Четвертый Рейх

— Вопросы буду задавать я, — спокойно отозвался Александр.

Внутри все кипело, тем приятнее было сохранять внешнее хладнокровие. Он поднялся со стула, подхватил связанного подмышки, помог подняться и усадил на стул. Сам встал напротив.

— А ты будешь отвечать, — закончил он. — Понятно?

Фермер кивнул и снова сморщился. Да, удачно прилетел приклад.

— Как зовут?

— Гюнтер.

— Хорошо, Гюнтер. Для начала неплохо. — Погребняк с хрустом размял пальцы.

Немец заерзал, напрягся, словно хотел порвать веревки.

— Зря стараешься: веревка из твоего гаража. По-моему, очень неплохая.

Александр подошел ближе, медленно склонился к коренастому. Фермер дернулся и затих. Он не понимал, Александр точно видел это, не понимал, что происходит и почему это происходит с ним, в его доме.

— Страшно? — шепнул Погребняк в самое ухо. — Не бойся. Если будешь слушаться, больно не будет.

— Что вы хотите от меня? — голос немца по-прежнему звучал грубовато, но теперь в нем на самом деле сквозил страх.

И этот напуганный, ничего непонимающий мужик застрелил его Осьминога. Зачем? Тоже от непонимания или из страха? Александр сжал кулаки, чувствуя, что хочет убить немца.

— Сначала ответишь на пару вопросов, — сухо произнес он. — Потом посмотрим. Возможно, поможешь. Потом я тебя отпущу.

Пленник снова кивнул. Видимо, понимание перспектив его немного успокоило. Скотина.

— Зачем ты его убил? — спросил Погребняк как можно мягче.

— Кого? — пленник удивился. Кажется, вполне искренне.

— Осьминога.

Александр посмотрел за спину пленнику. Туда, где все еще лежал мертвый Осьминог. Как их хоронят и хоронят ли, он не знал, потому просто укрыл тело скатертью. Немец видеть труп не мог, но понял, о чем речь.

— Это животное. Дикое животное, и оно забралось ко мне в дом.

— Он не животное. Они разумны. Они не убивают вас. Почему же вы?..

— Нет у них никакого разума, — замотал головой Гюнтер. — Да они что-то лопочут, даже поддаются дрессировке, но причем же здесь разум?

Погребняк посмотрел на немца со злостью. Тот в самом деле не понимал. Или очень хорошо прикидывался.

— Они животные, — уверенно повторил немец. — Есть хорошие животные, которых приручили. Есть даже очень хорошие. А есть дикие. Дикое животное проникло в мой дом, я его застрелил. Что в этом такого?

— Кто из вас животное, мы еще разберемся.

— Вы не можете так говорить, — возмущение Гюнтера было настолько сильным, что он, кажется, даже забыл про страх. Приосанился. — Я сын ариев.

— Арии? — Погребняк театрально вскинул бровь.

— Арии — высшая раса. Дети богов. Те, что спустились с неба с Великим Учителем и построили Четвертый Рейх. — Немец говорил, словно учитель, вдалбливающий нерадивому школяру прописные истины. — Мы, родившиеся здесь, их дети.

— Выродки, значит, — нехорошо улыбнулся Александр.

Гюнтер подавился словами, на Погребняка поглядел совсем напугано, ничего не понимая.

— Кто вы?

— Человек, — уверенно ответил Александр. — Уроженец Земли. Офицер Агентства. Специалист по контактам с внеземными цивилизациями.

Александр чеканил пугающе холодно, слова отлетали, как срывающиеся с крыши сосульки. И каждое такое слово-сосулька попадало в цель.

Он снова улыбнулся.

— Это прикрытие. На самом деле, никаких специалистов по контактам не существует. Даже батальон эфемерных инопланетян меньшее зло, чем один возомнивший о себе что-то человек. Возомнивший, что он, например, сын каких-нибудь древних гигантов. Или что он может изменить мир. Или что мир, вокруг него, несовершенен… Много разных «или»…

«Не раскрывать себя и Агентство, — вспомнил он инструкции майора. — А пошли бы вы, дорогой майор, в жопу вместе со своим Агентством и всем человечеством. Инструкции у них. Что вы знаете кроме своего кабинета? Ничего. А даже если и знаете, то на бумаге или в голографии».

Того, что здесь происходит, не знал никто. Никто не мог даже угадать в самых смелых фантазиях.

Так что все инструкции закономерно летят к чертовой матери. А если кто-то хочет побороться за чистоту выполнения приказа — милости просим на Глизе.

Александр жестоко оскалился.

— Видите, я вполне искренен. Надеюсь получить от вас столь же искренний ответ.

Немец на искренний ответ был, кажется, не способен. Он сидел с открытым ртом и таращил на Александра ставшие круглыми, как у совы, глаза.

— Это вторжение? — спросил он, наконец.

— Дружеский визит.

— Я не буду ничего говорить.

— Будешь, — спокойно и уверенно сказал Александр. — Я знаю кто вы и откуда. Теперь я хочу знать, когда вы сюда прилетели. Чего хотите. Чем живете. Я хочу знать, где мои коллеги, которых увезли прямо с корабля. Или хотя бы, где они могут быть. Хочу знать, как устроен ваш город. Он один, или их несколько? Хочу знать, чего от вас ждать.

— Я не стану отвечать, — перебил Гюнтер.

Погребняк опасно улыбнулся, пожал плечами.

Говорить ничего не стал, просто обошел связанного и пошел по коридору. В гараже щелкнул выключателем и приступил к осмотру. На поиски ушло немного времени. Минут семь, не больше. Александр вернулся в дом с молотком, плоскогубцами и клещами.

Он был обстоятелен и неспешен. Зачем торопиться? Болевой порог у каждого свой, а вот страх в ожидании боли у всех одинаковый. Ожидание, что будет больно, порой невыносимее, чем сама боль.

Александр сложил инструмент прямо на пол, предварительно погремев им за спиной у Гюнтера. Зашел в гостиную, взял там второй стул и вернулся к немцу. Тот сидел с непроницаемой физиономией, но в глазах метался страх. Очень хорошо.

Погребняк поставил стул напротив пленника, улыбнулся связанному и снова ушел, не сказав ни слова.

С кухни вернулся с табуреткой. Чуть отодвинул пустой стул, установив табуретку между ним и тем, на котором сидел Гюнтер. Аккуратно, словно от этого зависела вся дальнейшая жизнь, выложил на табурет молоток, клещи и плоскогубцы. Полюбовался на железяки, улыбнулся немцу мягко и открыто.

— Ты у меня заговоришь, — протянул ласково. — Кстати, у тебя ножовки нет? А то я не нашел.

Немец судорожно сглотнул, но не ответил.

— Жаль, это ускорило бы процесс. А то времени нет.

Александр потянул пленника за связанные руки, уложил кисти на край табуретки и взял плоскогубцы.

Гюнтер дернулся. Погребняк придержал его за запястье. Металлические губки плоскогубцев сомкнулись на мизинце правой руки. Александр медленно с извращенным удовольствием поднажал на ручки.

— Этот толстый поросенок целый день хвостом вилял, — напел он. — Этот толстый поросенок спинку об забор чесал. Гюнтер, у вас есть дети?

Губки сжались сильнее. Немец не выдержал и заорал. Грубое лицо его побледнело.

— Ля-ля-ля-ля-ля-ля-лю, поросяток я люблю. Подпевайте, текст не сложный.

Плоскогубцы разжались, выпуская изувеченный палец. Немец сидел белый, как скатерть. В глазах бушевали боль и страх. Истинно арийский дух, значит. Посмотрим.

Погребняк перехватил инструмент.

— Ну что, будем разучивать песню дальше, или вы мне что-то хотите сказать?

Немец смотрел зло и молчал. На лбу его выступили капли пота.

— Вы думаете, Гюнтер, у меня не было практики? Вы ошибаетесь. Мне признания подписывали. «Я такой-то, такой-то, сим удостоверяю, что являюсь пришельцем с планеты тра-па-та-па-та…» Думаете, они были пришельцами?

«Не раскрывать себя и Агентство», — снова возник в голове голос майора. Александр усмехнулся, продолжил:

— Нет, это миф. Не было на Земле никаких пришельцев. Никогда. Просто людям друг с другом тесно, просто людям приходят в голову вредные идеи, потому нужны, очень нужны инопланетяне. А где их взять, а, Гюнтер? А я вам скажу честно: я их сам делал. При помощи нехитрого инструмента.

Металлические губки обхватили безымянный палец. Александр надавил. Пока не сильно, но болезненно. Не надо резкой боли. Боль должна приходить медленно, постепенно. И оставаться надолго.