И пришло разрушение…

Все поблагодарили Оконкво, и соседи достали роги для вина, которые они принесли с собой в мешках из козьих шкур. Нвакиби снял свой рог с перекладины под потолком. Младший из его сыновей, который был и самым молодым из присутствующих, подошел к кувшину, поставил его себе на левое колено и стал разливать вино. Сначала он налил Оконкво, который должен был первым попробовать свое вино. Потом всем остальным, начиная с самого старшего. Когда мужчины выпили по два-три рога, Нвакиби послал за своими женами. Пришли только четыре — остальных не оказалось дома.

— Разве Анази нет дома? — спросил Нвакиби.

Женщины ответили, что она сейчас придет. Анази была первой женой, поэтому другие жены не могли пить прежде нее и стояли в ожидании.

Анази была женщиной средних лет, высокая, крепкого сложения. В том, как она держалась, чувствовалось большое достоинство и привычка повелевать всей женской половиной большой и процветающей семьи. На ноге она носила браслет со знаками титулов своего мужа, на что имеет право только первая жена.

Она подошла к Нвакиби и приняла от него рог с вином. Потом опустилась на одно колено, пригубила вино и вернула рог. Поднявшись на ноги, она произнесла имя мужа и удалилась в свою хижину. После нее, в соответствующем порядке, выпили остальные жены и, проделав ту же церемонию, ушли к себе.

Мужчины продолжали пить и беседовать. Огбуефи Идиго заговорил о человеке по имени Обиако, который делал пальмовое вино, но сейчас неожиданно бросил это занятие.

— Тут что-то есть, — заметил он, вытирая с усов винную пену тыльной стороной левой руки. — Какая-то должна быть причина. Жаба днем попусту никуда не поскачет.

— Говорят, Оракул предупредил его, что он упадет с пальмы и разобьется, — сказал Акукалия.

— Обиако всегда любил что-нибудь выкинуть, — сказал Нвакиби, — Я слышал, что много лет тому назад, вскоре после смерти своего отца, он пошел за сортом к Оракулу. Оракул ему и говорит: «Твой покойный отец хочет, чтобы ты пожертвовал ему козу». Знаете, что он ответил Оракулу? Он сказал: «Спроси моего покойного отца, имел ли он когда-нибудь при жизни хотя бы курицу».

Все от души посмеялись, только Оконкво едва усмехнулся, испытывая некоторую неловкость, — недаром говорится, что не по себе бывает старухе, когда она слышит присловье про кожу да кости. Оконкво вспомнил своего собственного отца.

Наконец юноша, разливавший вино, поднял рог, до половины наполненный густым белым осадком, и сказал:

— То, что мы ели и пили, кончилось.

— Мы это видим, — ответили все присутствующие.

— Кто же выпьет осадок? — спросил он.

— Тот, кому это нужнее всех, — сказал Идиго, посмотрев на Игвело, старшего сына Нвакиби, и в глазах его промелькнул лукавый огонек.

Все согласились, что осадок должен выпить Игвело. Он принял рог из рук своего брата и осушил его. Идиго знал, что говорит: осадок вина был весьма нужен Игвело, потому что месяца за два перед тем он взял себе первую жену, а густой осадок от пальмового вина, как известно, очень полезен мужчинам, которые часто навещают своих жен.

После того как было выпито все вино, Оконкво рассказал Нвакиби о своих затруднениях.

— Я пришел просить у тебя помощи, — начал он, — Ты, наверно, уже догадался, что мне нужно. Я расчистил поле, но у меня нет семенного ямса. Я знаю, как трудно доверить свой ямс другому, особенно в наши дни, когда молодые люди боятся тяжелой работы. Но я не боюсь работы. Ящерица, которая спрыгнула па землю с высокого дерева ироко, сказала, что, если никто другой ее не похвалит, она сама это сделает. Я стал о себе заботиться еще в том возрасте, когда другие сосут материнскую грудь. Если ты одолжишь мне немного ямса для посадки, я не подведу тебя.

Нвакиби откашлялся.

— Мне приятно видеть такого молодца, как ты, — сказал он. — Особенно сейчас, когда юноши так изнежены. Многие молодые люди приходили ко мне с подобной просьбой, но я им отказывал, — я знал, что они натыкают ямс в землю и забудут про него, а потом его заглушат сорняки. Я им отказываю, и они думают, что я просто скуп. Но это не так. Птица энеке говорит, что с тех пор, как люди научились стрелять без промаха, она научилась летать без отдыха. Вот и я так же — научился беречь свой ямс. Но тебе я верю. Я вижу, с кем имею дело. Правду говорят старики: спелое зерно по виду узнаешь. Я дам тебе два раза по четыреста штук. Иди и готовь свое поле.

Оконкво горячо поблагодарил его и счастливый отправился домой. Он знал, что Нвакиби не откажет ему, но не ожидал от него такой щедрости. Он не надеялся получить больше четырехсот клубней. Придется расширить поле. Еще четыреста штук он рассчитывал получить у приятелей своего отца в Исиузо.

Брать взаймы — очень медленный способ наполнить собственное зернохранилище. После всех трудов человек получает только треть урожая. Но для юноши, чей отец не имел ямса, другого пути не было. Положение Оконкво осложнялось еще и тем, что из своего скудного урожая он должен был кормить мать и двух сестер. А кормить мать значило кормить и отца. Ведь не станет же она готовить пищу только для себя, когда муж голодает. Поэтому еще совсем в юном возрасте Оконкво, который со страшным трудом пытался завести собственное хозяйство, должен был заботиться еще и об отцовском доме. А это было все равно что сыпать зерно в дырявый мешок. Мать и сестры работали не покладая рук, но они выращивали «женские» культуры — бобы, кассаву. Растить ямс — короля полей — было делом мужчин.

Такого неудачного года, как тот, когда Оконкво занял у Нвакиби семенной ямс, еще не было на памяти людей. Все происходило не вовремя — или слишком рано, или слишком поздно. Мир словно сошел с ума. Первые дожди запоздали, а когда наконец пришли, то совсем ненадолго. Снова на небе заблистало солнце, оно палило с неслыханной прежде яростью и нещадно сжигало зеленые ростки, успевшие подняться во время дождей. Земля словно превратилась в раскаленный уголья, и посадки ямса сгорели. Как все исправные земледельцы, Оконкво начал сажать ямс с первыми дождями. Он посадил уже четыреста клубней, когда дожди внезапно прекратились и опять наступила жара. Целыми днями он с надеждой посматривал на небо, не покажется ли дождевая туча, а по ночам лежал без сна. Утром он шел на свое поле и обнаруживал засохшие стебельки ямса. Он пытался защитить их от раскаленной земли, обкладывая каждый стебелек мясистыми листьями агавы. Однако к вечеру листья агавы высыхали и чернели. Он менял их каждый день и молился, чтобы ночью пошел дождь. Но засуха продолжалась восемь базарных недель, и в конце концов весь ямс погиб.

Некоторые земледельцы еще не сажали ямса. Это были ленивые и беспечные люди, которые всегда, насколько возможно, оттягивали расчистку своих полей. В этом же году они оказались самыми благоразумными. Они выражали сочувствие своим соседям, сокрушенно покачивая головой, а в глубине души были счастливы, что проявили-де такую предусмотрительность.

Оконкво высадил последние клубни ямса, когда жара сменилась наконец дождями. У него было лишь одно утешение. Ямс, который он посадил до засухи, был его собственный, от прошлогоднего урожая. У него еще оставалось восемьсот клубней, которые одолжил ему Нвакиби, и четыреста, которые он получил от приятелей своего отца. Оконкво решил начать все сначала.

Но в этом году природа окончательно сошла с ума. Дождь лил, как никогда. День и ночь на землю низвергались потоки воды, размывая поля ямса, вырывая с корнем деревья и образуя повсюду глубокие овраги. Потом дождь стал немного слабее, но он шел изо дня в день без передышки. В этом году солнце не проглянуло ненадолго в середине дождливого сезона, как обычно. Ямс, правда, пустил сильные зеленые ростки, но всякому известно, что без солнца клубни не могут развиться.

В тот год уборка урожая была печальной, как похороны; многие люди плакали, выкапывая из земли мелкие подгнившие клубни. А один даже укрепил свою повязку на суке дерева и повесился.

Всю свою жизнь Оконкво с холодной дрожью вспоминал тот трагический год. Когда он думал о нем впоследствии, его самого поражало, как он сумел устоять под таким бременем неудач. Он знал, что он сильный боец, но испытания того года могли разбить даже львиное сердце.