Стихотворения

Джерси, 16–20 декабря 1853

КОНЕЦ

Я беспощадные уже закрыл страницы, Когда над тронами, которых он не спас, Взвилась война, и я, мечтатель, в тот же час Ее ревущий зев увидел сквозь зарницы. Гляжу: озноб уже бандита начал бить; Слепят ему глаза внезапных молний стрелы; Дрожит он в ужасе, представя Дарданеллы, — О, трус! А завтра, может быть, Благодаря бойцам, чьи были славны деды, На этот низкий лоб, на этот хищный нос, — Как иногда орел приосенит навоз, — Уронит тень свою крыло слепой победы! Да, хоть и страх берет, но суд господень прав: Ты должен драться, вор! Не избежать сраженья! Ты, вскинув голову, летел на преступленье; Ползи же к славе, хвост поджав! «Как! Даже съежившись побитою собакой? Как! Даже к милости взывая сквозь тоску И сапоги лижа донскому казаку, Нельзя мне избежать Маренго?» Нет, рубака, Нет, в кожу цезаря облекшийся Картуш! На бой, поддельный лев: обязывает грива! Вот Эльстер, Эч и Рейн; а вот и край обрыва, И колесница вот к тому ж! Война — всему конец. Мы здесь на грани века, Народы! Я всхожу на башню; там слышней Звон, возвещающий уход ночных теней, Последний час владык и первый — человека! Свобода, родина, законы и прогресс, Казалось — мертвые, кого мы тщетно звали, Возносят вновь из туч, скрывавших день и дали, Свои вершины в блеск небес! Вновь революция вздымает вал!.. Исчезни, Исчезни, старый мир: таков закон! Долой! Встал с огненным мечом архангел за тобой И, в бой благословив, подталкивает к бездне!

Джерси, 9 октября 1853.

ПЕРЕД ВОЗВРАЩЕНИЕМ ВО ФРАНЦИЮ

Сейчас, когда сам бог, быть может, беден властью, Кто предречет, Направит колесо к невзгоде или к счастью Свой оборот? И что затаено в твоей руке бесстрастной, Незримый рок? Позорный мрак и ночь, или звездой прекрасной Сверкнет восток? В туманном будущем смесились два удела — Добро и зло. Придет ли Аустерлиц? Империя созрела Для Ватерло. Я возвращусь к тебе, о мой Париж, в ограду Священных стен. Мой дар изгнанника, души моей лампаду, Прими взамен. И так как в этот час тебе нужны все руки На всякий труд, Пока грозит нам тигр снаружи, а гадюки Грозят вот тут; И так как то, к чему стремились наши деды, Наш век попрал; И так как смерть равна для всех, а для победы Никто не мал; И так как произвол встает денницей черной, Объемля твердь, И нам дано избрать душою непокорной Честь или смерть; И так как льется кровь, и так как пламя блещет, Зовя к борьбе, И малодушие бледнеет и трепещет, — Спешу к тебе! Когда насильники на нас идут походом И давят нас, Не власти я хочу, но быть с моим народом В опасный час. Когда враги пришли на нашей ниве кровной Тебя топтать, Я преклоняюсь ниц перед тобой, греховной, Отчизна-мать! Кляня их полчища с их черными орлами, Спесь их дружин, Хочу страдать с тобой, твоими жить скорбями, Твой верный сын. Благоговейно чтя твое святое горе, Твою беду, К твоим стопам, в слезах и с пламенем во взоре, Я припаду. Ты знаешь, Франция, что я всегда был верен Твоей судьбе И думал и мечтал, в изгнании затерян, Лишь о тебе. Пришедшему из тьмы, ты место дашь мне снова В семье своей, И, под зловещий смех разгула площадного Тупых людей, Ты мне не запретишь тебя лелеять взором, Боготворя Непобедимый лик отчизны, на котором Горит заря. В былые дни безумств, где радостно блистает Кто сердцем пуст, Как будто, пламенем охваченный, сгорает Иссохший куст, Когда, о мой Париж, хмелея легкой славой, Шальной богач, Ты шел и ты плясал, поверив лжи лукавой Своих удач, Когда в твоих стенах гремели бубны пира И звонкий рог, — Я из тебя ушел, как некогда из Тира Ушел пророк. Когда Лютецию преобразил в Гоморру Ее тиран, Угрюмый, я бежал к пустынному простору, На океан. Там, скорбно слушая твой неумолчный грохот, Твой смутный бред, В ответ на этот блеск, и пение, и хохот Я молвил: нет! Но в час, когда к тебе вторгается Аттила С своей ордой, Когда весь мир кругом крушит слепая сила, — Я снова твой! О родина, когда тебя влачат во прахе, О мать моя, В одних цепях с тобой идти, шагая к плахе, Хочу и я. И вот спешу к тебе, спешу туда, где, воя, Разит картечь, Чтоб на твоей стене стоять в пожаре боя Иль мертвым лечь. О Франция, когда надежда новой жизни Горит во мгле, Дозволь изгнаннику почить в своей отчизне, В твоей земле!