Страница 35 из 41
Аделаида последовала за супругом; на следующий день во всех землях, подвластных Фридриху, начались торжества в честь возвращения принцессы и примирения супругов. Отягощенные подарками и поздравлениями, прибыли посланцы герцога Брауншвейгского, и все с удовольствием предались развлечениям.
— Ах, Батильда, — обратилась однажды Аделаида к любезной спутнице своей, неотлучно ее сопровождавшей, а теперь получившей должность первой придворной дамы, — дорогая моя Батильда, мне кажется, супруг по-прежнему подозревает меня в измене; но что я могу ему сказать, когда сердце мое молчит? Я не могу лгать, как лгут изменницы, и не имею сил совладать с сердцем своим.
— А как сильно маркиз Тюрингский любит вас!
— Он иногда говорит с тобой обо мне?
— Во время празднеств, сударыня, он смотрит только на вас, а если иногда и отводит взор, то лишь для того, чтобы сказать мне о том, как он счастлив, что возлюбленная его наконец находится рядом с ним.
— А Фридрих с тобой говорил?
— Очень редко, сударыня; он то слишком сдержан, то нарочито весел.
— Боюсь, он снова что-то замышляет, дабы лишить меня покоя!.. А что скажешь ты о Мерсбурге?
— Я по-прежнему считаю его искренним другом. Помните, как быстро он привел к вам маркиза Тюрингского — на следующий день после нашего прибытия!
— Очень мне хотелось бы, чтобы мы в нем не ошиблись.
О заблуждении Батильды свидетельствовали многие беседы графа с принцем, а если бы обеим женщинам довелось услышать последнюю их беседу, подозрения Аделаиды переросли бы в уверенность, а Батильда была бы искренне изумлена.
— Итак, государь, — обратился Мерсбург к своему повелителю, — вы так до сих пор и не сказали мне, довольны ли вы принцессой.
— Я думал, дорогой граф, что ты все понял по лицу моему; разве ты не видишь, как я обхожусь с ней? И как холодно разговариваю с Батильдой, этой свидетельницей ее беспутного поведения, кою она почтила своим доверием?
— И все же не следует слишком волноваться, принц; возможно, мы ошибаемся.
— Нет, Мерсбург, нет, ее холодность и замешательство в день нашей встречи все мне прекрасно объяснили: она опустила глаза и не осмелилась ответить на мои вопросы. Она виновна, и я сомневаюсь, правильно ли я поступил, оставив ее подле себя: не исключено, что в конце концов эта женщина навлечет на меня позор… Впрочем, крепость в Торгау сгорела не полностью, а выгоревшая часть уже восстановлена.
— Нет, сударь, не следует прибегать к таким средствам, они и опасны, и бесполезны; признание заблуждений дочери герцога Брауншвейгского навлекут на вас гнев ее отца, а нынче князья Германии не должны ссориться между собой: иностранные государи хотят завоевать нас, поэтому нам необходимо объединить наши силы. Почитая себя оскорбленным, будьте сдержанны в обращении с ней, и продолжим наши наблюдения. Ведь до сих пор мы так и не нашли истинный предмет страсти ее, но если предмет сей обнаружится, надобно покарать, скорее, его, нежели ее.
— Значит, ты уже кого-то подозреваешь?
— Мои подозрения еще слишком смутные, а потому я не хочу посвящать вас в них; я хочу выяснить все досконально, и как только все узнаю, немедленно вам сообщу.
От принца Мерсбург отправился к принцессе.
— Сударыня, — начал он, — отношение к вам Фридриха начинает меня беспокоить. Если бы я не понимал, сколь важно поддерживать в вас решимость оставаться при дворе, не знаю, возможно, я бы и посоветовал вам снова его поки-путь; однако отъезд ваш скомпрометирует вашу репутацию… Оставайтесь.
— О, — в тревоге воскликнула Аделаида, — значит, меня снова ждут оковы? Скажите, что вам удалось узнать?
— Увы, супруга вашего терзают новые сомнения, а значит, он может опять заточить вас в темницу. По возвращении вы не сумели полностью рассеять злосчастные подозрения его, а теперь они преумножились, и супруг ваш намерен наказать вас еще более жестоко. Чтобы защитить себя, вам понадобится сила.
— Но зачем она мне, если я ни в чем не виновна? И зачем ему видимость ошибки превращать в тысячу проступков, заслуживающих кары? Неужели он хочет сделать меня самой несчастной женщиной в мире?
— Боюсь, теперь он смотрит в сторону маркиза Тюрингского; если он догадается, что мы станем делать?
— Я предпочитаю бежать, нежели подвергнуть маркиза хотя бы малейшей опасности!
— Узнав о бегстве вашем, впрочем совершенно бесполезном, ваш возлюбленный умрет от горя. Успокойтесь, я за всем наблюдаю. Если нам придется прибегнуть к крайним средствам, мы используем их без колебаний.
— Праведное небо! О каких средствах вы говорите?
— Я пока не знаю, чего могут потребовать обстоятельства, но, во всяком случае, вам понадобится еще больше мужества, нежели приходилось вам являть прежде.
— Ах, я не желаю обрести счастье ценой преступления!
— Дайте хотя бы согласие: все будет сделано за вас.
— Я никогда не дам согласия на преступление.
— Что значит преступление для государей? Однако вы меня разочаровываете: нельзя цепляться за подобные заблуждения.
— Что вы хотите этим сказать?.. Объясните мне.
— Пока не могу; все зависит от того, как станут разворачиваться события.
— Постарайтесь не делать ничего, что могло бы отяготить мою совесть.
— Подумайте о том, что великие преступления иногда являются столь же необходимыми, как и великие добродетели, а чтобы обрести счастье, нередко приходится поступаться добродетелями.
— Не знаю, Батильда, — сказала принцесса Саксонская через несколько дней после встречи с Мерсбургом, — не знаю, что он хотел сказать, не знаю, что он намерен сделать, но чувствую, как вокруг меня плетется какая-то запутанная интрига. Мерсбург толкует о каких-то преступлениях… Неужели кто-то решил покуситься на жизнь моего супруга? Ах, я не допущу покушения на жизнь его!
— Ничего не бойтесь, сударыня, — ответила Батильда. — Маркиз Тюрингский верен государю, и я твердо уверена, что он не пойдет на такой шаг.
— Постарайся что-нибудь разведать, Батильда; надеюсь, ты понимаешь, что госпожа твоя никогда не согласится на преступное деяние.
— Я слишком хорошо знаю вас, сударыня, и не ожидала иного ответа.
Тем временем маркиз Тюрингский не упускал ни единой возможности побеседовать со своей возлюбленной.
— Но, сударыня, неужели я вновь обрел вас лишь для того, чтобы окончательно утратить надежду на сближение наше?
— А разве вы не почитаете за счастье возможность видеться каждодневно?
— Это счастье лишь подогревает желание никогда с вами не расставаться.
— Вы знаете, что это невозможно; сама мысль об этом является преступной.
— Мне кажется, граф полагает иначе.
— Значит, он сообщил вам нечто, отчего у вас появилась надежда?
— Еще нет, но я вижу, как он постоянно хлопочет о том, что более всего интересует нас.
— Ах, милый друг, не будем думать о том, о чем потом придется горько сожалеть; чувства, кои скрывать мы не в силах, сами по себе являются преступными.
— Я не вижу в них никакого преступления; разве вы не полюбили меня раньше, чем познакомились с тем, кто сегодня омрачает ваше счастье?
— Только эта мысль и успокаивает мою совесть; я часто призываю ее на помощь; но еще чаше я прогоняю ее, ибо при виде вас я забываю обо всем…
— Милая, нежная моя подруга, почему Небо не предназначило нас друг для друга?.. Ах, кто знает, что оно нам приготовило…
— Увы, рок судьбы тяготеет над нами, счастье наше идет бок о бок с преступлением.
— В таком случае, Аделаида, нам надо расстаться; не стоит совершать проступка, способного омрачить всю твою жизнь.
— Вот, — произнесла принцесса, кладя ладонь на грудь маркиза там, где билось его сердце, — вот алтарь, на котором я клянусь любить тебя всю жизнь.
— Тогда позвольте мне, — воскликнул маркиз, — подкрепить эту клятву моей собственной, запечатлев поцелуй на руке, коей я столь тщетно добиваюсь! И да погибнет нарушитель сей священной клятвы…