Страница 22 из 75
Касим взял лопату и начал копать, пытаясь найти воду. Джолчи стал смеяться над ним, но замолчал, когда его спросили, где же Хотан-дарья, до которой, по его словам, они уже должны были дойти.
На глубине одного метра песок стал влажным. Все начали по очереди копать с удвоенной энергией, даже Джолчи. Когда стало совсем темно, зажгли лампы и поставили их в углублениях в стенках импровизированного колодца. Проходили часы, и чем глубже они копали, тем влажнее и прохладнее становился песок.
Яма достигла трехметровой глубины. Касим снизу поднял блестящее от пота лицо и отбросил лопату.
— Господин, песок сухой, — сказал он.
Верблюды, от которых зависела жизнь, слабели на глазах. Чтобы сберечь силы оставшихся животных, Хедин решил оставить на месте как можно больше груза: провиант на несколько месяцев, масло, хлеб, сахар, крупа, консервы, керосин — все было сложено на ковер. Рядом воткнули шест с экземпляром «Нюа даглит аллеханда» вместо флага. Они собирались позже вернуться и все забрать. Тем вечером они пировали: шампиньоны, супы, омар, сардины и другие консервы, содержащие жидкости. Тайком, чтобы его не застукали непьющие мусульмане, Хедин попробовал утолить жажду китайским спиртом, предназначавшимся для спиртовки, но стало только хуже.
На всех оставалось четыре литра воды в двух жестяных банках. Но когда они утром собирались в путь, оказалось, что одна из жестянок пуста. А на следующее утро Исламбай застал Джолчи, когда тот украдкой пил воду из жестянки. Ислам-бай наградил его увесистой оплеухой. В банке было теперь лишь полтора литра, которые Хедин собирался разделить вечером, по триста грамм на каждого.
Главный вопрос сейчас звучал для них просто: сколько дней человек может жить без воды? Магомет-шах сказал, что однажды в Тибете не пил тринадцать суток, но добавил, что было прохладно.
Когда караван расположился на ночлег вечером и Хедин собрался разделить оставшуюся воду, банка оказалась пустой. На этот раз воду выпили Магомет-шах и Касим. Джолчи отстал, все подумали, что, наверное, он уже умер, и не очень горевали по этому поводу. «Господи, помоги нам!» — написал Хедин в дневнике.
Такла-Макан,
1 мая 1895 года
Но утром первого мая Джолчи появился в лагере и заявил:
— Сегодня мы найдем воду.
Его утверждение было встречено без эмоций.
Верблюды, которые не пили и нормально не ели почти неделю, были в очень плохом состоянии. Хедин едва шел: он падал, поднимался, делал несколько шагов и падал опять. Только Ислам-бай еще сохранял какие-то силы. Вечером Хедин приказал зарезать последнего оставшегося барана — кто-то предположил, что можно будет напиться бараньей кровью. Но никто так и не смог заставиться себя выпить из сосуда, куда они собрали ее.
Милле Бруман.
Ислам-бай тем временем сделал коктейль из верблюжьей мочи, добавив уксуса, сахара и еще чего-то. Вытошнило его моментально.
Джолчи попробовал жевать бараньи легкие. Его руки и физиономия были красными от крови. Магомет-шах неподвижно лежал на песке.
Ислам-бай, Касим и Хедин решили идти дальше. Оставляемый лагерь выглядел как после налета разбойников. Палатка хлопала на вечернем ветру, везде были разбросаны вещи, куры, которых они выпустили из клеток, клевали останки барана. На песке остались лежать обессиленные Магомет-шах и Джолчи.
Стемнело. Они шли очень медленно: их задерживали верблюды, измотанные животные то и дело останавливались, хотя были почти без поклажи. В конце концов Хедин не выдержал:
— Мы оставим верблюдов и пойдем как можно быстрее на восток, нам надо воспользоваться ночной прохладой.
— Я не могу идти дальше, — прошептал Ислам-бай едва слышно.
Хедин и Касим взяли с собой самое необходимое: компасы, часы, лопату, нож, спички, немного еды, — то, что немного весит. Когда они отошли немного, Хедин обернулся. На песке лежали пять верблюдов, собака и Исламбай. Мягкий свет керосиновой лампы подсвечивал эту сцену. Хедин подумал, что Ислам-бай, наверное, скоро умрет.
Они шли до половины двенадцатого утра, потом разделись догола и закопались в песок с теневой стороны песчаного бархана, чтобы уберечься от полуденного зноя, и так пролежали до темноты. Затем снова пошли, пока усталость не свалили их с ног.
Проснулись они на рассвете. Было третье мая. Касим не пил третьи, а Хедин четвертые сутки. И тут вдруг появилась надежда на спасение: Касим высмотрел на горизонте зеленый тамариск.
Когда они дошли до куста, Хедин растер несколько веточек, вобрал в себя их свежий запах. Вдали они увидели одинокий тополь, дошли до него и, хотя очень устали, все-таки попробовали вырыть рядом с ним колодец. Но копать уже не было сил.
Четвертого мая они добрались до настоящего леса. Касима было трудно узнать: щеки провалились, губы синие, язык распухший и белый. Он бредил на ходу. Хедин решил сделать привал. После отдыха он попробовал помочь Касиму подняться, но тот покачал головой и махнул рукой, показывая, чтобы Хедин шел дальше один.
Хедин взял лопату и пошел через лес на восток. Через полчаса он увидел перед собой белый песок и широкую канаву. Ему потребовалось какое-то время для того, чтобы сообразить, что это и есть Хотан-дарья, или, наверное, правильнее сказать, то, что еще недавно было Хотан-дарьей, — русло реки было сухим.
Как обычно, считая свои шаги и записывая расстояние и направление, Хедин побрел по руслу реки, надеясь все-таки найти немного воды. Он прошел два с половиной километра. Дно реки оставалось таким же сухим. И тут неожиданно за поворотом все изменилось.
Зрелище, которое он увидел, было просто магическим: серебристый ломтик луны отражался в небольшом, около двадцати метров, водоеме. Он наклонился, чтобы напиться — в первый раз почти за неделю, но тут же сказал себе «нет». Ведь он был ученым.
Прежде чем начать пить, он должен сделать необходимые наблюдения о реакции человеческого организма на сильное обезвоживание. Он медленно положил пальцы правой руки на левое запястье, посмотрел на хронометр и сосчитал слабый пульс: сорок девять. Потом взял кружку и влил воду в сжавшееся горло. Вкус был божественный. Потом сделал еще глоток, и еще, и еще. Так он выпил почти три литра.
Иссохшая сморщившаяся кожа на руках медленно расправлялась по мере того, как жидкость пополняла кровь и попадала в вены. Он чувствовал, что сердце начинает биться сильнее и чаще, и опять измерил пульс: пятьдесят шесть ударов в минуту.
То, что Свен сумел выйти прямо на воду, было невероятной удачей.
Хедин вспомнил о Касиме: тот умирал от жажды в трех часах хода.
Хотан-дарья,
6 мая 1895 года
Свен сидел и размышлял. Касим слишком плох и сам не сможет дойти до воды; следовательно, Хедин должен отнести ему воду. Но в чем нести? Кружка слишком мала…
Но он сообразил: сапоги! Его крепко сшитые, не пропускающие воду кожаные сапоги! Свен стащил сапоги, наполнил водой до краев, нанизал ушками на рукоятку лопаты и понес, как коромысло.
Его застигла темнота, и пришлось дожидаться рассвета, чтобы не заблудиться. Когда посветлело, он быстро нашел Касима.
— Я умираю, господин, — простонал тот.
— Не хочешь немного воды, Касим? — спросил Свен, но вместо ответа услышал только вздох. Касим, разумеется, не подозревал о содержимом сапог и думал, что Хедин шутит. Свен снял сапоги с лопаты. Касим остолбенел от изумления и начал пить жадными глотками.
История о том, как белый исследователь спас своего слугу, принеся ему воду в сапогах, постепенно разошлась по всему миру. Она рассказывалась и пересказывалась десятками и сотнями газет и принесла Хедину мировую известность.
Ислам-бай тоже выкарабкался. Он не только спасся сам, но и ухитрился привести одного из верблюдов с поклажей-записями Хедина и кассой. Но Магомет-шах и Джолчи погибли в пустыне. Позже Хедин выплатил вдове Магомет-шаха внушительную сумму.