Страница 5 из 62
— Этот текст поможет восстановить добрососедские отношения.
Египтянин протянул послание Рамзеса, заинтригованный посланник прочел его вслух:
Да пребудешь ты в добром здравии, мой брат Хаттусили, а также твоя супруга, твоя семья, твои лошади и твои провинции. Я узнал о твоих упреках: ты считаешь, что я обошелся с тобой, как с одним из моих подданных, и это меня печалит. Будь уверен, я питаю к тебе уважение, подобающее твоему рангу; кто, как не ты, император хеттов? Не сомневайся, я считаю тебя своим братом.
Посланник был очень удивлен:
— Автор послания Рамзес?
— Не сомневайтесь.
— Фараон Египта признает свою ошибку?
— Рамзес хочет мира. И я должен объявить вам важное решение: в Пи-Рамзесе состоится открытие дворца иностранных государств, где вы и другие посланники сможете иметь постоянные служебные учреждения и штат работников. Таким образом, египетская столица станет центром постоянного сотрудничества со своими союзниками.
— Великолепно, — согласился хетт.
— Могу я надеяться, что ваши воинственные намерения теперь исчезнут?
— Боюсь, что нет.
На этот раз Аша по-настоящему встревожился:
— Должен ли я из этого сделать вывод, что ничто не смягчит обиду императора?
— По сути дела Хаттусили также стремится упрочить мир, но при одном условии.
Хеттский посланник открыл действительные намерения императора. Аша перестал улыбаться.
Каждое утро жрецы совершали ритуалы, посвященные культу ка Сети в его великолепном храме Гурнак на западном берегу Фив. Ответственный за погребальное сооружение готовился положить на жертвенник приношения из винограда, инжира и веток можжевельника, когда один из жрецов шепнул ему на ухо несколько слов.
— Фараон здесь! Но меня никто не предупредил!
Обернувшись, жрец увидел высокую фигуру царя, одетого в белую льняную тунику. Сила и магнетизм Рамзеса выделяли его среди других молящихся.
Фараон взял блюдо с подношениями и вошел в часовню, где обитала душа его отца. Именно в этом храме Сети объявил о коронации своего младшего сына, завершая этим его приобщение к власти, проводимое с любовью и строгостью, начиная с отроческого возраста.
Две короны, два магических символа, были возложены на голову Сына Солнца, судьба которого стала судьбой Египта.
Заменить Сети казалось невозможным. Но молодой Фараон, следуя заветам отца, смог преодолеть невозможное, живя по Закону Маат и ублажая богов, чтобы люди были счастливы.
Сегодня Сети, Туйя и Нефертари ходили по прекрасным дорогам вечности и плавали в небесных ладьях; на земле священные храмы и гробницы хранили их имена. Именно к их ка обращались люди, когда испытывали желание раскрыть тайны потустороннего мира.
После окончания обряда Рамзес направился в сад храма, над которым царила смоковница, где гнездились пепельные цапли.
Нежная мелодия гобоя околдовала его. Медленный, печальный напев, вызывающий улыбку, будто надежда навсегда рассеивала скорбь. Сидя на небольшой скамье под покровом листвы, молодая женщина играла с упоением, закрыв глаза. У нее были черные блестящие волосы, чистые и правильные, как у богини, черты лица. Тридцатитрехлетняя Меритамон казалась прекрасной как никогда.
Сердце Рамзеса защемило. Как она похожа на свою мать Нефертари! Меритамон, с детства проявившая способности к музыке, решила уединиться в храме, чтобы служить богам. Об этом когда-то мечтала и Нефертари, пока Рамзес не попросил ее стать Великой Супругой Фараона. Меритамон могла бы стать одной из первых среди жриц храма Карнак, но она предпочла остаться здесь, рядом с душой Сети.
Последние звуки мелодии улетели к солнцу; молодая женщина положила гобой и открыла свои зеленовато-голубые глаза:
— Отец! Ты давно здесь?
Рамзес обнял дочь и долго не отпускал ее из своих объятий:
— Мне тебя не хватает, Меритамон.
— Фараон — супруг Египта, его дитя — весь народ. Имея более ста сыновей и дочерей, ты все еще вспоминаешь обо мне?
Он отстранился и любовался ею:
— «Царские дети»… Речь идет всего лишь о почетных титулах. Ты, дочь Нефертари, моя единственная любовь.
— Теперь твоя супруга — прекрасная Изэт.
— Ты меня в этом упрекаешь?
— Нет, ты правильно поступил. Она тебя не предаст.
— Ты приедешь в Пи-Рамзес?
— Нет, отец. Внешний мир мне скучен. Что может быть важнее исполнения обрядов? Каждый день я думаю о матери и о том, что осуществляю ее мечту. Я убеждена, что мое счастье питает ее вечность.
— Она передала тебе свою красоту и характер; у меня нет шанса убедить тебя?
— Никакого, ты это знаешь.
Он ласково взял ее за руки:
— Действительно никакого?
Она улыбнулась с очарованием Нефертари:
— Ты осмелишься мне приказать?
— Ты единственная, кому Фараон отказывается навязывать свою волю.
— Это не поражение, отец. В храме я буду полезнее, чем при дворе. Оживлять дух моих предков кажется мне наивысшим предназначением. Какой мир мы построим без связи с незримым?
— Играй же эту небесную музыку, Меритамон, Египту она понадобится.
Тревога сжала сердце Меритамон:
— Чего ты опасаешься, отец?
— Грозы.
— Разве ты не ее повелитель?
— Играй, Меритамон, играй и для Фараона; создавай гармонию, чаруй богов, завлекай их в наши земли. Вскоре разразится гроза, и она будет ужасающей.
Глава 5
Серраманна ударил кулаком по стене охранного помещения. Отвалился кусок штукатурки.
— Как это исчез?
— Исчез, господин, — подтвердил воин, которому поручили наблюдение за хеттом Урхи-Тешшубом.
Гигант сард схватил своего подчиненного за плечи, и несчастному, хотя он и не был слабаком, показалось, что тот его раздавил.
— Ты смеешься надо мной?
— Нет, господин, клянусь, нет!
— Значит, он ускользнул у тебя из-под носа?
— Он растворился в толпе.
— Почему ты не приказал объехать все дома квартала?
— Но Урхи-Тешшуб — свободный человек, господин. У нас нет причин преследовать его. Визирь обвинит нас в противозаконных действиях.
Серраманна зарычал, как бешеный бык, и отпустил подчиненного. Провинившийся был прав.
— Какие будут распоряжения, господин?
— Охрану Фараона удвоить. Первому, кто нарушит дисциплину, я вколочу его шлем в башку!
Воины личной охраны Рамзеса отнеслись к этой угрозе со всей серьезностью. Они знали, что в припадке ярости бывший пират способен привести ее в исполнение.
Чтобы укротить бешенство, Серраманна занялся метанием кинжалов по деревянной мишени. Исчезновение Урхи-Тешшуба не предвещало ничего хорошего. Снедаемый ненавистью хетт не преминет воспользоваться обретенной свободой как оружием против повелителя. Египта. Но когда и каким способом?
В сопровождении Аша Рамзес торжественно открыл дворец иностранных государств в присутствии толпы посланников. Аша произнес пылкую речь, в которой слова «мир», «сердечное согласие», «торговля» имели решающее значение. Роскошный пир завершил церемонию, ознаменовавшую превращение Пи-Рамзеса в столицу Ближнего Востока, гостеприимную для всех народов.
Рамзес унаследовал от своего отца Сети способность читать мысли людей; Аша умел тщательно скрывать чувства, но Фараон знал, что его друг сильно обеспокоен, и эта тревога связана с грозой, которую он предсказывал.
Как только пир подошел к концу, Рамзес и Аша уединились.
— Блестящая речь, Аша.
— Всего лишь обязанности дипломата, Твое Величество. Сегодняшняя церемония сделает тебя еще более популярным.
— Как хеттский посланник отреагировал на мое письмо?
— Прекрасно.
— Но Хаттусили требует большего, ведь так?
— Вполне вероятно.
— Я требую правды, Аша.
— Ну что ж, лучше тебя предупредить: если ты не примешь условия Хаттусили, будет война.
— Шантаж! В таком случае я даже не хочу их знать.
— Послушай, прошу тебя! Мы слишком много потрудились для мира, ты и я, чтобы увидеть, как он рухнет в одночасье.