Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 15

О. Η. Трубачев убедительно возводил название Temarunda к индоевропейским корневым морфемам *tem- "темный, черный", *arun- "море" и *d(h)ā- "кормилица". Причем слово *arun- происходило от и.-е. *or- "подниматься": «Данное словопроизводство элементарно правдоподобно и опирается на свойства реалии — моря, во всяком случае — в человеческом восприятии. Море, особенно наблюдаемое с некоторого возвышения, с горы, поражает воображение прежде всего как вздымающаяся к небу гладь. (…) В качестве аналогии можно привести датское, норвеж. hav шведское haf "море", этимологически тождественное др. — исландскому haf "поднятие", немецкому heben "поднимать", а также русское пучина от пучить [285, с. 93–94]. Итак, правдоподобно предположение, что Черное море индоевропейцы так и называли «Темная пучина» (*Tem-orun).

«Единственно верную этимологию названия Меотида: μαια "мать, кормилица" хорошо знали и правильно объясняли (от притока избыточных пресных вод, изливающихся в Черное море) еще в древности» [285, с. 89]. Впрочем, название «Кормилица» может быть связано и с большой ролью рыболовства у древнейших индоевропейцев, живших на берегах Азовского моря. Учитывая близость территории среднестоговской культуры к берегам Азовского и Черного морей, естественно предполагать наличие их древних индоевропейских названий.

«Гидронимы, или названия водных объектов, образуют одну из наиболее глубинных (особенно относительно названий больших водотоков) закодированных информационных систем… Известный польский языковед Я. Розвадовский отмечал [213, s. 75], что наиболее стойкими изо всех географических названий являются названия рек, которые испокон веков играли роль важных путей. Чтобы в этом убедиться, ученый рекомендовал обратить внимание на гидронимию хорошо обеспеченного исторической документацией Балканского полуострова, где все названия водных объектов удержались из самых древних времен, а некоторые из них — просто из исключительно древних» [214, с. 3–4].

В. А. Жучкевич отмечал: «Наибольший процент славянских гидронимов в северной, полесской, части Украины, тогда как в восточной и южной преобладают иноязычные. О происхождении этих названий можно строить лишь догадки» [210, с. 200–201]. Теперь на смену догадкам приходит обоснованная концепция.

Это касается, в частности, и названия города Харьков (Харкiв), в котором я пишу эти строки, через который протекает река Харьков (Харькiв), примерно в двухстах метрах от моего рабочего стола. Как мы ранее убедились, название другой харьковской реки, Уды, имеет безусловно индоевропейское происхождение. Название же реки Харьков, очевидно, происходит от индоевропейского названия "серебра" *Hark'- [1, с. 229, 711, 713] в сочетании с индоевропейским атрибутивным суффиксом — eŭ- с чередованием e/O [1, с. 218, 193]. Т. е. река Харьков — это Серебряная река. Таким образом форма названия *Harkeŭ/*Harkoŭ (Харкiв/Харьков) выступает древнейшей — изначальной. Сравним: в Словаре гидронимов Украины указаны реки Срiблянка, Срiбна (две), Срiбнянка, Серебряниця и четыре Серебрянки [21, с. 523–524, 496]. (Подробнее о названии Харьков см. главу 9 данной книги «Происхождение названия «Харьков (Харкiв)»).

Важнейшее научное значение книги Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова состоит именно в том, что они предложили новую всеобъемлющую фонетическую реконструкцию индоевропейского языка. В «классической» индоевропеистике этого избегали. Так, А. Мейе заявлял: «мы не можем точно определить число фонем в индоевропейском» [79, с. 123]. Соответственно, он отметил, что в индоевропейском языке был термин для «серебра», но, как и во всех подобных случаях, не сообщил, как это слово звучало. В своей книге он ограничился лишь приведением подобных терминов из известных языков, вроде латинского argentum, всех без начального [79, с. 403].

Можно утверждать, что открытие преобладающего древнейшего индоевропейского топонимического фона в гидронимии Левобережной и отчасти Центральной Украины является новым независимым доказательством правильности предложенного Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Ивановым варианта фонетической реконструкции индоевропейского языка. Ведь гидронимы получают убедительную индоевропейскую этимологию именно на основе этой фонетической реконструкции. Причем характерно, что различные более поздние фонетические варианты первоначального гидронима можно проследить лишь в немногих случаях: Хопёр/Габова (Habova), Фоса/Хвоса/Хуса, Муравка/Мерефа, Урвихвист/Вырвихвост.

Подводя итоги нашего экскурса в гидронимию Левобережной Украины, следует еще раз подчеркнуть, что она сохранила наибольшее в мире количество древнейших индоевропейских названий. Среди них и Ха́ркев/Ха́рков (Харкiв/Харьков) — славное имя великого города, второй столицы Украины. Древнейшие индоевропейские корни имеют названия еще целого ряда городов Украины, производные от соответствующих гидронимов: Полтава, Сумы, Ромны, Бердянск, Конотоп, Бахмут, Лубны, Канев, Мерефа, Хорол… И самое главное: древнейшее общеиндоевропейское происхождение имеет название Русь.





Наличие на территории среднестоговской культуры уникальной системы древнейших индоевропейских гидронимов, особенно густой в районе лесостепи между Днепром и Доном, является решающим аргументом в пользу локализации индоевропейской прародины именно здесь. Далее мы убедимся, что и все прочие аргументы — лингвистические, географические, археологические и культурологические — соответствуют древней гидронимии.

3. ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ, ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ И ПАЛЕОНТОЛОГИЧЕСКИЕ АРГУМЕНТЫ В СПОРЕ ОБ ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРАРОДИНЕ

3.1. «Аргумент бука» и ему подобные

До сего времени в определении прародины индоевропейцев лингвистические аргументы (древнейшая общая лексика) остаются едва ли не решающими. Причем их, как правило, используют против «среднестоговской» концепции. Характерен, например, такой пассаж: «Ограничение индоевропейской прародины лишь лесостепью Украины не дает пояснения, почему основной массив индоевропейской гидронимии лежит в Центральной Европе и между Вислой и Средним Днепром. Не вяжутся с Южной Украиной и такие реалии прародины, как наличие, кроме лесов и степей, еще гор и болот, распространение осины, бука, тиса, вереска, тетеревов и бобров. Эти элементы природы присущи более прохладным и влажным регионам Европы» [37, с. 114–115].

С древнейшей индоевропейской гидронимией на востоке Украины вроде бы уже разобрались. Насчет «аргумента горного ландшафта» далее подробно разберемся отдельно. Это не говоря уже о том, что лесостепная зона — все-таки никак не Южная Украина, а как минимум Центральная, а то и Северная — в районе Харькова. Но и помимо всего этого аргументация звучит удивительно.

Например, что имел в виду автор, заявляя, что с лесостепной и со степной зонами Украины не вяжется наличие болот? Этот украинский (!) автор никогда не слышал о плавнях Днепра? О Сиваше? О Великом Луге?! О заболоченных участках пойм Северского Донца, Сулы и сотен других рек?!!

И относительно вереска: вроде бы украинскому автору также положено знать, что месяц сентябрь по-украински называется вересень. «В лесостепи торфяники эвтрофные (низинные)» [38]. «Вереск произрастает в сосновых лесах, на гарях и торфяных болотах (всего этого в лесостепной зоне Украины хватает. — И.Р.). Встречается в Европе (преимущественно в северной половине), в Азии (главным образом в западной части), в Северной Африке (Марокко), на Азорских островах (…) Цветущие ветви используются на зимние букеты» [39].