Страница 43 из 57
В Сказании и в Послании к Нифонту встречаются места дословно схожие. Язык Сказания и самая история ереси дают нам основание отнести его к 1493–1494 годам, т. е. к тому периоду времени, когда поведение Зосимы огласилось, но удаление его со святительского престола еще не состоялось.
Из Сказания и Послания к Нифонту видно, в каком всеоружии выступил Иосиф на борьбу с еретиками. Нифонту он указывает на подвиг исповедника и советует действовать прямо на паству Зосимы. Зная содержание этого Послания, трудно предположить, чтобы Иосиф ограничился в борьбе с еретиками одними советами действовать против них. Самому же ему действовать была полная возможность. Еретики рассылали грамоты для распространения своего учения и вместе с тем для подорвания авторитета таких противников ереси, как Геннадий. Иосиф понял, что необходимо дать оружие в руки христианам, не имеющим многих книг, или незнающим Божественного Писания, как говорит он в Послании к иноку иконописцу. Пример такой деятельности был перед Иосифом. Он упоминает в предисловии к книге своей на еретиков, что Антиох игумен лавры Саввы освященного и Никон Черной горы, в Антиохии, каждый в свою очередь написали «велику книгу» в опровержение один — персов, другой — турок. «Ныне же не Перси, — продолжает он, — ниже Туркы, но сам диавол и все его воинство ополчившеся на Христову церковь якоже зверие дивии, не плоти человеча вкушаху, ниже крови пиаху, но душа погубляюще, ей же весь мир недостоин». Иосиф мог ранее Послания к Нифонту и сильных нападков на еретиков начать писать против них. Уже в первых трех Словах (первых и по времени написания) он неоднократно называет по имени трех главных еретиков: Алексея, Дениса и Федора Курицына. Зосима не упоминается.
Геннадий в своем Послании 1491 года (к Зосиме) говорит, что ересь распространилась с тех пор, как Федор Курицын вернулся из Венгрии. Таким образом, в 1491 году, когда еще не обнаружилась ересь Зосимы, известно было, что Курицын Федор — еретик.
Содержание этого Слова отчасти схоже с Посланием, писанным Иосифом еще при жизни Пафнутия Боровского, следовательно, прежде 1 мая 1479 года. В то время обратился к нему, еще ничего не знавшему о ереси, какой-то архимандрит Вассиан с просьбой написать ему от Ветхого Завета о троичности Бога. Иосиф не сочувствовал такой задаче. Отвечая архимандриту Посланием, в начале его он выражает мнение о том, что верующим христианам нет надобности пытать о древних обычаях. «Апостол, — говорит он, — поучает задняя забывати, а на передняя подвизатися»… Решается же отвечать архимандриту Иосиф только потому, что не хочет ослушаться: «Что, господине, мене глупого именуя ученаго, в учимом чину живущого пытаешь о таинстве Святыя Троицы. Ино то, господине, выше нашее меры. Вам то, господине, освященным главам достоит ветхого и нового таинства ведати и цаучати, вы господа — пастырие».
Из того, что автор Послания называет архимандрита пастырем и освященной главою в противоположность себе, ясно, что Иосиф в то время, как писал Послание, еще не был игуменом. К тому же он еще говорит, что сам живет «в учимом чину».
Послание посвящено доказательствам о Святой Троице, взятым из Ветхого Завета, и по содержанию близко к Первому слову «Просветителя», где также доказывается таинство Святыя Троицы. Но сравнивая Первое со Вторым, нельзя не видеть, что и то, и другое писано тем же автором, хотя и неодновременно. В Послании и в Первом слове встречаем одно общее и тому и другому доказательство, а именно: Бог не мог сказать: сотворим человека по образу нашему, если он один творил. В Послании к этому доказательству присоединяется целый ряд случаев, когда в Книге Бытия Богу приходится говорить от себя во множественном числе.
Затем в Первом слове «Просветителя» Иосиф переходит к доказательствам троичности Бога, по свидетельству Давида, Соломона, пророческих книг; словом, круг его доказательств гораздо обширнее, чем в Послании, где он ограничивается только объяснением троичности из троекратного явления Ангела Агари, и Бога в Троице Аврааму.
Доказательства свои Иосиф главным образом почерпнул из истории Авраама. Он передает в Послании самый рассказ об Агари и Измаиле и о явлении странников Аврааму. Рассказ этот удаляется от библейского тем, что Иосиф заставляет самого Авраама рассказывать о случившемся. Авраам, по Иосифу, сел под тенью дуба и помышлял о том, как бы сделать добро, как бы принять странника в дом, чтобы Бог принял и его в вечные домы. Эпические черты библейского рассказа, во время угощения странников, все без исключения вошли в пересказ Иосифа. В трех мерах муки, взятых Саррою по повелению Авраама, Иосиф видит образ Троицы. Место о явлении странников Аврааму встречается и в позднейших сочинениях Иосифа, а именно, в Пятом слове «Просветителя», где опровергаются нападки еретиков на икону Святой Троицы. Тот же смысл доказательств и там, но доказательства в Пятом слове гораздо обширнее и с большим числом подтвердительных текстов.
В Послании Иосиф не имел в виду возражений, а потому сосредоточил свои доказательства и не распространил их, отчего самые доказательства проще и теплее. «О дивно! три юноши сидят, а патриарх старец столетен пред ними стояй. Все три ровно в едином месте сидят и всем равне патриарх нозе умы и трапезу постави и всем равну честь подает». Послание к архимандриту оканчивается просьбою не являть имени автора в том случае, если архимандрит покажет Послание какому-нибудь «искусну мужу» и сообщить Иосифу то, что скажут о его Послании другие: «И ты бы, господине, то отписал к нам подлинно, что взговорят или чем похулят и мы, господине, то поразумев, да вперед таковы не будем».
Это Послание, хотя и самое раннее по времени, по содержанию своему переносит нас к другим сочинениям Иосифа, где он является не как учимый, а как власть имеющий, со смелостью, свойственной человеку, признающему за собою право учить одних и строго относиться к другим.
Теперь рассмотрим состав Первого слова на еретиков новгородских.
Сначала Иосиф излагает учение православной церкви о Святой Троице; после того изрекает проклятие на еретиков и пересказывает их лжеучение о Боге. Далее говорит, что в Ветхом Завете много свидетельств о Святой Троице и что только посредством их апостолы привели в христианство иудеев, среди которых были и такие люди, как «Филон многоученый и многый в разуме»; что Моисей и другие пророки неясно, гаданием говорили о Святой Троице и о бесплотных духах только потому, что склонные к многобожию иудеи не могли понять откровения и ангелов сочли бы за богов. За тем предлагает свидетельство о Святой Троице из одного Ветхого Завета на том основании, что «еретицы не приемлют свидетельства апостольского и отчьскаго». Одним из главных свидетельств — это изречение Бога: сотворим вместо сотворю.
До сведения Иосифа дошло, что еретики отвечали на его последнее доказательство, что то Бог к ангелам говорил «сотворим» и вот он, приведши это еретическое возражение, опровергает его многими свидетельствами из книг Моисея, Псалтири и Пророков. Тексты псалма Давидова «Сын мой еси ты, аз днесь родах тя. Проси от мене, и дам тя языкы достояние, и одержание твое конца земли» еретики относили к Соломону. Иосиф опровергает это мнение и приводит многочисленные свидетельства о Христе из Ветхого Завета. В заключение излагается учение о Святом Духе и с тем вместе опровергается еретическое мудрствование, что Дух Божий есть дыхание Творца, разливающееся по воздуху.
Слово состоит из изложения православного догмата об Иисусе Христе, вслед за тем следует проклятие еретиков и их учения о Христе.
Иосиф сам таким образом подразделяет Слово: «Ныне же преже напишем о божественнем Его Рожестве, еже от девы Мариа, — потом же о Распятии, и о Воскресении, и о Вознесении на небеса, и о Втором пришествии». Свидетельства из Ветхого Завета о Рождестве Мессии Иосиф оканчивает исследованием Семидесяти седьмин Данииловых[12], причем обращается к истории: «Глаголет бо историа о сем, яко первее Фелгафалсар царь Ассирийский плени Иудеи» и т. д. и как на источники своих сведений ссылается на известных летописцев — Иосифа Флавия, Иудейского любомудреца, Евсевия епископа Памфилийского, на Никифора, патриарха Царьграда, и наконец на Георгия, «мниха премудраго, иже списа книгу глаголемую хронограф». Перечислив года и месяцы царствований царей ассирийских, персидских, Александра Македонского и Птолемеев до Клеопатры («юже уби Август Кесарь и разруши Птолемейскую власть в четвертое на десятлето царства его»), автор признается, что между этим историческим счислением и Семидесятью седьминами есть ошибка на год и 9 месяцев. Ошибку эту он приписывает перепищикам книг и тут же объясняет, как легко писцу ошибиться и как другим чрез несколько времени трудно распознать его ошибку.
12
Речь идет о пророчестве Даниила, поведанном ему архангелом Гавриилом. В пророчестве говорится о Пришествии Иисуса Христа (в христианском истолковании) и Мессии, Машиаха (в еврейской традиции), о судьбах Иерусалима и народа Израилева (в христианстве этот образ символизирует Церковь Христову). Легко понять, сколько различных и противоречивых интерпретаций этого пророчества возникало за тысячи лет. Вот слова Даниила, в синодальном переводе: «Семьдесят седмин определены для народа твоего и святаго города твоего, чтобы покрыто было преступление, запечатаны были грехи и заглажены беззакония, и чтобы приведена была правда вечная, и запечатаны были видение и пророк, и помазан был Святый-святых. Итак знай и разумей: с того времени, как выйдет повеление о восстановлении Иерусалима, до Христа Владыки семь седмин и шестьдесят две седмины; и возвратится народ и обстроятся улицы и стены, но в трудные времена. И по истечении шестидесяти двух седмин предан будет смерти Христос, и не будет; а город и святилище разрушены будут народом вождя, который придет, и конец его будет как от наводнения, и до конца войны будут опустошения. И утвердит завет для многих одна седмина, а в половине седмины прекратится жертва и приношение, и на крыле святилища будет мерзость запустения, и окончательная предопределенная гибель постигнет опустошителя» (Дан. 9: 24–27). — Примеч. ред.