языков (помимо первоначального пиктографического письма) удобно и приемлемо только вокализованно-звуковое письмо. Логографическое письмо не смогло бы привиться у славян, так как славянские языки отличаются богатством и разнообразием грамматических форм. Слоговое письмо было бы непригодно для славянских языков, так как языки эти отличаются многообразием слогового состава и нередкой встречаемостью смежных согласных… Наконец, консонантно-звуковое письмо было бы неприемлемо, так как в славянских языках согласные и гласные звуки выполняют одинаковые функции и, в частности, в равной мере участвуют в образовании корневых основ слов» (II, 31; 98). Таким образом, мы с вами плавно переходим к непосредственной теме нашей книги — славянской письменности.
Кириллица и глаголица: возникновение и взаимоотношение двух славянских азбук
Начиная разговор о славянской письменности, условимся, что движение наше будет при рассмотрении данного вопроса «обратным», т. е. от наших дней будем двигаться в прошлое.
Сейчас практически каждый может ответить, каким письмом мы пользуемся, — современным русским письмом. Восходит оно к кириллице. К ней же, заметим, восходят алфавиты и письмо сербов, македонцев, черногорцев, болгар, украинцев и белорусов. В советское время на основе кириллицы также были построены алфавиты практически всех неславянских народов СССР (за исключением эстонцев, латышей, литовцев, грузин и армян) и монголов. В общей сложности к моменту развала Советского Союза письмом, построенным на кирилловской основе, пользовались народы, говорящие более чем на 60 языках и составляющие около 10 % населения мира (II, 31; 182). Для сравнения: на ту же дату системами письма, построенными на латинской основе, пользовались народы, говорящие более чем на 70 языках и составляющие около 30 % населения мира; на арабской консонантно-звуковой основе — народы, говорящие на 12–15 языках и составляющие 10 %, на индийской слоговой основе — около 20 %, на китайской логографической основе — около 25 % населения мира. На долю же всех остальных систем письма (японская, корейская, эфиопская, греческая, еврейская, грузинская, армянская и др.) приходилось лишь немногим больше 5 % населения мира (II, 31; 183).
Правда, практически за полтора десятка лет, прошедших с 1991 года, статистика несколько изменилась (растёт численность одних народов, сокращается других; в бывших союзных республиках наблюдается тенденция к латинизации), но в общем и целом картина примерно такая же.
Таким образом, вид кириллических букв для нас столь привычен, столь обыден, что, кажется, никаких вопросов, связанных с кириллицей, нет и быть не может. И мало кто знает, что как раз вопросов здесь хоть отбавляй.
Связаны эти вопросы с возникновением так хорошо известной нам азбуки. Вопросы следующие:
1) Когда Константин создал свою азбуку?
2) Какую азбуку создал Константин?
3) Константин ли её создал? Точнее: степень участия Константина, его роль в создании азбуки.
Последние два вопроса на первый взгляд кажутся странными. Но это только на первый взгляд. Однако обо всём по порядку.
Возникновение первого вопроса (т. е. когда была создана Константином азбука) связано с тем, что два важнейших исторических источника, по которым восстанавливаются жизнь и деятельность Константина, в частности процесс создания им славянской азбуки, дают различные даты последнего события. Источниками этими являются «Паннонские Жития» Кирилла и Мефодия и «Сказание о письменах» черноризца Храбра. «Жития» Кирилла и Мефодия были составлены, по мнению современных исследователей, учениками Кирилла и Мефодия в Паннонии (в Блатенском княжестве Коцела) в конце IX века, вскоре после смерти Кирилла (869 г.) и Мефодия (885 г.), но, вероятно, до изгнания их учеников из Моравии в Болгарию (886 г.) и, во всяком случае, до завоевания Моравии немцами и мадьярами (905 г.). Такая датировка подтверждается тем, что в «Житиях» не говорится о событиях, последовавших за смертью Мефодия, и в то же время сообщается о величии Моравского государства (II, 30; 13). Заметим, правда, что не все учёные придерживались подобного мнения относительно датировки «Житий». Так, Д. И. Иловайский, например, полагал, что их первое составление «совершилось не ранее Х века» (II, 30; 260). Причём тогда, когда «деяния их (солунских братьев. — И.Д.) сделались предметом легенды» (II, 29; 260), т. е. по прошествии десятков лет. Хотя большую историчность «Житий» этот учёный всё же не отрицает (II, 30; 265).
«Житие Мефодия» дошло до нас в 8 списках, Кирилла — в 23.
«Сказание о письменах» черноризца Храбра, рассказывающее о причинах создания славянской азбуки Кириллом, дающее характеристику этой азбуки и сообщающее о докирилловской письменности у славян, относят к концу IX — началу Х века. Полагают, что оно было написано в Болгарии (II, 31; 13). И если с местом написания можно согласиться, то время столь бесспорным не является. Вывод о написании «Сказания» в конце IX — начале Х века строится на двух основаниях. Первое — в «Сказании» говорится, что «ещё живы те, кто видел их», т. е. Кирилла и Мефодия. Второе — большая часть «Сказания» посвящена полемике с греками о том, какая азбука священнее и выше — славянская или греческая. А подобная полемика характерна для времени острого культурно-политического соперничества Болгарии с Византией, которое имело место в указанный период (II, 31; 13). Находя данные аргументы убедительными и склоняясь к вышеозначенной датировке труда Храбра, всё же, ради справедливости и объективности, мы должны привести и другую точку зрения на этот вопрос. Д. И. Иловайский относит «Сказание» ко времени не ранее XI века, приводя следующие доводы. Во-первых, из всех списков «Сказания о письменах» (а известно их не менее 12 (II, 31; 13)) только в одном есть фраза о том, что живы те, кто видел Кирилла и Мефодия. Это обстоятельство позволяет допустить возможность позднейшей вставки, тем более что списков произведения Храбра ранее второй половины XIV века мы не имеем (II, 30; 269). Во-вторых, выражение «Сказания»: «Суть же и ини ответи, яже и инде речем», т. е. существуют другие ответы и мнения об этом предмете (имеется в виду время создания азбуки), но о них поговорим в другом месте, Д. И. Иловайский истолковывает в том смысле, что Храбр не жил так близко к эпохе Кирилла и Мефодия, ибо в его время уже были разные мнения о том, когда был изобретён славянский алфавит (II, 30; 269). Кроме того, выделяя полемический характер работы Храбра, учёный не акцентирует внимание на антигреческой направленности этой полемики (II, 30; 269). Кстати, в этом он не одинок. Современный исследователь В. А. Чудинов считает, что полемика была направлена против «трёхъязычной ереси». То есть Храбр спорил с христианами других «варварских» народов, «которые не совсем понимали, почему славяне претендовали на то же, на что имели право только три богоизбранных народа: евреи, греки и римляне», — иметь церковные книги и вести службы на своём родном языке (II,58; 60). Наконец, датировка создания Кириллом (Константином) азбуки в «Сказании» не совпадает с определением даты этого события по «Житиям» Кирилла и Мефодия, что тоже позволяет Д. И. Иловайскому сомневаться в близости времени создания труда Храбра ко времени деятельности солунских братьев (II, 30; 268).