Стихотворения

ДУБ ИЗ РАЗОРЕННОГО ПАРКА

1 Меня, — промолвил дуб косматый, От жалости уволь. Да, был из мрамора когда-то Дворец и сам король. Я видел на фронтоне лица Надменных королей, Стремительные колесницы И каменных коней. Я видел, как из-под завесы Раскидистых ветвей Поглядывали Геркулесы На Геб и на Психей. Охотничий рожок тревожный Я различал вдали, И, дуб могучий и вельможный, Своим я был в Марли. Супругов царственных объятья Я наблюдал подчас И замечал под их кроватью Лозена много раз. Версалю я дарил прохладу, Густую тень свою, У ног моих бродил по саду Лашез, как черт в раю. Меня чугунная дуэнья — Решетка — стерегла От неприличного вторженья Теленка иль осла. «Ничтожны и презренны нивы, А луг нечист и груб. Их должен избегать брезгливо Почтенный, старый дуб», — Так под моим зеленым сводом Хороший вкус ворчал, И незнаком я был с народом И все сильней скучал. Искусство окружив оградой, Вкус продолжал твердить, Что под замок, в теплицу надо Природу посадить. 2 Я видел тех, что стыд забыли, От чести отреклись, Тех, что красавицами слыли, Героями звались. Встречал я ропотом невольно Ничтожеств этих рой И ветками умел пребольно Их отхлестать порой. Красавицы толпою пестрой Бродили по лугам, И де Рео с насмешкой острой Следил за ними там. Герой был очень храбр, однако Со смертью не шутил И на цепочке, как собаку, Свой героизм водил. Король устроился отменно: Когда он рвался в бой, Его просили все смиренно Не жертвовать собой. И, бранное смиряя рвенье, Народ свой возлюбя, Приказывал сей муж к сиденью Привязывать себя. 3 Я видел в славном этом веке, Как надо поступать, Чтоб, побывав женой калеки, Супругой солнца стать. Я видел, как, сбежав от шуток, Поэт-лакей гулял И рифмы, словно диких уток, В тиши подстерегал. Их было там немало — разных Кропателей стихов, Надутых спесью, безобразных, Напыщенных шутов. Привольно им жилось в Версале: Одевшись напоказ, Они собою украшали Сусальный свой Парнас, Высокомерно рты кривили, Сжимали кулаки И с видом гениев строчили Бездарные стишки. В Марли терпели нрав их грубый. Блуждая меж стволов, Они цедили, стиснув зубы, Обрывки пышных слов, Хромую Лавальер любили Кипридой называть… И лживые слова их были Вставным зубам под стать. 4 Неслись приветственные клики, Старался кто как мог: «Светило — наш Луи великий, Луи великий — бог!» Сгибался Боссюэ понуро, Стихами льстил Расин, Глядеть порой на бога хмуро Умел Корнель один. Наш мир устроен очень странно: В восторге род людской, Олимп, хотя бы деревянный, Увидев над собой. Нередко Лафонтен в аллее Свои стихи читал. С улыбкой басням чародея Придворный сброд внимал: И царедворец искушенный, Умело гнущий стан, И герцог, сумрачный и сонный, Бавиль, Френез, Таванн, И Лувуа, палач кровавый, И Шамильяр-лакей… Всех рассмешить умел на славу Сей чарователь змей! 5 Была природа в парке этом Как будто неживой; Как будто с выспренним сонетом, Возились там с травой. Все было чинно, тихо, гладко. Ленотр и Жан Люлли В садах и танцах беспорядка Стерпеть бы не могли. Застыли тисы, точно в трансе, Равняли строй кусты, И приседали в реверансе Заученном цветы. Дубам нещадно обкорнали Густые ветки их, Чтоб королям напоминали Александрийский стих. Вид обездоленный и хилый Собою сад являл: Казалось, что Баттё унылый Его продиктовал. 6 «Вельможи, грабьте без стесненья!» Кричали короли. С улыбкой муза Просвещенья Склонялась до земли. Проныра муза вдохновенно Умела льстить и лгать И у прохожих откровенно Подачки вымогать; Храм Аполлона величавый Усердно стерегла И у дверей торговлю славой По мелочам вела. На кальвинистов шло гоненье, Везде царило зло, — Меня же стригли без стесненья Под гребень Буало. У Ментенон кривились губки В улыбке неземной. Был чертом этот ангел в юбке, — И вот уж кровь рекой Из Нантского эдикта хлещет, Тревожа предков сон, И д'Обинье в гробу трепещет, И тяжко стонет он. Все мог купить король без спора. Сердца, и честь, и кровь, У судей — совести укоры, У женщины — любовь. Очерчен едким Сен-Симоном, Двор как живой возник: На троне — призрак, а за троном Всесильный духовник. 7 Мне ненавистно это время Злодеев и тупиц. Не по плечу пигмеям бремя Величья без границ. Грозит и правым и неправым Владыка эшафот. На смену парикам кудрявым Век пудры настает. Спустился на народ голодный Слой пудры, как туман. В чести уже не плут безродный, А важный шарлатан. Искусство тащится за модой. Всем подданным в пример, Луи Пятнадцатого одой Дарит хитрец Вольтер. Власть короля глупа на диво. У мысли заткнут рот. В шуршащих юбках горделиво Монархия плывет. Но грозные слышны удары, Земля дрожит — и вот Бежит от справедливой кары, Как вор, весь этот сброд. Пока кружились мошки в танце Над головой моей, Не стало шума, блеска, глянца, Не стало королей. 8 Мне хорошо: ушла тревога, Нестройный шум умолк, Украсила мой парк берлога, И стал монархом волк. В лучах полуденных расту я, Откинув прежний страх, И революция, ликуя, Цветет в моих ветвях. От Трианона пахнет тленьем. Он мертв, но я живу И глушь вокруг не запустеньем, А вольностью зову. Хромал наследник, и с изъяном Был королевы стан. Теперь я подружился с Жаном: Проворен, ловок Жан! Мне поцелуй крестьянки звучный Милее во сто крат, Чем ловкого Данжо докучный, Обдуманный разврат. Приятней лес, и ветер свежий, И луг, и блеск зари, Чем туфельки (ах я, невежа!), Графини Дюбарри. Меня не окружает боле Бесчестье прежних дней. Приятней мне цветок на воле, Чем во дворце — лакей. Весна, мне нрав твой своевольны; Приятней и милей, Чем их позор самодовольный И золото цепей. Не слышно шуток Рокелора И праздной болтовни, Но больше воздуха, простора, Ясней и чище дни. Теперь я нунциев не вижу, Сановных нет господ, Зато мне с каждым часом ближе Лазурный небосвод. В тени ветвей моих маркиза Вела собою торг, А ныне знает здесь Дениза Простой любви восторг. Конец оградам, рвам, заборам. Присев на мягкий склон, Сюзон ласкает персик взором, Как Матюрен — Сюзон. Есть у меня и развлеченья: Веселой чередой Повесы-ветра приключенья Проходят предо мной. А иногда, порой весенней, Придет девчурка в сад. Моей угрюмой, старой тени Приятен детский взгляд. На свете ничего светлее И трогательней нет, Чем чистой девочки в аллее Неясный силуэт. Она беседует с травою, С цветами у ручья. Беседе юности с весною Внимаю тихо я. Я вижу сев и прорастанье, Я вижу жизнь в зерне И тайну бракосочетанья В глубокой тишине. Я вижу под ночным покровом. Как торжествует вновь Над целомудрием суровым Прекрасная любовь. Я вижу пары, поцелуи, Объятья без конца. Желанием томятся струи, У ветров есть сердца. Природой это ликованье Освящено навек: Начало скрыто в окончанье, И семя даст побег. За мной ухаживает буря, Поит дождя струя. Росу полотнищем лазури С листов стираю я. Зима приносит сон глубокий, Но лишь придет апрель, Опять весны розовощекой Я ощущаю хмель. Я, вольный, стал своим в природе, И мне сладка весна. Для нас гармония в свободе, Мой друг, заключена. Под небом, дышащим отрадой, Хочу, чтоб сгинул гнет, Чтоб не стеснен был лес оградой И королем — народ. Чтоб райский сад, густой, прохладный, Вновь распуститься мог, Бутон земли рукой громадной Слегка сжимает бог. Исчез король, исчезла клика Всех временных владык, И бога — вечного владыку — Я, наконец, постиг. Он многолик, как мирозданье, Он благ — и потому, Даруя миру упованье, Рассеивает тьму. Исчезли касты. По дорожке Червяк ползет ко мне. Я равным стал и малой мошке И солнцу в вышине. Иллюминаций пышных боле Не видно в тьме ночной. Я ими жертвую без боли: Мне нужен свет иной. Пылали фейерверка знаки На небе, и земля Не бога видела во мраке, А имя короля. Перебегали по поляне Слепящие огни. От них стремглав спасались лани И прятались в тени. Свод неба, тихий и огромный, Тонул во мгле всегда: Фонариков на ветке темной Пугается звезда. Бенгальские лучи огнями Пронзали глушь лесов, Надменно затмевая пламя Крестьянских очагов. В те дни мы все — осины, вязы, Суровые дубы — Маркизов и ракет проказы Сносили, как рабы. Казалось, что в Версальском парке, Гоня дремоту прочь, Рубиново-сапфирный, яркий Пожар гудит всю ночь. Король, надменный и суровый, Любил игру лучей, А я в них видел блеск багровый Костров, где жгут людей. Неисчислимые ракеты С шипением рвались. Взлетали кверху самоцветы, А пепел падал вниз. Порою луч зелено-синий, Внушая людям страх, В честь короля, как хвост павлиний, Сверкал на небесах. Теперь ничто здесь не пылает, Свечей и плошек нет, — Как всем крестьянам, посылает Мне только небо свет. Под кров листвы, сквозной и темной, Прийти ко мне не прочь Созвездия толпою скромной И блещущая ночь. Я тень планеты неизвестной Над головой ловлю; Приветы страннице небесной Шуршаньем веток шлю. Мои окутывает ветки, Мой одевает ствол Не серный дым, густой и едкий, А звездный ореол. Мне молодость дарит свобода, Я опьянен — и вот В объятья приняла природа Меня и небосвод. Но все, что ныне уцелело От века королей В саду, где ослик бродит смело В невинности своей, — Зола былых иллюминаций, Богини и божки, Великолепных декораций Картонные клочки, Лежащие меж трав-крестьянок, В пыли и без огней, Осколки плошек-куртизанок, Любимцев-фонарей, Когда-то пестрых погремушек, Поверженных столбов, Ракет — сиятельных старушек, Подсвечников-попов, — Весь хлам в своей тупой гордыне Глумится надо мной За то, что снизошел я ныне До дружбы со звездой.