Страница 5 из 10
Однако со временем мудрецы Египта ошибочно стали обращать все внимание на чисто обрядовую сторону таинства – как, собственно, и их «братья по духу» Месопотамии (Шумер и его компиляторы и наследники – Аккад, Вавилония и др. – Ред.). Юкатана (классические майя и их наследники. – Ред.) и всех стран и религий, – что есть убедительное доказательство того, что они все же сохранили истинный дух древних таинств до самых последних дней отправления египетских культов. Многие тексты красноречиво свидетельствуют об их необыкновенном уважении к священному. Это уважение, которое все мудрые люди высказывали по отношению к святому, ведь только легкомысленные глупцы не понимают истинного характера внешней стороны таинства, оскорбляя то, что они не понимают. Как и сегодня, сидя дома или на работе, люди высмеивают интонации и жесты, которым они аплодируют на публичных выступлениях, так и циничные греки и легкомысленные сирийцы смеялись над тем, что они называли «египетским фиглярством». Мы видим, что даже апологет христианства Арнобий (ум. 327) неподобающим образом насмехался над «кривляньем» великих жрецов Египта, как над чем-то ребячливым и глупым, и не мог по достоинству оценить тайну, скрытую за действием и символом, из-за врожденной неспособности нырнуть в такие глубины духа.
Для египетских жрецов храмы были не столько обиталищем богов, сколько их местом отдыха на земле, а образы божественных существ представляли собой некие сосуды, которые боги могли в некий момент наполнять своей божественной сущностью и общаться с человеком. Жизнь и уровень общения в таких храмах были невыразимо возвышенны; возможно, никогда до или после в истории человечества в храмах не было такой атмосферы святости. В их пределах не допускалось даже намека на зло, богохульство и нечистоплотность. И именно они были самым подходящим местом для совершения таинств, целью которых была подготовка человеческой души к контакту с ее Создателем.
В этих величественных, исполненных молчания храмах, которые, казалось, позаимствовали свою грандиозность у вечной тишины, создавалась нужная обстановка и атмосфера для воскрешения в памяти божественного, для установления контакта с ним и достижения высшей степени его осмысления. Нельзя сказать, что то же самое было совсем уж невозможно где-нибудь на рыночной площади, но мудрость, это редкое порождение спокойного и возвышенного духа, убедительно свидетельствует о том, что для непосвященного, делающего первые шаги в область тайного, тишина и тень столь же необходимы для размышления и молитвы, как солнце и дождь для растения. В действительности молчание и сумрак – это свет и жизнь сокровенного существования, защита развивающегося духа от материального мира. Ведь этот развивающийся дух, подобно младенцу в утробе матери, должен быть абсолютно защищен от вредного влияния внешнего мира, если он хочет выжить и появиться на свет здоровым.
Таким образом, эти исполненные молчания кельи, столь подходящие для инициации, были для еще не развитых душ своеобразными перегонными кубами, где они прикасались к тайне духовного возрождения, которое, собственно, и есть конечная цель любых таинств. Там неофит ждал, пока внутренний голос (то есть голос самого бога) не подсказывал ему, что он готов к любым испытаниям. Испытанием было уже само стремление к этому постижению тайны, готовившее его душу и сердце к новым горизонтам. Возможно, читатель, сидящий в каком-нибудь древнем храме, где сосредоточены священные традиции, постепенно начинает испытывать благоговейный трепет перед обстановкой этого храма. Это мимолетное чувство восторга и поклонения не идет ни в какое сравнение с тем восторгом и страхом, которое испытывал неофит, сознательно посвящавший себя служению богу на гораздо более возвышенном уровне, который скоро должен был открыться ему.
Бог дает каждому веку свое собственное откровение, наиболее подходящее его условиям. Но кто может сказать, что Древний Египет не был удостоен самого высшего и благороднейшего откровения, когда-либо нисходившего на эту землю? Ведь нигде и никогда мир не знал такой святой и возвышенной величественности.
Отношения египетских таинств с таинствами элевсинского и орфического культов – это отношения матери и дочери. И именно благодаря тому, что мы можем узнать, собрав по крупицам мельчайшие подробности о последних, мы способны расширить свои знания о первых.
Далее мы еще будем касаться связей египетских таинств с эллинскими. Однако следует еще внимательно проанализировать отношение греков ко всему мистическому. Мы знаем, что в начале греческой истории орфические таинства процветали, а они, согласно Геродоту и другим, имели египетские корни. Именно из этого культа великая мистическая школа Пифагора заимствовала свои идеи о странствиях души и внутренне присущем ей стремлении к очищению. В философии Гераклита мы находим, пожалуй, самое точное описание идей, стоявших за таинствами целой череды эпизодов пантеизма.
В своей работе «Великая тайна» Метерлинк, кажется, проникает в самое сердце греческой мистической теории, когда он говорит, что важнейшие части ее древней философии, а именно – те, которые касались Высшей Причины и Непознаваемого, «были постепенно забыты классической теософией и философией и стали, как в Египте и Индии, прерогативой высшей касты жрецов, скрывшей основы знаменитых греческих, а в особенности элевсинских таинств, за завесу секретности которых никому не удавалось проникнуть». Однако непознаваемые элементы, которые существовали в мифах, были сами по себе достаточны для того, чтобы разрушить в новичке веру в богов черни, «хотя одновременно он начинал понимать, почему идея, столь опасная для тех, кто не был в состоянии понять ее, должна была оставаться оккультной. Вероятно, за высшим откровением не стояло ничего другого, потому что, очевидно, человек не в состоянии постичь никакой другой тайны: никогда не существовало и не будет существовать формулы, которая даст нам ключи от Вселенной».
Однако, судя по всему, неофит инициировался в оккультную науку более позитивной природы – такой, которой владели египетские жрецы. Должно быть, его обучали способам достижения единства с божественным или погружения в божественное посредством транса или экстатического состояния. Об этом пишет Метерлинк, и он отмечает, «что в это состояние их вводили при помощи гипнотических методов, куда более совершенных, чем наши». В нем, по сути, развивались все мистические силы подсознания. Однако, хотя можно привести много доказательств этого в связи с египетским культом, я, сознаюсь, не могу обнаружить такого же числа этих доказательств в эллинских государствах.
Однако Метерлинк не верит, что оккультное братство Греции владело гораздо большим числом великих секретов существования по сравнению с тем, что дошло до нас через религиозные знания. Тогда еще просто невозможно было знать больше, а если бы это и было известно, то «мы тоже должны знать это, ведь вряд ли возможно, чтобы такой секрет не стал бы достоянием всех, если бы тысячи людей обладали им уже тысячи лет». Однако совершенно очевидно, что более раннее мистическое знание в его совершенной и великой простоте было практически потеряно уже в период расцвета элевсинских таинств, которые были всего лишь жалкой попыткой позаимствовать древнее знание египтян, и что обладатели такого потаенного священного знания вряд ли могли раскрыть полную или чистейшую истину.
Однако господин Метерлинк тем не менее утверждает, что хранители греческих таинств владели секретами неизвестных сил природы в гораздо большей степени, чем современные ученые. Но, благодаря этим знаниям, достигли бы они таких высот, если бы к тому же не обладали великим и простым, величайшим из всех секретом?
Тем не менее Метерлинк настаивает на том, что хранители греческих таинств обладали секретами непознанных сил природы в гораздо большей степени, чем современные ученые. Тогда благодаря какому знанию они достигли этих высот, если они не владели тем величайшим на земле великим и простым секретом? Метерлинк пытается оправдать свою гипотезу, указывая на архитектурные памятники египтян, которые столь велики и грандиозны, что создается впечатление, будто они – чуть ли не результаты действия оккультных сил. Но это – дикий мистицизм, и он прекрасно иллюстрирует опасность голословных и абсолютно ненаучных высказываний, которые столь свойственны мистикам, ранее не удосужившимся познакомиться с архитектурой прошлого. В том, как возводились египетские пирамиды и обелиски, нет ничего оккультного, и египтологам хорошо известны способы, которыми пользовались египтяне. Это не значит, что эти строения не могут иметь оккультного или символического значения, но далеко от утверждения, что они были возведены какими-то «непостижимыми способами», которое способствует распространению вздорных теорий, заставляющих нас верить в то, что любая известная тайна древности, а значит, и современности «заключена» в архитектуре и форме древних пирамид. Истинный мистицизм нуждается в защите от той чепухи, которая превращает его в презренную науку и ведет к его уничтожению[4].
4
Я также не могу привести достаточных доказательств того, что таинства совершались именно внутри пирамид. Там, безусловно, совершались погребальные обряды фараонов, и их связь с таинствами, собственно, и является единственным обоснованием этой теории.