Страница 10 из 49
— Что вы! — встрепенулся Миша. — Как вам это могло придти на ум? Я, знаете… — Миша смутился и принялся усиленно теребить в руках свою кепку. — Я ведь очень часто думаю… о вас.
— Ну и чудесно… — также смущенно пробормотала Люда. — Я тоже… Вот сегодня к нам приходил начальник лаборатории. Как только я на него посмотрела, так сразу вас вспомнила. Знаете, кто у нас начальник лаборатории? Человек, с которым мы встретились на берегу! Помните?
— Помню и знаю, что он наш начальник, — хмуро ответил Миша, натягивая кепку на голову.
— Я же говорила, что это интереснейший человек! — продолжала Люда. — Если бы вы знали, какой он милый! Как он разговаривает с сотрудниками! И как они все его любят…
— Знаю и это, — пробурчал Миша.
— А чем вы все-таки недовольны?
— Представьте себе, Люда… — начал Миша, снимая с головы только что надетую кепку и размахивая ею в воздухе, — представьте себе, что вы делаете какую-либо работу. Вам объясняют, что работа эта очень ответственная. Вы работаете, не щадя сил. Ночью работаете! Какое радостное чувство испытываете вы, когда удается выполнить задание! А потом… вам говорят, что труд ваш и ваша самоотверженность оказались ненужными. Произошла ошибка. Эту работу не нужно было делать совсем… Приятно было бы вам?
— Нет. Неприятно, — ответила Люда настороженно.
— Вот такая история произошла и со мной. Сегодня утром выяснилось, что монтировать новый гидрофон было необязательно. Зря я сидел ночью в лаборатории. Зря старался, преодолевая адскую головную боль, — закончил Миша, делая ударение на слове «адская».
— Бедный, мне вас жаль! — с искренней отзывчивостью проговорила девушка.
— И знаете, кто в этом виноват? Ваш Василий Иванович! — с сердцем выговорил юноша.
Затем он принялся рассказывать подробности. Высказал свое мнение о том, что почти слепой инженер не имеет права руководить ответственной лабораторией. Это мешает делу. Отсюда получилась ошибка с гидрофоном. Отсюда, вероятно, вытекает и неудача со вчерашним испытанием, о котором Люда, конечно, уже слышала.
— Разве у нас не нашлось бы здоровых инженеров, которые могли бы заменить Василия Ивановича? В чем дело? Почему я обязан работать, преодолевая головную боль, ночью, работать как вол, изо всех сил, чтобы затем убедиться в никчемности этой работы по вине недостатка зрения у моего начальника?
— Стойте! — вдруг громко перебила его Люда. — Помогите мне разобраться… Почему это вы так настойчиво, вот уже который раз, все время подчеркиваете, что вам было трудно работать, что болела голова?.. Вы действительно уверены, что совершили геройский поступок? А теперь скажите: когда работает человек, почти теряющий зрение, ему ведь стоит больших усилий работать, и, конечно, его никто не заставляет… разве это не героизм! Почему вы думаете только о себе и своей головной боли? Почему вы не подумаете о Василии Ивановиче и хотя бы на минуту не сравните его положение с собственным?
— Так пусть бы он вылечился, а потом работал… — растерянно ответил Миша.
— Значит, по-вашему выходит, что вы не должны были по просьбе товарищей оставаться в лаборатории ночью, а лечь в постель и лечиться от головной боли?
— Моя головная боль никому не мешала.
Люда повернулась всем корпусом в противоположную сторону, показывая этим, что не намерена продолжать прогулку и собирается возвращаться обратно.
— Люда… — взволнованно пробормотал Миша. Ответа не последовало. Девушка медленно побрела назад.
— Люда! — продолжал Миша, нагоняя девушку. — Вы меня, вероятно, не поняли.
— Поняла, — последовал сухой ответ.
— Что вы поняли? Объясните!
— Я внимательно присматривалась к вам. Я не умею с первого взгляда определять человека, я не провидец, за которого, кстати, вы выдавали себя при нашем знакомстве.
— Я шутил.
— Согласна. Но это к делу не относится. Я увидела в вас много хорошего. Вы искренний, вы действительно самоотверженный. Вы способный — из вас выйдет неплохой инженер…
Оба медленно брели по узкой тропинке к белому институтскому зданию, окруженному зеленой полосой парка. Девушка шла впереди, подняв непокрытую голову, на которой теплый ветер шевелил волосы, черные и блестящие на солнце.
— Несмотря на то что вы часто говорили мне разные колкости, я чувствовала ваше дружеское отношение ко мне. Это было дорого для меня, так как мне казалось, что я встретила хорошего товарища и друга.
— Это все верно! Я отношусь к вам очень, очень хорошо! — подтвердил Миша, стараясь обогнать девушку и заглянуть ей в лицо.
— Подозрения, что для вас дороже всего на свете — это вы сами, появились у меня и раньше. А теперь я окончательно в этом убедилась…
— Я не понимаю…
— Не перебивайте, сейчас поймете. Такой пустяк, как работа ночью, с головной болью, вы считаете чуть ли не геройским поступком… Говорили мне о нем десятки раз и, вероятно, рассказывали бы десятки раз другим знакомым. А то, что полуслепой инженер руководит огромной лабораторией, вас совершенно не интересует. Почему? Что заставляет слепого инженера поступать так? Вы удосужились только обидеться на него за одну бесполезно потерянную ночь…
Девушка остановилась, осматриваясь, видно в поисках места, где можно было бы удобно присесть.
— Я дружила бы с вами… если бы вы не любили так сильно самого себя… — проговорила она, присаживаясь на камень.
Миша молча опустился рядом.
— Теперь слушайте внимательно, — продолжала Люда, обхватив колени руками. — Представьте себе морского офицера, здорового, цветущего и полного сил. Он — начальник гидроакустической службы на военном корабле. И вот во время войны корабль получает боевое задание: прорваться через мощную полосу вражеского минного заграждения, чтобы выйти в открытое море и там вступить в бой с неприятелем. Медленно идет корабль, лавируя между минами, плавающими под водой. Каждый неосторожный поворот, каждое неверное движение несет гибель судну и его экипажу… Понятно вам состояние начальника гидроакустической службы? Его приборы, посылающие в воду волны ультразвука и принимающие эти волны, отраженные от мин, работают на полную нагрузку. То и дело приходят сигналы от незаметных под водой мин…
Люда повернула голову к своему собеседнику, словно желая убедиться, слушает ли он ее достаточно внимательно.
— Я представляю состояние этого офицера. Капитан не видит мин и не знает, как вести корабль. Вся ответственность за целость корабля лежит на звукометристах, — проговорил Миша, уже догадываясь, что речь идет о биографии начальника лаборатории.
— Не только капитан не видит, но и звукометристы тоже не видят! — продолжала Люда. — Они ведь только слышат! Их приборы отмечают невидимый отраженный звук от невидимых мин. И вот корабль почта уже прошел минное поле. Вдруг раздается взрыв! Трудно сказать, как произошло, что корпус корабля все же соприкоснулся с миной. Быть может, какая-либо плавающая сбоку мина, увлеченная водоворотом, догнала корабль, а быть может, кто-либо из звукометристов допустил какой-нибудь просчет. Корабль не получил сильного повреждения, выводящего ею из строя. Он поплыл дальше и выполнил свое боевое задание. Но в корабельном госпитале в числе других раненых оказался и офицер, начальник звукометрической службы.
— Вы говорите о Василии Ивановиче Буранове? — тихо вставил Миша.
— Совершенно верно. Речь идет о нем… В результате контузии в голову Буранов лишился зрения. Врачи предсказали, что оно может восстановиться со временем, если моряк будет вести спокойный образ жизни. Так оно и получилось. Спустя несколько лет зрение вернулось, но не полностью.
— Сейчас он видит все-таки очень плохо, — заметил Миша.
— А я объясню почему, — продолжала Люда. — Нельзя было заниматься напряженной работой, а он… Одним словом, ему, морскому инженеру, пришла в голову мысль построить новый гидроакустический аппарат. И знаете какой? Аппарат, позволяющий видеть под водой на большом расстоянии. Понимаете — видеть!
— Я уже слышал от Жени, что наша лаборатория занимается зрением. Мне это показалось странным: институт ведь занимается звуком, и при чем же тут зрение!