Повести и рассказы

Настал полдень. Она не могла больше ждать. Ей надо было идти, чтобы не заночевать в этом незнакомом городе и в тот же день вернуться к себе в село, хоть к вечеру. Подруги ее уже ушли. Она еще раз осмотрелась по сторонам: никого! Опять бросила печальный взгляд сквозь переплет калитки на двор, где никто ее не встретил, никто не проводил. Там все молчало, все было мертво. Вдруг где-то справа, наверху, над самой ее головой, хлопнула дверь. Она подняла глаза кверху и увидала, что отворилась балконная дверь соседнего дома, выходившего на тот двор, где она искала Стояна. На балкон вышла пожилая, почтенного вида женщина в черном. Она села на стул, выбрав на балконе тенистое место, где выстроились в ряд горшки с геранью. Молодая крестьянка вздрогнула от радости, увидев, наконец, живого человека, с которым можно поговорить.

— Тетенька, тетенька! — громко, на всю улицу крикнула она.

И впилась в незнакомку соколиным взглядом, как бы желая схватить, удержать ее, чтобы она опять не исчезла.

Госпожа, перегнувшись через железные перила, добродушно, с любопытством посмотрела на крестьянку:

— Чего тебе, молодка?

— Куда капитан девался? Нешто не здесь он?

— Нет его, молодка.

— Где ж он, тетенька?

— На купанья в горы поехал… Видишь, милая, какая нынче жара. А тебе что?

Но крестьянка вместо ответа снова спросила:

— И парень с ним?

— Какой парень?

— Мой, тетенька, — солдатик, что при капитане?

— Ах, денщик-то?

— Вот-вот, тетенька; он самый. Ты его знаешь? — радостно воскликнула крестьянка.

— Знаю… Кем же он тебе приходится? Братом, что ли? — спросила госпожа, понимая, что он не может быть сыном такой молодой женщины.

— Нет, нет. Я — жена его.

— Пошли ему бог здоровья, молодка!.. — сказала госпожа с легкой улыбкой. — Славный он у тебя!.. Так ты его ищешь?

И она объяснила, что за две недели перед тем видела, как он бродил по двору, здоровый, веселый, а дней десять тому назад офицер уехал на купанья, и денщик, наверно, с ним… Вернутся они, должно быть, недели через две. Славный солдатик Стоян, разумный… Она его знает.

Крестьянка смотрела на госпожу, разинув рот и ловя каждое слово. Она стала расспрашивать ее о Стояне, не зная, как отплатить этой доброй женщине, которая ее успокоила и порадовала.

— Как вернется Стоян, тетенька, поклонись ему от меня три раза, скажи: Милена, мол, жена твоя, кланяться велела… Приходила к тебе, а тебя нету. Так и не повидались. Слышишь, тетенька? Да скажи, что приносила ему кое-что: чулки, разное там… Эх, не застала я его!.. Спасибо, тебя встретила!..

Крестьянка нагнулась, развязала мешок, вынула оттуда горсть черешен и подошла к балкону, от которого ее отделяло несколько шагов.

— На вот, тетенька, возьми, покушай… Я, было, своему принесла. На здоровье…

Видя, что ей не дотянуться, она сделала движение, чтобы войти в дом и там передать госпоже ягоды.

— Спасибо, милая, не трудись. Я не ем черешен… Ты из какого села?

— Из П.

— Помоги тебе господь, голубушка, — сказала госпожа, глядя на восток, где за желтоватыми вершинами холмов находилось село, откуда пришла крестьянка.

— Покамест прощай, тетенька. А как Стоян вернется, уж ты, сделай милость, передай ему от меня низкий, низкий поклон… Больно, мол, скучает по тебе Милена…

И она пустилась в обратный путь.

Прошло всего полтора года, как Милена вышла по любви за Стояна. Велика была их радость, глубоко счастье, да недолго длилось. Два месяца были Стоян с Миленой жених и невеста да месяц — молодожены. Только месяц, а потом осталась Милена соломенной вдовой: Стояна взяли в солдаты. Так и не узнала по-настоящему, что такое замужество. Много слез пролила. Пришлось ей остаться со злыми, суровыми свекром да свекровью. Одна радость что пришлет поклон Стоян, а он часто посылал с односельчанами весточки. Милена только и жила этими весточками. А как она горевала, когда Стоян заболел и его в больницу положили. Но, благодарение господу, выздоровел. А теперь и того лучше: уже три месяца служит Стоян в денщиках у капитана и не нахвалится им… Ах, почему дома у них нет таких добрых людей! Свекор, а пуще того свекровь, люто ее мучают, поедом едят день-деньской, только и слышишь брань да попреки… Просто житья нет! Будь Стоян дома, он заступился бы! Да нету его, и вот уж три недели она ничего о нем не знает… Вчера выбралась потихоньку из дому, пришла повидаться с ним, наглядеться на него, поплакаться, чтобы знал Стоян, как тоскует по нем жена! Да нету его, и здесь нету! А теперь вот опять возвращайся в постылый дом, неутешенной, необласканной ничьим добрым словом. Хорошо хоть узнала, наконец, что он жив-здоров! Какая добрая эта соседка! Стоян теперь на купаньях в горах… И Милена представила себе поросшие сосной косогоры, прохладные, тенистые долины, где журчит быстрая, пенистая река… В таком вот месте, наверно, пребывает теперь Стоян. В горах всегда так бывает: зелено, прохладно, весело… И ей вспомнились речка и долина у них в горах, где она белила холст, и ветвистый ивняк — там они впервые встретились и полюбили друг друга… Через две недели Стоян вернется. Уж тогда — будь что будет! — она полетит к нему и свидится с ним… Эх, поскорей бы прошли эти две недели!

Полная таких мечтаний, Милена шагала по улицам, не обращая ни на что внимания, не замечая встречных мужчин и женщин. Да и смотреть было не на что: город был для нее мертвой и глухой пустыней, раз в нем нет Стояна. Безотчетно сворачивала она то вправо, то влево, уступая дорогу извозчикам. Очутившись на многолюдной Витошской улице, пошла по самой середине. И вдруг увидала, что прямо навстречу ей движется какая-то черная масса, что-то страшное, непонятное, необъяснимое. Она перешла на тротуар и остановилась посмотреть, что это такое. Мимо медленно ехала какая-то странная черная повозка, запряженная парой черных лошадей. На повозке лежал длинный черный гроб, а впереди, рядом с солдатом-кучером сидел священник с крестом в руке и епитрахилью на плечах. За повозкой шагали в два ряда солдаты. Милена смотрела, раскрыв рот; ей в голову не приходило, что это солдатские похороны. Она поняла только, что это шествие как-то связано с церковью, с религией — поняла это по присутствию священника, ехавшего на телеге с крестом в руке, и по тому, что мужчины при виде черной колесницы снимали шапки. Она пошла дальше, не решаясь спросить, что все это значит. Это все — городское. Мало ли диковинного видела она в этом городе, — такого, о чем ей и во сне не снилось! Какое ей до всего этого дело? Ей мил один Стоянчо, а все остальное неинтересно — и в городе и на всем белом свете. Единственное, что дошло до ее сознания, — это солдаты; она видела в них товарищей Стояна. Как знать, может, кто-нибудь среди этих парией знает его, дружит с ним. И она обернулась назад, с умилением провожая глазами удаляющийся взвод.

Милена уже хотела свернуть на другую улицу, как заметила, что под струей источника умываются солдаты; она невольно задержала на них взгляд, словно надеясь найти среди них своего мужа, хотя прекрасно знала, что он не может быть здесь. Ей повезло. Одного из солдат, в шапке набекрень, вытиравшего лицо платком, она узнала. Он был из их села. Милена подбежала к нему, весело окликнула его:

— Димитр!

— Здравствуй, Милена!

Солдат пошел ей навстречу, подал ей руку, С первого слова Милена заговорила о Стояне: давно ли Димитр видел Стояна, как Стоян себя чувствует, и тут же объяснила, как она искала мужа, но оказалось, что он вместе с капитаном уехал на купанья.

Солдат посмотрел на нее с удивлением.

— На купанья? — переспросил он.

— Ну да, на купанья, с капитаном и его женой.

На лице Димитра выразилось сомнение.

— Ты это верно знаешь, Милена?

— Я тебе говорю, Димитр! Зачем бы эта пожилая женщина стала врать?

— Вот как? Чудно… Разве он выписался из больницы? — воскликнул солдат.