Избранное

– Предлагаете построить новую крепость? – спросил герцог.

– Ваше величество, – заволновался бургомистр, – я хорошо знаю этого человека. Сейчас будет такое, что мы все взлетим на воздух!

– Что, и я тоже? – удивился герцог.

– Я и говорю – все.

– Зажечь фитиль! – скомандовал Мюнхгаузен.

К пушке приблизился солдат с зажженным фитилем.

– А потом она его разлюбит? – спросил зритель в цилиндре.

– Если вы знаете дальше, так не рассказывайте, – недовольно ответила сидящая рядом дама.

В ложе герцога возникла паника. Туда прибежал судебный секретарь и тотчас убежал назад.

Феофил обернулся к матери:

– Я уже ничего не понимаю. Так это он или не он?

Ударила барабанная дробь.

– Остановитесь, барон! – громко произнес судья, получив в руки депешу от секретаря. – Высочайшим повелением, в связи с благополучным завершением судебного эксперимента, приказано считать подсудимого бароном Карлом Фридрихом Иеронимом фон Мюнхгаузеном!

Раздались аплодисменты и приветственные возгласы.

Рамкопф стукнул себя по лбу:

– Господи, как мы сами-то не догадались!

Баронесса рванулась из ложи, мучительно вглядываясь в лицо Мюнхгаузена:

– Это он! Карл, я узнаю тебя! Фео! Что ты стоишь? Разве не видишь? Это твой отец!

– Па-па! – хрипло закричал Феофил с глазами, полными слез, и бросился на шею Мюнхгаузену.

Дирижер взмахнул палочкой. Грянул стремительный праздничный галоп.

Кто-то кого-то целовал, кто-то кричал что-то восторженное. Марту оттеснили какие-то громогласные ликующие горожане.

Мюнхгаузен потерял ее в этой взбесившейся толпе жителей Ганновера, хотел что-то сказать, но ему не дали. Рамкопф подхватил его под руку:

– Поздравляю вас, барон!

Мюнхгаузен взглянул себе под ноги – на земле судорожно отбивал земные поклоны пастор:

– Господи, спасибо! Ты совершил чудо! Господи, спасибо…

Нахлынувшая толпа закружила его, и он попал в руки бургомистра, который его неожиданно и крепко поцеловал:

– Я знал. Знал… но это так неожиданно. Поздравляю от всей души!..

– Но с чем? – изумился Мюнхгаузен.

– Как «с чем»?! С успешным возвращением с Луны.

Мюнхгаузен огляделся по сторонам, ища сочувствия:

– Но я не был на Луне.

– Как это не был, когда уже есть решение, что был, – с укором произнес бургомистр. – Мы все свидетели.

– Это неправда! – закричал что есть силы Мюнхгаузен. – Неправда-а-а!..

Воцарилось глубокое и тягостное молчание. Все замерло. Мюнхгаузен смотрел перед собой, не зная, что еще сказать людям. Он почувствовал, что остался один.

Впереди стоял большой банкетный стол, за которым сидел добрый герцог и улыбался. Бесшумно скользили вышколенные официанты. Некоторые ему улыбались из-за стола, другие накладывали кушанья в тарелки.

– Присоединяйтесь, барон… Присоединяйтесь! – подмигнул ему бургомистр.

Рамкопф помахал ладошкой.

– Да, конечно, – вежливо улыбалась баронесса. – Когда мой муж летал, я безумно волновалась, но могу сказать одно: верила, что прилетит.

Герцог встал с кресла и поднял бокал. Все затихли.

– Присоединяйтесь, господин Мюнхгаузен, – тихо и проникновенно произнес он. – Прошу! Присоединяйтесь!

Все дружно подняли бокалы.

– Господа, – спокойно и задумчиво произнес Мюнхгаузен. – Вы мне все очень надоели. – Воцарилась мертвая пауза. Он не тронулся с места. Он остался стоять там, где стоял, напротив герцога. – Поймите же, Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем, что не врет. Я не был на Луне. Я только туда направляюсь. Конечно, это не просто. На это уйдет целая жизнь, но что делать… придется. – Он попятился к пушке и взял из рук артиллериста горящий фитиль.

Раздался общий тревожный вздох, все поднялись со своих мест, звякнули тарелки.

Мюнхгаузен передал горящий фитиль Марте:

– Ты готова?

– Да, – прошептала она.

Он потрепал по плечу стоящего рядом Томаса:

– Ступай домой, Томас, готовь ужин. Когда я вернусь, пусть будет шесть часов.

– Шесть вечера или шесть утра? – заинтересовался Томас.

– Шесть дня, – улыбнулся Мюнхгаузен.

Потом он подошел к лестнице, приставленной к жерлу пушки, взглянул вверх и сказал, обернувшись к замершим людям:

– Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Серьезное лицо – еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением. Вы улыбайтесь, господа, улыбайтесь! – Он подмигнул своему музыкальному трио, раздались звуки его вечной темы.

Потом он не спеша, с видом знатока, поплевал на руки, взялся за лестницу и полез вверх, ловко, не торопясь, легко и целеустремленно. Музыка летела рядом с ним, она дарила ему уверенность и отвагу. За первыми метрами подъема побежали новые, еще и еще, без всякой надежды на окончание. Но он был весел, и это занятие нравилось ему. И когда на фоне его движения возникли финальные титры, он не прекратил своего подъема.

Даже после надписи «Конец фильма» он весело и отчаянно лез вверх.

Формула любви

Удар барабана. Грохот погремушек. Звон колокольчиков…

Весело прыгает по дороге группа скоморохов.

Они задают ритм этой невероятной истории, случившейся лет триста назад.

Озорную пляску сменяет топот копыт. Это мчится по дорогам России карета. В ней восседает известный всей Европе маг и чародей граф Калиостро. Гордое, холодное, аскетическое лицо, большие проницательные глаза. Рядом на сиденье – пышная блондинка по имени Лоренца. Напротив – слуга Маргадон, усталый мужчина неопределенного возраста, похожий на кота и мышь одновременно. На козлах – кучер Жакоб, долговязый детина с пышной, завитой крупными кольцами шевелюрой.

Вся эта странная компания без всякого интереса поглядывает на проносящиеся мимо поля, березы, церкви, покосившиеся деревенские избы… Еще одна незнакомая страна в длинном списке бесконечных странствий…

Вот на обочине дороги возникла экзотическая группа людей в шутовских колпаках. Гремят барабаны, звенят бубенцы. Скоморохи скачут, пытаясь привлечь внимание чужестранцев. Но некогда, господа! Не до вас!

Обдав скоморохов клубами пыли, карета скрылась за поворотом…

– О мама миа, коза дичи! Нон вольво! Э пойзо! Дьяболо! – Разгневанная Лоренца в ярости расхаживала по гостиничному номеру, швыряя на пол платья и костюмы.

За ней спокойно и чуть иронично наблюдали выразительные глаза Калиостро.

– Нет, нет, не понимаю, синьора! Вы приехали в Россию и извольте говорить по-русски!

– Я не есть это мочь! – в отчаянии закричала Лоренца. – Моя голова… ничт… не мочь это запимоинайт…

– Может! – спокойно сказал Калиостро. – Голова все может…

Камера отъехала, и теперь стала очевидна правильность этих слов: голова графа лежала на медном подносе, стоявшем на невысоком гостиничном столике.

– Русская речь не сложнее других, – продолжала голова, вращаясь на подносе, и вдруг, рванувшись, поднялась вверх и… обрела шею, туловище и ноги. – Маргадон, проверьте крепление зеркал… – Граф отделился от столика и сел в кресло. – Стыдитесь, сударыня! Маргадон – совсем дикий человек – и то выучил…

– Пожалуйста! – Маргадон сделал легкий поклон и продекламировал: – Учиться – всегда сгодится! Трудиться должна девица. Не плюй в колодец – пригодится…

– Черт вас всех подрать! – огрызнулась Лоренца.

– Уже лучше! – одобрил Калиостро. – А говорите: не запомню. Теперь с самого начала…

Лоренца подошла к зеркалу, секунду смотрела с ненавистью на собственное отражение, потом по складам произнесла:

– Здраф-стфуй-те!

– Мягче, – попросил Калиостро, – напевней…

Он сузил зрачки, словно гипнотизируя ее, заставляя подчиниться собственной воле.

Лицо Лоренцы преобразилось. Появилась приветливая улыбка.