Страница 86 из 99
Затем, привыкнув немножко, а может быть, и попросту выспавшись, вы начинаете прислушиваться к храпу и изучать его.
И вы открываете, что он бывает разнообразен до бесконечности. Главные же формы его следующие: густой, грозный, так называемый генеральский. Затем храп игривый, с присвистом. Затем с отдуванием, как будто спящий сдувает муху, севшую ему на верхнюю губу. Затем храп с переливами, напоминающий полоскание горла, храп меланхолический, тягучий, бархатный, зловещий.
— Кто же это у вас храпит, голубушка? — спрашиваете вы, наконец, у хозяйки. — Ведь вы уверяли, что у вас других жильцов нет.
— Ах, не обращайте внимания! Это так, старичок блаженный. Откушает в два часа, а потом до вечера спит.
Вы смиряетесь. Вечером, когда к вам приходят гости и вы начинаете им декламировать душистые стихи Бальмонта, блаженного старичка начинают мучить кошмары, и он раздирает вам душу и пугает друзей ваших неистовыми воплями:
— Ой! Ай, Господи! Душу на покаяние! У-у-у!
— Чего вы пустяков пугаетесь? — удивляется одинокая хозяйка. — Это он всегда так, когда за обедом тяжелого покушает.
В коридоре вы вечно наталкиваетесь на какую-то темную личность, которая прячется от вас за шкап или быстро шмыгает в соседнюю комнату, где запирается. Очевидно, он там и ютится.
— Это кто же такой? — недоумеваете вы.
— Ах, пустяки! Это так себе, блаженный…
— Ах, тоже блаженный?
— Да уж такие все подобрались.
В следующую вашу встречу вы всматриваетесь в темную личность и узнаете, что это просто рыжий детина без малейших следов блаженства.
— Это, верно, ваш жилец, зачем вы скрывали? — упрекаете вы.
— Что за вздор, — какой там жилец. Разве можно его жильцом назвать, когда он никогда вовремя денег не платит? Как срок приходит, так мне от него огорчение и позор. Ни разу без мирового не обошлась. Разве это жилец?!
Остров мёртвых
Вчера мне повезло. Вчера я была счастлива.
Я сидела в гостиной, в которой ни на одной стене не висела гравюра с картины Беклина «Остров Мертвых»!
Конечно, поверить этому трудно, но, уверяю вас, я не хвастаю.
В продолжение приблизительно десяти лет, куда бы я ни пошла, всюду встречал меня этот «Остров Мертвых».
Я видела его в гостиных, в примерочной у портнихи, в деловых кабинетах, в номере гостиницы, в окнах табачных и эстампных магазинов, в приемной дантиста, в зале ресторана, в фойе театра…
Я так привыкла к этому, что часто, входя в какой-нибудь новый дом, инстинктивно искала его глазами и, только найдя, успокаивалась.
— Ага! Вот он! — думала я. — Ну, значит, все в порядке.
Если случайно где-нибудь «Острова мертвых» не оказывалось, то это было признаком очень серьезным. Это значило, что жизнь в этом доме течет не обычным, а каким-то неестественным, болезненным порядком. В лучшем случае это означало, что люди только что переехали и еще не успели устроиться или собираются переезжать, и «Остров мертвых» уже упакован.
Но чаще отсутствие этой картины знаменует какую-нибудь тяжелую семейную драму или полный крах, когда люди уже ни на что не обращают внимания и о чужом мнении не заботятся.
Одна моя приятельница, которую я давно не видала, встретила меня приветливо, весело, оживленно щебетала и в продолжение получаса обманывала меня так ловко, что я все время думала:
— Вот ведь кому хорошо живется!
Но вдруг я скользнула глазами по стене и тихо ахнула: на стене не было «Острова мертвых».
— Надя! — сказала я, взяв ее за руку. — Скажи мне сейчас же, но только всю правду, отчего у тебя нет «Острова мертвых»?
Глаза у нее забегали, она, видимо, смутилась, но старалась казаться веселой.
«Остров мертвых»? Ах, что за пустяки! Неужели то так важно?
— Надя! — повторила я строго. — Не лги! Где «Остров мертвых»?
Она вдруг заплакала и сказала покорно и искренно:
— Мне Сережа изменяет!
— Ага!
— Только я не хочу, чтоб об этом знали! Я стараюсь скрыть, я смеюсь и болтаю…
— Стараешься скрыть, а забываешь повесить «Остров мертвых». Ты наивна или других считаешь таковыми. Сейчас же повесь и не пускай никого, пока не повесишь.
Она горячо поблагодарила меня и тут же послала прислугу в мелочную лавку взять пока что хоть пару открыток с «Островом мертвых».
— Я думаю, если пару повесить, то это совсем отвлечет подозрения. А у нас в мелочной очень недурные, потому что большой спрос. Да и удобно: нам отпустят на книжку.
Вспоминаю, как я увидела «Остров мертвых» в первый раз.
Это было давно, в те блаженные времена, когда стены украшались приложением «Нивы»: «Король-жених» или «Дорогой гость».
«Король-жених», как картина содержания салонного, вешалась больше в гостиную.
«Дорогой гость» был хорош и в столовой, потому что изображенная на нем чара вина возбуждала соответствующие обеду мысли.
Оба эти произведения искусства ни к чему не обязывали, на воображение не посягали и на настроение не метили. Они просто висели — и ладно.
В хозяйстве это было даже подспорье. Увидит хозяйка масляное пятно на обоях или заметит, что крюк какой-нибудь из стены торчит без смысла и цели — возьмет «Жениха» либо «Дорого гостя» и повесит. И вся семья потом радуется:
— Вот как удачно вышло!
— Как раз пятно закрыто! Чудная картина!
И вот в один прекрасный день увидела я вместо «Дорогого гостя» большую гравюру, тихую, жуткую.
— Что это?
Это был «Остров мертвых».
Я долго смотрела на него, как смотришь в первый раз на загадочную красавицу- незнакомку, смотришь и не знаешь, что будет она твоей женой, народит золотушных идиотов и будет визжать на кухарку, тряся кулаками:
— Если вы чашку разбиваете, вы обязаны откупить! Я не обязана вам чашку прощать! Вы обязаны беречь барское добро, а я вас дармоедку, держать у себя не обязана.
Я смотрела на «Остров мертвых», а хозяин дома, беспартийно-декаденствующий молодой человек, говорил, выкатив на картину сизые глаза:
— Дэ! Это хорошо! Дэ! Это важно! Дэ! Это нужно!
С тех пор я точно переменила место жительства. Я не узнавала привычной обстановки.
Точно заклял меня кто и отгородил от прежней жизни этими мертвыми скалами. Сначала было интересно, приятно. Картина нравилась и была хороша. Потом с ней начали ассоциироваться слышанные сплетни, виденные рожи, промученные скукой часы. Чем дальше, тем хуже. Мало-помалу проявлялось к картине странное отношение. Она становилась противной, как невинный и бессловесный идиот, который хоть и ни в чем не виноват, но раздражает до бешенства, потому что торчит перед носом, когда его совершенно не требуется, потому что бестактно напоминает о чем не следует, и тем противнее, чем невиннее.
И кажется, что она подурнела за эти годы. Кипарисы облезли, горы расселись, лодка скособочилась и у плывущих на ней покойников спины стали какие-то подозрительные.
И я решила, что с меня довольно. Или я, или она.
И действовать нужно хитро. Для многих «Остров мертвых» имеет такое же серьезное значение, как — университетский значок на груди спившегося чиновника.
— Мы, мол, тоже не лыком шиты. Мы, мол, сами с усами, знаем, что такое стиль нуво, и имеем высшие запросы относительно искусства. А без значка кто нам поверит?
И я схитрила.
Пришла к знакомым, оглядела стены гостиной, удивленно подняла брови:
— Послушайте, что же это такое? Где, же у вас приложение к «Ниве», знаменитая картина «Король-жених»?
Все растерялись. Сначала усмехнулись, потом притихли.
— Н-не знаем… Кажется, на чердаке где-то есть. А что?
— Как что? Разве вы еще не знаете, что теперь нельзя вешать «Остров мертвых»? Это старо! Это показывает, что вы разучились молиться и претворять обыденно повседневное в мистически единственное через экстаз личного творчества. Повесьте сейчас же на место этой пошлости «Короля-жениха». В этом радость!