Друзья и соседи

— Да-да, конечно. Обязательно…

— Спасибо. Отдыхайте. Всего доброго!

Бармин положил трубку. Он совсем забыл. И как это сегодня некстати. Если приступ не состоится и всё пройдёт— хорошо, он заедет и, конечно, выступит. А если ему станет хуже? Что тогда?…

Он написал записку: «Варя! Мне нужно было уехать в одно место, и я срочно уехал. Я потом позвоню. Не волнуйся, всё будет в порядке. Ц. В.».

Ц. В. — целую. Викентий.

Он положил записку на пол. Варя вернётся, сразу же её увидит, прочтёт и, конечно, начнёт волноваться. А собственно, чего ей волноваться? Он ведь частенько срывался — то на поздний концерт, то на ночную съёмку. Зря он написал «не волнуйся». Чаще всего это пишут и говорят как раз в тех случаях, когда есть повод для волнения.

Ничего! Он позвонит из больницы и скажет: «Варя! Угадай, откуда я с тобой говорю?» Она, разумеется, не угадает. Тогда он спокойно и, если удастся, так небрежно, вроде бы между прочим, скажет: «Значит, так. Случился небольшой приступ печени. Совсем небольшой, почти незаметный. Я позвонил, и, можешь представить, приехал один мой знакомый. Его фамилия Зайцев, Он приехал в машине «Перевозка больных». Но это не потому, что я такой уж больной. Это вышло чисто случайно. Я чувствую себя значительно лучше, так что ты не волнуйся. Я тебе завтра позвоню, и ты сюда прикатишь, мы поговорим, погуляем…»

Варя это выслушает, но она не поверит, что всё обстоит именно так. Она поймёт, что в его словах много вранья — и приступ вовсе не небольшой, а, наверное, серьёзный, и ни о какой совместной прогулке завтра даже и речи быть не может.

Бармин лежал одетый, прикрытый одеялом, серым с зелёными полосами. Машина шла не быстро, за окнами проплывали фонари, огни светофоров.

Доктор Зайцев сидел рядом на откидном стульчике.

— Зачем мы едем в больницу? — Бармин уже третий раз спрашивал об этом, но так и не получил ответа. И правильно. Незачем задавать праздные вопросы.

— Зачем мы едем в больницу? — снова спросил Бармин.

— Так уж и быть, скажу. Не хотел, правда, говорить, но разве от вас скроешь. Мы едем с вами заниматься фигурным катанием.

— Но мы же не взяли коньки, — сказал Бармин. Он оценил шутливый настрой доктора Зайцева.

— На сей раз обойдёмся без коньков.

Зайцев это сказал серьёзно, даже строго, давая понять Бармину, что он не склонен к пустой болтовне. У него в машине больной. Печоночник.

Некоторое время Бармин лежал молча, воскрешая в памяти события минувшего вечера — и неожиданный приступ, и новую встречу с рыжим доктором, и предотъездную суету.

И тогда он вспомнил телефонный звонок Юрия Ильича. Как же ему быть?… Его же сегодня ждут на праздничном вечере в театре. Это его любимый театр, Мальчишкой он бегал туда на все спектакли. В школе театра училась его Наташа. Ту же школу недавно окончил Колька. Дети пошли по стопам отца. Его судьба связана с этим замечательным театром. Он дал слово сегодня выступить. Он выйдет на сцену согбенным стариком, он это хорошо делает, хотя сохранил по сей день лёгкость походки и спортивную подтянутость.

Итак, он выйдет на сцену и по-стариковски, путая всё на свете, скажет приветственное слово. Может получиться смешно. А может быть, он сделает что-нибудь совсем другое…

— Где мы едем? — спросил Бармин.

— В каком смысле?

— По каким улицам?

У него уже созрело решение, и он лихорадочно думал о том, как бы ему не озадачить милейшего доктора Зайцева своей просьбой, которая ему безусловно покажется легкомысленной и нелепой.

— Больной интересуется маршрутом, — громко, адресуясь к водителю, сказал Зайцев.

— Выедем на площадь, оттуда по Арбату, на Кутузовский и прямо.

— Значит, мы поедем по Арбату., Поедем по Арбату…

Бармин взглянул на ручные часы.

— Десять сорок пять, — подсказал Зайцев.

— Доктор!.. Я… Я расскажу вам занятную историю, — приподнявшись и опираясь на локоть, торопливо начал Бармин. — Два года назад мы с театром были в Будапеште, имели успех, венгры понимают толк в юморе… И вот после пятого или шестого спектакля я заболел и не успел оглянуться, как меня уложили в клинику. Провёл я там неделю, почувствовал себя лучше, вот примерно как сейчас… А я дал обещание выступить по телевидению, и тут как раз за мной приехали с телевидения… Я начал своё выступление так… Я немножко говорю по-венгерски… Я сказал: «Дорогие друзья! У меня к вам большая просьба, случайно не проговоритесь доктору Гидашу, что я сегодня выступаю. А то мне от него здорово нагорит!..» И представляете себе, когда я через три дня выписался из клиники, люди, которые меня узнавали на улицах Будапешта, прикладывали палец к губам и улыбались. Я понял, что они обещали мне сохранить мою тайну…,

Зайцев слушал с большим интересом, одобрительно покачивал головой, и Бармин подумал: «Всё. Вполне достаточно. Он уже морально подготовлен».

— Действительно, занятная история, — сказал Зайцев и нахмурился: — Вы почему сели? Вам что, неудобно лежать?

— Доктор! Прошу вас, вы меня только, пожалуйста, не перебивайте!.. Попросите водителя остановить машину, не доезжая перекрёстка. Я должен выйти максимум на десять минут!..

— Что?!

— Если хотите, вы мажете меня сопровождать как врач…

Зайцев в изумлении смотрел на Бармина,

— Вы, наверное, шутите?

— Нет! Я не шучу… Товарищ водитель, мы здесь на минуточку выйдем, — сказал Бармин.

Водитель затормозил и остановил машину у тротуара.

— А что случилось? Больному плохо стало?

— Мы сейчас вернёмся с доктором, — Бармин благодарно пожал руку Зайцеву и вышел из машины. Зайцев вышел следом за ним. — Доктор! Не смотрите на меня так сурово. Я в полном порядке!..

Они вошли в подъезд театра, впереди Бармин и за ним Зайцев. Изумление всё ещё не покинуло его. Он шёл и прикидывал, что в случае чего он скажет: «Мы задержались по просьбе больного. Очень уважаемый человек. Пришлось пойти навстречу».

Водитель — мужчина немолодой — много лет работал на «Перевозке» и научился ничему не удивляться. Задержались бы люди у «Гастронома», он бы всё понял. Такое, очень редко, но всё же случалось. Но чтобы по дороге в больницу пойти в театр, такого в его практике не бывало.

Оставшись в одиночестве, водитель закурил и включил транзистор «Сокол».

Он покрутил ручку настройки, миновал грозное хоровое пение, торопливую фразу спортивного комментатора насчёт хоккея, и потом он услышал аплодисменты.

… Примерно минут через пятнадцать возвратились оба его пассажира.

Больной спокойно улёгся на койку, а доктор бережно прикрыл его одеялом и опустился на свой стульчик.

— Поехали! — скомандовал Зайцев.

Машина тронулась.

— Вы много потеряли, — сказал водитель. — По радио концерт передавали. Артист выступил просто-таки замечательно. Такой грохот стоял!.. В конце ему хлопали, кричали, а он почему-то больше не вышел! Небось зазнался. Или на другой концерт убег.

— Возможная вещь, — сказал Зайцев и осторожно покосился на Бармина.

— Как мы себя чувствуем? — бойко, с несвойственной ему интонацией спросил Зайцев.

— Хорошо! — не открывая глаз, коротко ответил Бармин, и «хорошо» это значило больше, чем ответ больного на вопрос доктора.

Машина выехала на Кутузовский проспект и прибавила скорость. Свет фонарей ритмично, как удары пульса, выхватывал из полутьмы лицо усталого, но, судя по улыбке, счастливого человека.

Старый тополь

Это был странный звонок. Когда я снял трубку и по привычке вместо «алло» назвал свою фамилию, я услышал басовитый голос: «Здравствуйте. Простите, как ваше имя-отчество?» — «Сергей Васильевич». — «Сходится, — донеслось из трубки. Это было адресовано не мне, а куда-то в сторону. — С вами говорит инженер Пронин. У меня имеется сын Володя, который стоит рядом и смотрит мне в рот». — «Я ничего не понимаю», — сказал я и услыхал вопрос: «Вы давно живёте в Москве?» — «С рождения». — «А вам больше сорока лет?» — «К сожалению, больше», — ответил я и вдруг ощутил какой-то необъяснимый, нарастающий интерес к моему собеседнику. «И последний вопрос, самый важный, — вы случайно не проживали в районе Таганки?» — «Проживал». «Папа, это он!» — раздался взволнованный детский голос. Тогда, мгновенье помолчав, Пронин сказал: «Сергей Васильевич, заезжайте к нам вечерком на полчасика. Не пожалеете». — «А в чём дело, если не секрет? — спросил я, уже твёрдо решив в этот момент — поеду, и, не ожидая ответа, сказал: — Давайте адрес».