Страница 44 из 66
За помощью к великому князю Литовскому обратились «новгородцы в последний, решительный час. Но великий князь литовский и вместе король польский был католик; отложиться от московского князя и поддаться литовскому, отложиться от московского митрополита и признать свою зависимость от митрополита киевского, митрополита подозрительного по своему поставлению в глазах многих, в глазах большинства в Новгороде, в глазах всего северного народонаселения значило изменить православию, приложиться к латинству или, по крайней мере, подвергнуть древнее благочестие сильной опасности. Таким образом, мысль о подданстве великому князю литовскому встречала сопротивление в господствующем чувстве большинства в Новгороде, в привязанности к вере предков; таким образом, Москва в окончательной борьбе своей с Новгородом имела могущественного нравственного союзника, обещавшего верную победу; этот союзник было православие»{239}.
Защищаясь от агрессии Москвы, новгородцы, кроме Литвы, могли обратиться за помощью к Швеции, Ливонии или Орде. Эти государства опасались усиления Москвы за счет присоединения Новгородской земли, поэтому, несомненно, откликнулись бы на призыв о помощи. Однако новгородцы не стали вовлекать во внутренний русский конфликт иноземцев. Несмотря на смертельную угрозу своей независимости, они проявили благородство, достойное восхищения всей русской нации. Если бы Великий Новгород вступил в коалицию с иноземцами против Москвы, последствия для всего русского народа были бы ужасающими.
ХОД ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
«Естественные рубежи отделяли Новгородские владения и от земель Северо-Восточной Руси. Это были обширные пространства заболоченных лесов, занимавших водоразделы рек ильменского бассейна и верхних притоков Волги»{240}. Издавна князья Северо-Восточной Руси нападали на Новгород по проторенным дорогам, не рискуя сворачивать с них в сторону. Кто пренебрегал опытом предшественников, тот горько расплачивался за легкомыслие.
Так, в 1316 году великий князь Михаил Ярославич предпринял поход на Новгород. К его приходу новгородцы успели хорошо подготовиться. Подойдя с войском к Новгороду, Михаил Ярославич нашел город сильно укрепленным и понял, что на легкую победу рассчитывать не приходится. К тому же «остервенение и многочисленность собранных в Новгороде ратников изумили великого князя: он стоял несколько времени близ города, решился отступить и вздумал, к несчастию, идти назад ближайшею дорогою, сквозь леса дремучие. Там войско его между озерами и болотами тщетно искало пути удобного. Кони, люди падали мертвые от усталости и голода; воины сдирали кожу с щитов своих, чтобы питаться ею. Надлежало бросить или сжечь обозы. Князь вышел, наконец, из сих мрачных пустынь с одною пехотою, изнуренною и почти безоружною»{241}.
Южно-восточные районы Новгородской республики были неудобны для военных действий. Все пути продвижения войск здесь легко предсказывались. Новгородцы надеялись на природную защищенность этого рубежа обороны и особенно не укрепляли его. Хотя именно природа давала возможность сделать южно-восточную границу неприступной. Для этого надо было только среди трясин и дремучих лесов на стратегически важных дорогах воздвигнуть каменные крепости. Вместо них здесь располагались редкие деревянные укрепления. Новгородцы все же не считали москвичей заклятыми врагами и никогда по-настоящему не готовились вести с ними затяжную кровопролитную войну. Новгородцы относились к москвичам, как к единокровным и единоверным братьям.
Иван III решил захватить Великий Новгород в 1471 году. К несчастью для новгородцев, лето этого года выдалось на редкость засушливым. С мая по сентябрь не выпало ни одного дождя. Непроходимые лесные топи высохли. Московские полки с обозами и скотом смогли идти путями, которыми до этого никто в Новгородские пределы не вторгался.
Передовые полки москвичей вошли в пределы Новгородской республики в начале июня 1471 года. Им было приказано «жечь без пощады новгородские пригороды и селения; положить пусту землю, через которую будет лежать путь, — убивать без разбору и сострадания и малых, и старых, и загонять в плен, людей»{242}.
Сам Иван III во главе войска выступил из Москвы 20 июня. Накануне похода он раздал милостыню, помолился перед гробницами московских святых и принял благословение митрополита.
Тем временем московские отряды и их псковские союзники уже без пощады опустошали Новгородскую землю с запада и востока. «С одной стороны воевода Холмский и рать великокняжеская, с другой псковитяне, вступив в землю Новгородскую, истребляли все огнем и мечем. Дым, пламя, кровавые реки, стон и вопль от востока и запада неслись к берегам Ильменя. Москвитяне изъявляли остервенение неописанное: новгородцы-изменники казались им хуже татар. Не было пощады ни бедным земледельцам, ни женщинам»{243}.
В войсках, которые Иван III двинул на Новгород, находились отряды касимовских и мещерских татар. «Иноплеменные поселенцы русской земли, они платили теперь верною службою московскому самовластию за раболепство ханам предков московского государя»{244}. То, что степняки не смогли сделать под предводительством Батыя, они совершили под главенством Ивана III. Самостоятельно ни татары, ни москвичи не смогли завоевать Новгород. Победили новгородцев только их объединенные войска. Впрочем, это касается не только Новгорода, но и всей Руси.
«Тактика выжженной земли — характерная особенность похода 1471 года. Вступив на Новгородскую землю, московские воеводы, выполняя волю Ивана III, принялись действовать примерно так, как действовали татары во время своих набегов на русские земли… Сын Василия Темного умел быть жестоким. К тому же два века постоянного общения с Ордой многому научили благородных потомков Всеволода Большое Гнездо. Среди прочего татары научили их великой силе страха. Отправляясь в поход против сильного противника, татары посылали вперед самых отъявленных головорезов, которые своими зверствами над местным населением должны были поднять и погнать перед войском сокрушительную волну паники»{245}.
Из-за чего московские правители не любили Великий Новгород, понятно. Но вот почему простые москвичи так жестоко относились к новгородцам?
«Новгородцы гордились своим образом жизни и ощущали себя среди других русских некоей избранной общностью»{246}. Конечно, это многим не нравилось. В Северо-Восточной Руси «новгородцев издавна недолюбливали: завидовали их достатку, возмущались их самоуверенностью и развитым чувством собственного достоинства»{247}. Поэтому московская чернь восприняла антиновгородскую пропаганду с энтузиазмом. Со стороны властей понадобился лишь легкий намек, чтобы москвичи занялись открытым и безнаказанным грабежом. «В то время как Ивановы полки громили новгородцев в низовых областях, сам народ добровольно собирался большими толпами и ходил на Новгородскую землю за добычей, так что, по замечанию летописца, весь край был опустошен до самого моря»{248}. Так Новгородская земля, избежавшая монгольского разорения, была ограблена москвичами.
24 июня московские войска под командованием князя Данилы Холмского разграбили и сожгли Русу. Новгородцы, чтобы прекратить опустошение своей земли, выступили навстречу противнику. Их передовые силы столкнулись с ратью Холмского у села Коростынь.