Притяжение

Мисс Росс совещалась с шефом недолго, и уже через пару минут вернулась в приемную с еще более любезной и до тошноты приторной улыбочкой.

— Все в порядке, мисс Моррисон. Я договорилась с мистером Гринсбергом. Он примет вас в половине первого. — Ее взгляд переметнулся на бесшумные электронные часы, украшавшие стену приемной наравне с календарем, посвященным творчеству Хундертвассера. Линда даже узнала знаменитую картину «Вавилонская башня протыкает Солнце». Странный выбор — ни Росс, ни Гринсберг не производили впечатления людей, почитающих абстракционизм.

Первый раунд явно оставался за Росс. Линде ничего не оставалось, как подняться и, с сожалением пожав плечами, направиться к двери.

— Спасибо. Я вернусь к половине первого.

— Да-да, конечно.

До назначенного времени оставалось еще полтора часа. Возвращаться домой не имело смысла, и Линда решила пройтись по городу, а заодно заглянуть в построенный в середине девяностых торговый центр.

Сентиментальное путешествие в прошлое прервал резкий скрип тормозов. Инстинктивно шарахнувшись в сторону, Линда едва не налетела на женщину с детской коляской.

— Ох, извините! Я такая неуклюжая! — Она заглянула в коляску и, убедившись, что младенец неопределенного пола продолжает мирно посапывать, подняла глаза на женщину. — Мне ужасно...

— Линда! — Женщина покачала головой, словно не веря собственным глазам. — Линда Моррисон?

— Простите, но... Я вас знаю?

— Еще бы ты меня не знала! Ну-ка, присмотрись получше! Если не вспомнишь, обед за твой счет!

Сначала голос... потом глаза... тонкий прямой нос... и, конечно, родинка над верхней губой...

— Джесс? Джессика Фоулер? Ты?

— А кто же еще?! Черт возьми, неужели я так изменилась? Только уже не Фоулер, а Саймон. Миссис Джессика Саймон. — Она кивнула на спящего в коляске ребенка. — Сын. Питер. Возраст — шесть месяцев.

— Боже, как я рада тебя видеть!

— Уж никак не больше, чем я. Сколько же мы не виделись? Лет шестнадцать или семнадцать, да?

— С тех пор как закончили школу.

— Точно. Ты уехала в Лос-Анджелес...

— А ты в Нью-Йорк.

— Но я-то вернулась. — Джессика развела руками. — Большое Яблоко не всем по зубам. Впрочем, я и не жалею. А ты? Когда приехала? Надолго?

Линда посмотрела на часы.

— Слушай, Джесс, у меня встреча в половине первого. Может, посидим где-нибудь? Я угощу тебя твоим любимым фисташковым мороженым, поболтаем...

— Конечно, — сразу согласилась Джессика. — Но только у меня времени еще меньше. Как только это маленькое чудовище проснется...

— Понимаю. Но хотя бы полчаса у нас есть?

— Надеюсь.

— Тогда веди.

Через несколько минут подруги уже устроились за столиком в уютном кафе «Золотой пингвин» и предались воспоминаниям.

— Знаешь, я ведь видела тебя вчера, но не сразу узнала, — сказала Джессика, когда темы прошлого были исчерпаны и пришла пора переключаться на настоящее.

— И где же?

— Возле «Виктории». Я бы подошла, но ты была с мужчиной, и... Кстати, — перебила сама себя Джессика, — уж не Джейсона ли Кэхилла заарканила моя подруга?

Линда смущенно кивнула. В маленьком городке сохранить что-то в тайне почти невозможно. Не исключено, что кто-то уже видел, как Джейсон отъезжал утром от ее дома.

— Ну, ты не промах. Кэхилл у нас в первой десятке самых завидных женихов.

— Ты его знаешь? — как бы между прочим спросила Линда, тщательно собирая ложечкой остатки мороженого.

— Еще бы, — усмехнулась подруга. — Такой мужчина. Жаль только, что невезучий.

— В каком смысле?

— В самом прямом. — Джессика привстала, проверила малыша и, поправив накидку, села на место. — Ты разве ничего о нем не слышала?

— Откуда? Я же здесь всего лишь третий день.

— Тогда слушай. За достоверность не ручаюсь, но я эту историю слышала от его тети, Кэтрин Брок.

Джейсон Кэхилл вернулся в Анаконду двенадцать лет назад, и примерно тогда же начался его роман с Мэри Стивенс, дочерью местного бизнесмена.

— Знаешь, у всех кто видел их вместе, сразу складывалось впечатление, что они созданы друг для друга. Мэри была настоящая красавица: высокая, зеленоглазая, с золотыми волосами и потрясающей фигурой. Она тогда только-только закончила факультет журналистики в университете Лос-Анджелеса и готовилась начать карьеру в одной из популярнейших газет Тихоокеанского побережья. Кажется, в Сан-Франциско.

Джессика отпила воды, посмотрела на внимательно слушавшую ее подругу и продолжила:

— Конечно, никто не сомневался, что они поженятся и уедут из Анаконды. Если бы ты знала, как им завидовали! Джейсон был тогда, разумеется, моложе, но выглядел таким серьезным, солидным, основательным. Родители Мэри, насколько мне известно, относились к нему очень хорошо, но предлагали подождать со свадьбой хотя бы год, чтобы оба устроились на новом месте. Не исключаю, что и от Джейсона они ожидали чего-то большего в смысле карьеры.

— И они уехали? — спросила Линда.

— Подожди. — Джессика перевела дух и взглянула на спящего сына. — Дальше началось что-то странное. Что-то такое, о чем и сейчас еще не все известно. Ты слышала о таком заболевании, как биполярное аффективное расстройство?

Линда покачала головой.

— Нет.

— Конечно нет. Это медицинский термин. Психическое расстройство, близкое к маниакальному психозу. Течение биполярного аффективного расстройства определяется, говоря образно, законами гравитации. Взлеты маниакальной стадии рано или поздно заканчиваются депрессией. Без смягчающей подушки из соответствующих лекарств резкая смена фаз болезни процесс весьма малоприятный как для больного, так и для его близких.

— И Джейсон...

— Не Джейсон. Мэри. Знаешь, она всегда была передовой, не бежала за модой, а вела ее за собой. Например, одной из первых начала делать татуировки в интимных местах и брить волосы. Объяснила, что это ее артистический манифест. — Джессика покачала головой и грустно улыбнулась. — Вела себя порой немного странно, необычно. Могла, зайдя в туалет с подругами, поднять юбку, спустить трусики и показать свою новую тату.

— О боже! — не удержалась от восклицания Линда.

— Мы были с ней подругами. Не самыми близкими, но все-таки. В общем, мне она запомнилась такой: всегда на шаг впереди остального мира, всегда... немного в стороне. Тебе приходилось видеть людей, у которых с лица как будто никогда не сходит улыбка? Они кажутся такими... ну не знаю, непохожими на остальных. У большинства из нас нормальное лицо, иногда мы улыбаемся, верно? Мэри была другая. Ее нормальное лицо — это улыбка полумесяцем, и только иногда она заставляла себя закрывать рот и не улыбаться. Как бы ты себя ни чувствовала, заканчивалось все тем, что ты тоже начинала улыбаться. Когда дела обстояли плохо, когда сгущались тучи, от нее все равно исходил свет. Ей всегда удавалось разогнать тьму и отыскать выход там, где все видели только тупик.

Я мало видела ее в плохие минуты, но те, кто видел, говорят об этом с неохотой. Она начинала вдруг всего бояться: что не выключила утюг, что за углом, в подворотне, кто-то прячется, что балкон обрушится ей на голову, ну и все такое.

— А что же родители? Разве ей не предлагали лечиться? — спросила Линда.

— Почему же не предлагали? Предлагали. Мэри и сама пыталась себе помочь. За то время, что я ее знала, она по крайней мере дважды ходила к разным терапевтам, но попала, похоже, на каких-то идиотов. Один уже на втором сеансе предложил провести с ним уикэнд в его загородном доме. А женщина-терапевт взяла ее с собой на какое-то ранчо, где бедняжке пришлось вместе с другими ходить по раскаленным углям.

В общем, болезнь прогрессировала. Ей стало казаться, что за ней кто-то следит, кто-то ее преследует. Она даже купила пистолет.

Линда покачала головой.

— Ну вот, так продолжалось несколько месяцев. Лето кончилось, а она все никуда не уезжала. Боялась. Дошло до того, что она перестала выходить из дому. Наверное, в какой-то момент Джейсон просто устал от всего. Так или иначе однажды он улетел куда-то по делам и задержался. Мэри решила, что он ее бросил. И она улетела на Мауи. А еще через неделю ее нашли мертвой. Застрелилась. По крайней мере так утверждала местная полиция. Ее отец попал в больницу. А мать с Джейсоном полетели туда. Вдвоем. Через пару дней миссис Стивенс вернулась, но ни с кем о своей дочери не разговаривала. Отец умер год спустя.