Страница 66 из 76
— Здравствуйте вам! — с иронической вежливостью сказал Куприков.
— И вам здравствуйте! — бодро откликнулся толстячок, продолжая прыгать и ловить ногой штанину. Наконец поймал, натянул брюки и стал их застегивать.
— Вам, граждане, известно, что охотиться, а также ловить рыбу в водах на территории заповедника категорически запрещается?
— Известно! — сказал толстячок. — Но человек слаб, товарищ егерь, и его обуревают страсти, из которых рыбная ловля далеко не последняя по силе и прочности. Каюсь и признаю!
— Документики ваши предъявите!
— Не взяли с собой, извините! Я Макаров Петр Петрович, а мой напарник Усачев Сергей Павлович. Мы работаем в городе… — Толстячок запнулся на одно мгновение и сказал с простодушной улыбкой: — Так испугался от вашего неожиданного появления, что даже название родного учреждения из головы вылетело. Я инспектор Сельхозтехники, а Сергей Павлович наш бухгалтер. У меня завтра день рождения, захотелось полакомиться свежей рыбкой…
— И вы, значит, чтобы это лакомство добыть, невод с собой прихватили?
— Не любитель я с удочкой, товарищ егерь. На одном конце крючок, на другом — дурачок. Вот сеть — это настоящее мужское удовольствие! Подтверди, Сергей Павлович!
Мрачный усач сказал мирным басом:
— Подтверждаю! Удовольствие!
— Ну ладно, хватит! — начальственно бросил старший егерь. — Орудие ваше, граждане, мы конфискуем, а вы сами с рыбой садитесь в лодку. Мы вас доставим куда нужно для оформления протокола и передачи дела в суд. А уж там вам пропишут настоящее мужское удовольствие! Собирайтесь!
Нарушители покорно смотали невод, взяли свои рюкзаки. Потом толстячок, пошептавшись о чем-то с усачом, подошел к егерям, молча наблюдавшим за их действиями, и, обратившись к Куприкову, сказал с той же широкой, покоряющей улыбкой:
— Все мы — люди, как говорится, все мы человеки, товарищ егерь. Если вникнуть в суть, мы одним с вами миром мазаны!
— Это как надо понимать? — нахмурился Куприков.
— Мы ловцы, и вы ловцы. Мы рыбку ловим, а вы — нас. Рыбак рыбака, как говорится, видит издалека. Есть у нас к вам деловое предложение.
— Ленька! — обрадовался Куприков. — Будешь свидетелем: он мне взятку предлагает! Ваше деловое предложение, гражданин Макаров, будет включено в протокол.
— Ты до конца дослушай, а потом включай. Никакой взятки я не предлагаю. Деловое предложение наше такое: сварить сейчас ушицу — не пропадать же рыбке! Отметим сообща мой день рождения, раз уж все так нескладно получилось! У меня при себе имеется поллитровка чистого спиртика. Покушаем, отдохнем на свежем воздухе по-человечески, а потом — пожалуйста, везите нас к месту вашего назначения.
Куприков вопросительно поглядел на Леньку.
— Сейчас поедем, дядя Ваня. Нечего тут прохлаждаться, — проворчал Ленька.
— Ишь ты, какой строгий молодец! — сказал толстячок. — Не бойся, парень, не убежим!
— От меня, брат, не убежишь! — усмехнулся Куприков и многозначительно поправил на плече ремень казенного охотничьего ружья.
Толстячок впился цепкими карими глазенками в суровое лицо старшего егеря. Какая-то жилочка дрогнула на этом непреклонном, булыжном лице.
— Ну-с, какая же будет ваша окончательная резолюция, товарищ егерь?
— Можно, конечно… посидеть… по-человечески… часок-другой, — медленно цедя слова, сказал Куприков. — Тем более что рыба все равно вами уже спорчена, но… не надейтесь на амнистию! Не будет вам от меня амнистии! Не будет амнистии! — повторил он твердо. — Так и знайте! Понятно вам?
— Понятно! — сказал толстячок и весело крикнул своему напарнику: — Сергей Павлович, готовь рыбу для ухи, а я займусь костром!
…Огненная, густо наперченная уха (все приправы к ней нашлись в рюкзаке усача) была отменного вкуса, цвета и запаха. Да и разведенный спиртик тоже был хорош!
Солнце опускалось за горизонт, от воды тянуло влажным холодком, а от розовых углей потухшего костра приятным теплом. Идиллическую картину тайной вечери на берегу заводи портил один Ленька. Не принимая участия в пиршестве, он сидел в стороне на сосновом пне, неподвижный, молчаливый, осуждающий.
Толстячок сказал порядком осоловевшему Куприкову:
— Саботажничает твой парень, Иван Лукьянович, это нехорошо! Разболталась у тебя дисциплина на судне! Надо гайки подвинтить!
— Сейчас подвинтим! — Куприков налил в стакан разведенного «так на так» спирту, поднялся, подошел к Леньке. — Ты чего, Алексей?
— Ничего! Что вы делаете, товарищ старший егерь?! Совесть ваша где?!
— Молод еще меня совестью попрекать! Ты что, думаешь, амнистия им будет от меня? Не будет им амнистии! Понятно тебе?! На, выпей!
— Не стану я пить!
— Пей! — заорал Куприков. — Не дисклидитируй меня перед людьми. За здоровье Насти своей. Давай!..
Ленька взял стакан и одним глотком осушил его.
— Ступай к костру, закуси, а то охмелеешь разом!
…Теперь у костра сидели в полном кворуме. Допили спирт, доели уху. Толстячок вытер свою ложку клочком газеты, сунул ее за голенище резинового сапога.
— Самое время анекдоты послушать. Кто хороший анекдот знает — выкладывай!
Куприков, кашлянув, сказал:
— Давайте я начну.
И пошел жевать свою мочалку!
Толстячок послушал, поморщился.
— Нет, Иван Лукьянович, извини, но ловишь ты нашего брата лучше, чем анекдоты рассказываешь! Дай-ка я попробую…
— Валяй! — сказал Куприков, скрыв обиду. — Рассказывай, а мы посмотрим, какой ты заслуженный артист по этой части!
«По этой части» толстячок действительно оказался артистом! Анекдотов он знал великое множество, они вылетали из его рта длинными пулеметными очередями — все неприличные, но рассказчик, в отличие от Куприкова, преподносил их легко, с каким-то странным, диким изяществом, заставляя своих слушателей хвататься за животы от хохота и вытирать слезы.
Наконец рассказчик закончил свое выступление у костра.
— Хорошенького понемножку! Пора, пожалуй, бай-бай-бай делать. Смотри, совсем стемнело. Луна-то какая сегодня красавица!.. Иван Лукьянович, — прибавил он и, аппетитно зевнув, громко, по-собачьи, щелкнул челюстями, — есть деловое предложение: утречком, по холодку, поедем с вами куда нужно. Не тащиться же сейчас, на ночь глядя, надо отдохнуть после такого концерта!
— Правильно! — согласился Куприков. — Отдыхай, артист. Но помни…
— …что амнистии не будет! — сказал, подмигнув ему, толстячок и рассмеялся. И усач тоже загрохотал басом ему в лад.
Нарушители устроились под соснами на зеленом с проседью моховом коврике, положив под головы свои рюкзаки и укрывшись ватниками. Вскоре они громко захрапели дуэтом. Куприков и Ленька остались сидеть у костра.
Красавица луна светила мирно, ярко, лягушки в камышах давали свой концерт, захлебываясь руладами сумасшедшего кваканья и бульканья. Дивная летняя ночь вступила в свои права.
— Ты, Ленька, покарауль их, — потягиваясь и зевая, сказал Куприков, — а я вздремну малость, а потом тебя сменю! Понятно тебе?
— Понятно, дядя Ваня.
Куприков лег, натянув на голову взятый из лодки брезентовый плащ.
Ленька сидел один у потухшего костра, в голове у него шумело. Очень хотелось спать, в глаза, казалось, набился песок — такими тяжелыми стали веки.
Чтобы не уснуть, Ленька стал думать о Насте, о том, как пойдет в воскресенье в клуб на танцы и увидит ее. Да вот же она — стоит в зале, на ней короткое платьице, голубое, под цвет глаз, смотрит улыбаясь на Леньку. Ленька подошел к Насте, несмело обнял ее, а она вдруг взяла да так сильно толкнула его в грудь, что он чуть с ног не свалился. Ленька снова потянулся к Насте, и снова она с силой оттолкнула его, да еще и обругала, нехорошо, по-мужски. Ленька открыл глаза и увидел склонившегося над ним Куприкова.
— Проснись, караульщик поганый!
Со сна Ленька ничего не помнил и ничего не понял. Сел, стал протирать кулаком глаза. Куприков продолжал яриться:
— Я тебе что приказал? Караулить их! А ты… кулак под голову и в объятия к Марфеи?! Я тебя научу, как спать на посту! Рапорт на тебя подам, со службы прогоню с волчьим билетом!..