Адские чары

Теперь она расплачивалась за своё равнодушие к законам неведомого, за глумливое недоверие ко всему, чего не могла нащупать рука, исследовать скальпель. В просвещённый век было в моде смеяться над привидениями, над сомнамбулизмом, колдовством, словом над всем, чего не понимали интеллигентные люди, подобно тому, как они отрицали существование Бога или издевались над религиозными верованиями.

Кира тоже выросла в воззрениях, что развитая и образованная девушка хорошего общества не может не краснея, верить в подобные нелепости… Дорого же ей обошлось убеждение в несуществовании потустороннего мира!..

Она взялась руками за голову, стараясь овладеть собой, а затем в свою очередь, рассказала Насте всё, что произошло с ней с того времени, как они не виделись.

— Осталась одна надежда: найти Малейнен, — закончила она свой рассказ. — Я и приехала-то сюда, отчасти для того, чтобы спросить не знаешь ли ты, где она. Если только она освободит меня, клянусь, я заплачу, чтобы она и тебя освободила от Викентия. К несчастью, нигде не сыскать эту проклятую бабку.

Настя задумалась…

— Сама я не знаю, где она. А вот, может, городовиха Ефимовна, что возила меня к ней, знает, где теперь проживает колдунья. Помнится, они очень дружили, а не то, даже сродни приходились. Мать Ефимовны, кажись, из чухон была.

Записав точно имя городового и его жены, Кира на следующий день уехала. По возвращении Киры в Петербург снова начались поиски Малейнен, и на этот раз увенчались успехом. Городовой был переведён в другую часть столицы, где его и нашли; а его жена, благодаря щедрым чаевым, немедленно сообщила желанный адрес. Оказалось, что Малейнен окончательно покинула столицу и поселилась в своей деревне около Або.

По получении столь драгоценного указания был единогласно решено, что Кира с матерью съездят к чухонке, а маркиз, со своей стороны, убеждал жену не жалеть денег.

Рассказ о мучениях Насти привёл его в ужас; он готов был заплатить цену, какую бы ведьма ни назначила, лишь бы только та уничтожила созданные адские чары и освободила обеих несчастных. Мать и дочь спокойно доехали до Або. По прибытии в большое село сердце Киры сжалось от страха и тоски, а когда их экипаж остановился перед указанным домом, Киру бросило в дрожь.

Малейнен жила на выезде из села, в большом, неприветливом на вид кирпичном доме, окружённом садом и огороженном каменным забором. У проделанной в ограде калитки висел звонок. Открыла им чухонка лет тридцати с плоским лицом и, увидив барынь, сделала книксен.

Узнав, что гости желают видеть Христину Малейнен, она подобострастно ответила, что мать дома, и просила войти, а сама кликнула мужа, чтобы вынести из коляски корзину и мешок. То были подарки; привезённые Кирой: кусок тёмно-синего сукна, шёлковый белый платок, материя на фартуки с кофточками и провизия: чай, кофе, сахар, коньяк и так далее. Пройдя по большому, чисто содержащемуся двору, окружённому конюшнями, коровниками и сараями, генеральша с Кирой вошли в просторную кухню. Перед очагом на шестах висела копчёная рыба и целые ряды сухих, круглых, плоских с дырой посередине хлебов, которые так любит финский народ. В печи горел яркий огонь, в котле варилась капуста и мясо, распространяя аппетитный запах.

Стол был накрыт на три прибора, и поставлены были хлеб, масло и крынка с кислым молоком. Всё в доме указывало на полное довольство; по-видимому, оккультные занятия приносили колдунье обильные плоды.

Генеральша пожелала остаться в кухне, и Кира прошла в соседнюю комнату, светлую, большую и не по-крестьянски обставленную.

У окна, украшенного белыми вязаными занавесками и уставленного горшками цветов, сидела колдунья и вязала.

При виде входившей гостьи не то недовольное, не то удивлённое выражение мелькнуло на лице старухи.

— Ах, это Вы, барыня? Как Вы нехорошо выглядите, — сказала Малейнен, вставая и отвешивая поклон.

— Да, я зная, что скверно выгляжу. Я приехала за тем, чтобы переговорить с Вами по очень важному делу.

— В таком случае, пожалуйте в мою комнату, — ответила старуха, хмурясь.

Она провела Киру в маленькую комнату, свою спальню, где была большая кровать с занавесками и одеялом из пёстрого ситца; у окна стояли два разнокалиберных старых кресла.

Взволнованная Кира села и стала излагать всё, что с ней произошло. Она описала, в какую пытку обратилась жизнь её и Насти, и, в заключение, упомянула о словах тётки Лебретт, что одна только Малейнен может их спасти и освободить. Пока она говорила, лицо чухонки всё бледнело.

— Ещё бы! Я думаю, что никто, кроме меня, это сделать не может, — с резким злым смехом процедила колдунья. — А только дело это — опасное, и мне не подходит.

— Господи! Умоляю, спасите, освободите нас! Я дам Вам три, пять тысяч; я сделаю всё, что Вы хотите, только спасите нас с Настей от этих чудовищ, — упрашивала Кира, стиснув руки, и разрыдалась.

Чухонка мрачно взглянула на неё.

— Нет, не могу. То, что вы требуете, уж больно опасно, рискую собственной головой. На что мне тогда ваше золото? Жизнь мне дороже, и я не стану подвергать себя опасности из-за вас. И, наконец, что вы можете иметь против меня? Вы желали выйти замуж; захотели быть свободной, чтобы выйти за другого, стали вдовой, а затем обвенчались вторично. Я всё сделала, что Вы хотели. Так чего же нужно от меня? Чтобы я стала воевать с бесами? Нет уж, благодарю покорно. Я дорожу жизнью и ничего вам не сделаю, ничего. Вот моё последнее слово!

Задыхаясь от слёз, Кира выскочила из комнаты и, как безумная, кинулась вон, но ошиблась дверью и выскочила в тёмный коридор, выходивший во двор. При входе она наткнулась на каких-то людей, подслушивавших у двери и оказавшихся дочерью Малейнен с мужем. Не говоря ни слова, они вывели Киру на крыльцо.

— Не плачьте, бедная барыня, сочувственно стал утешать её финн. — Старая не хочет вам помочь, а мы вот, дочь её и зять, мы совсем другого мнения. Смешно и глупо отказаться от хорошего заработка и, к тому же, допустить погибель такой красивой и щедрой барыни.

В душе Киры блеснула надежда. Она вытащила несколько золотых и сунула мужу с женой.

— Ах, если вы это устроите и уговорите Малейнен мне помочь, я вам дам тысячу рублей, сверх того, что обещала ей.

Чухонец щёлкнул языком от удовольствия и ещё более оживился.

— Идёт! Положитесь на меня и супругу, барыня, и старуха вам поможет; это так же верно, как я зовусь Онни Тенгрен. Она первая колдунья во всей Финляндии, и сам дьявол её боится.

Достойная чета проводила гостей с поклонами и обещаниями, записав их петербургский адрес.

Десять дней прошло в томительном ожидании. Кира ходила убитая горем; маркиз был нервен и раздражителен, а генеральша заливалась слезами. Она не сомневалась, что если и это последнее средство не удастся, её дочь погибла.

Наконец, на одиннадцатый день, поутру, за чаем лакей доложил, что прибыли две женщины и чухонец из Або и желают видеть господ по важному делу.

— Угостите их сперва, а потом проводите в мой кабинет, — приказал Керведек.

Через час вновь прибывших позвали в кабинет. Малейнен была бледна, зато дочь с зятем очень оживлены и довольны.

— Уступая нашим просьбам, мамаша согласилась разрушить то, что сделала, — с довольным видом заявила Тенгрен.

— Отлично, — сказал маркиз, отпирая письменный стол. — Вот деньги, которые вам обещала жена, за то, что вы уговорили вашу мать помочь нам; а вы, Малейнен получите две тысячи вперёд в знак нашего полного к вам доверия. Я не сомневаюсь, что такая волшебница, как вы, будет в состоянии расстроить то, что она сделала.

Несмотря на комплимент, старуха оставалась мрачной и озабоченной.

— Я уже говорила вашей жене, что дело это опасное, трудное и за успех его поручиться не могу. Уступая просьбам детей, я попробую уничтожить колдовство, но для того мне нужна моя прежняя квартира: там остались мои бутылки.

— Квартира будет, — вмешался. — Я уж говорил со сторожем; он готов отдать внаём на неделю, да только пятьдесят рублей запросил.