Страница 17 из 75
Галле,
28 июля 1892 года
Хедин отправился на телеграф и послал телеграмму семье в Стокгольм. В ней было только два слова: «Доктор наук».
Потом он вернулся в свой номер в гостинице «Гамбург» в Галле, взялся за перо и описал происшедшее.
«Слава Богу, все закончилось. Я пахал как раб все лето. Хуже всего философия, а это обязательный предмет. Философия, да еще на немецком. Кант! Я должен был знать все работы Картезиуса. Все прошло отлично. Даже философия.
Докторский диплом я получу в сентябре после опубликования диссертации. Но папа может уже сейчас дать объявление в «Нюа даглит аллеханда», примерно такое…»
Свен немного подумал над формулировкой и написал:
«Свену Хедину, который с конца апреля изучал географию у профессора фон Рихтгофена в Берлинском университете и в июле — у профессора Киркхофа в Галле, 28 июля была присвоена докторская степень в университете упомянутого города».
Диссертация Хедина называлась «Мои наблюдения Демавенда». В основе ее лежал рассказ о восхождении на гору двумя годами раньше; это была укороченная версия повествования из книги «Посольство короля Оскара к персидскому шаху». Другими словами, диссертация выглядела легковесно.
Во время подготовки диссертации Хедин съездил в Фридрихсру, куда в свое имение удалился Бисмарк, когда император Вильгельм II отстранил его от дел в марте 1890 года. Взяв за обыкновение знакомиться со шведскими нефтяными королями, русскими военными губернаторами и восточными владыками, Свен лелеял надежду встретиться и с Железным канцлером. Он постучал в ворота — быстро появился старый дворецкий с пышной седой бородой.
— Что вам угодно?
— Я хотел бы видеть князя Бисмарка. Скажите ему, пожалуйста, что его приветствует шведский студент, который изучал географию у профессора Рихтгофена, дважды проехал через Персию и, кроме того, был в посольстве короля шведского и норвежского Оскара к персидскому шаху. Возможно, рассказы о моих путешествиях развлекут его светлость, — сказал он с привычной самоуверенностью.
Дворецкий ушел. Через несколько минут он вернулся и сообщил, что, к сожалению, князь болен и лежит в постели. Он недавно заснул, и его нельзя беспокоить. Хедин оставил Фридрихсру несолоно хлебавши.
Но каким образом он сумел добиться докторской степени с диссертацией, основанной на полуторадневном восхождении на гору? Вероятно, сказалось его обаяние. Немецкие профессора были очарованы бойким молодым путешественником, говорившим на многих языках, читавшим блестящие доклады и успевшим издать две книги.
Санкт-Петербург,
9 декабря 1892 года
Часы пробили восемь. Ударил председательский молоток, и шум в зале Русского географического общества затих. Профессор Мушкетов поднялся, чтобы представить докладчика. Все места были заняты.
Среди публики были правительственные чиновники, генералы, члены Географического общества и несколько шведов, живущих в русской столице, в том числе шведский посол Леннарт Рютершёльд и промышленник Карл Нобель.
Мушкетов самым лестным образом представил докладчика-путешественника по Азии Свена Хедина. Публика поаплодировала. Когда Мушкетов сказал, что Хедин будет делать свой доклад на русском, по залу пробежал шепоток удивления. Прежде никогда не бывало, чтобы иностранец делал доклад на русском. Что из этого выйдет?
Вышло все блестяще. Никогда прежде Хедина не вознаграждали такой бурей аплодисментов за прочитанный доклад. Он сиял от счастья, публика говорила, что у него очень слабый, почти незаметный акцент. «Русский доклад прошел просто блестяще», — написал он в письме домой.
На следующем заседании Хедина наградили серебряной медалью общества. Это была его первая награда такого рода, и гордость Свена не имела границ.
Хедин приехал в Санкт-Петербург за неделю до доклада. С собой он привез две свои книги и перевод Пржевальского. Он надеялся получить аудиенцию у царя, чтобы лично вручить их.
Хедин был частным лицом. Но в русской столице с ним обращались как с представителем Швеции. Налаживать контакты Хедину помогал шведский посланник Рютершёльд.
В четверг, седьмого декабря, Хедин и Рютершёльд отправились к министру иностранных дел просить об аудиенции у царя. Министр поспособствовать просителям отказался, но обещал лично передать книги Хедина Николаю. В тот же день они посетили военного министра Ванновского.
В результате встреч с русскими сановниками Хедин договорился о бесплатной перевозке через Россию багажа новой экспедиции. Кроме того, Хедин посетил посла Китая, и тот тоже посулил ему свое содействие.
Все шло отлично, и он вернулся домой в прекрасном расположении духа. Приближалось Рождество, последнее вместе с семьей перед долгим странствием, в которое он собирался отбыть.
Но тут все его планы пошли прахом.
Стокгольм,
28 апреля 1893 года
Безжизненное, казалось, тело Хедина лежало на операционном столе. Сильно пахло эфиром. Доктор Нурденсон оперировал его правый глаз. Когда доктор сказал Свену о необходимости операции, тот вспомнил профессора Киркхофа.
У Киркхофа были небольшие проблемы с глазом, и один из университетских офтальмологов предложил их решить. Это должна была быть, по заверениям врача, быстрая и безболезненная операция, и Киркхоф согласился. Но операция прошла неудачно, и через несколько дней глаз пришлось удалить.
— Ради Бога, — сказал Киркхоф Хедину, — никогда ни при каких обстоятельствах никому не позволяйте ковыряться у вас в глазах.
Но вот Нурденсон удалял воспаленную часть радужной оболочки его правого глаза…
Воспаление началось сразу же после Нового года. Доктор Нурденсон настаивал на операции. Свен операции не хотел, но в конце концов пришлось согласиться.
Операция прошла успешно. Но тут совершенно внезапно начал болеть левый глаз.
— Это все ваше воображение, — сказал Нурденсон, но ему пришлось поверить факту: левый глаз тоже воспалился.
В дневнике папы Людвига есть записи о состоянии сына: «Свену очень плохо… Свену хуже… Свену еще хуже… Нестерпимая боль в прежде здоровом глазе. Боже, помоги ему!»
Десять дней Хедин пробыл в больнице, потом его перевезли домой. Он испытывал сильную боль. Нурденсон, который заходил к нему нескольку раз в день, утихомиривал ее уколами морфия. Он старался изо всех сил, но, казалось, был бессилен. Свену грозила слепота.
Но 24 мая его состояние резко улучшилось, и Свен потихоньку встал на ноги. Как бы то ни было, экспедицию пришлось отложить на неопределенное время. Впрочем, Свен продолжил готовиться к путешествию, диктовал распоряжения и письма.
— Пусть он отвлекается на это, но ни в какое путешествие ему ехать нельзя, — сказал доктор Нурденсон его родным.
Одним из адресатов Хедина был Альфред Нобель. Хедин прямо попросил у него денег на экспедицию. Нобель ответил, что, во-первых, он не заинтересован вкладывать деньги в исследовательские экспедиции и, во-вторых, его касса пуста. «Сейчас я не могу позволить большего, кроме как приложить чек на две тысячи крон».
А Хедину требовалось тридцать тысяч крон — около полутора миллионов в нынешнем денежном исчислении. Пока у него имелось двадцать три тысячи. Самым крупным спонсором стал король Оскар, который пожертвовал пять тысяч. Среди меценатов были также бывший премьер Окерхельм, пуншевый король Седерлунд и десятки других богатых шведов.
Помимо денег Хедин получил в подарок два винтовки, два хронометра, три анероида, набор метеорологических инструментов, топографические принадлежности, компасы, две фотокамеры, фотопластинки, проявочные материалы, два бинокля, сорок очков для защиты от песка и сорок — от солнца, краниометр для измерения черепов — подарок, как легко догадаться, от профессора Ретциуса, того самого, который просил Хедина раздобыть черепа парсов в Персии.
Хедин решил начать экспедицию осенью с теми деньгами, которые удалось собрать. Поздно вечером 16 октября 1893 года друзья и родственники провожали его на Шеппсбрун. Ящики и кофры с багажом погрузили на борт финского парохода «Фон Дёбельн». У Хедина было с собой 300 килограммов оборудования. В полночь судно отдало швартовы.