Страница 13 из 75
Шведские посланники переступили порог зала для аудиенций и низко поклонились. Еще раз они повторили эту процедуру, дойдя до середины зала, и третий раз — за три шага до персоны Его Величества. Насреддин взирал на послов, не беспокоя себя какими-либо приветствиями, — все согласно этикету.
«Он выглядит сильным, величественным, у него орлиный нос, пытливый взгляд, роскошные густые усы», — восхищался Свен, рассмотрев шаха после третьего поклона.
На шахе были синие очки в золотой оправе, которые он изволил снять, когда посланники приблизились. Толмач принялся истово растолковывать шаху то, что тот прекрасно знал и сам: эти четверо — посланники от короля Швеции и Норвегии. Затем глава посольства Тресков сделал шаг вперед и произнес речь по-французски, речь синхронно переводилась на фарси. Затем шаху были переданы письмо от короля Оскара и золотая шкатулка с орденом Серафимов.
В этот момент шведские посланники с содроганием вспомнили о том, что случилось две недели назад между Тбилиси и Баку. Поезд остановился на полчаса, и они решили поужинать в станционном ресторане. Сумку с золотым, инкрустированным драгоценными камнями орденом, в опасении кражи, взяли с собой.
Шведы спокойно подкреплялись, как вдруг паровоз загудел об отправлении. Они расплатились на бегу и выскочили на перрон. На полпути к поезду Хедин внезапно крикнул: «Сумка!» — и ринулся обратно в ресторан, битком набитый потенциальными ворами.
Но сумка с высшим шведско-норвежским королевским орденом все так же стояла под скамейкой, где ее оставили. Хедин схватил сумку и помчался за поездом. Ему удалось ухватиться за поручень последнего вагона и взобраться на тормозную площадку. Катастрофы удалось избежать, но остальные об этом еще не знали. Между вагонами не было переходов, и Хедин только на следующей станции осчастливил своих спутников, оплакивавших исчезновение ордена.
Шах открыл шкатулку и принялся рассматривать награду.
— Очень хорошо, очень хорошо, — сказал он и добавил: — Я убежден, что это посольство еще больше укрепит дружеские отношения между нашими странами.
Затем шах поинтересовался, есть ли железная дорога между Стокгольмом и Кристианией. Разъяснив для себя этот сложный вопрос, Насреддин спросил, как проложена железная дорога через шведские озера: по мостам над водой или вокруг. Получив ответ, он поблагодарил короля Оскара за гостеприимство, оказанное персидским посланникам в Швеции, что позволило Трескову в свою очередь поблагодарить шаха за радушный прием. Вдруг шах указал на Хедина и спросил, кто он такой.
Тресков сказал, что Хедин жил в Баку и побывал в Персии. Тогда Насреддин спросил у Хедина:
— Ты понимаешь азербайджанский?
Когда он получил ответ, последовал следующий вопрос: где и как Хедин выучил язык? Хедин не мог понять, к чему шах клонит, и вдруг в конце разговора Насреддин спросил, что Хедин думает о Ширазе и Исфахане. Свен мгновенно ответил:
— Я видел несколько восточных стран, но Персия прекраснее всех.
Шах кивнул и подал знак, что аудиенция закончена. Четверо посланцев короля Оскара попятились из зала…
Посольство оставалось в Тегеране еще четырнадцать дней. В знак особой милости шах показал им свой личный, обычно закрытый для посетителей, музей.
В череде просторных залов, освещенных хрустальными люстрами, хранились драгоценные камни, оружие в золотых ножнах, ордена, золотые, серебряные и фарфоровые сервизы, полученные в дар от других монархов, портреты маслом германского императора Вильгельма I, итальянского короля Виктора-Эммануила II, русского царя Александра II и т. п. Среди прочего там находился большой глобус, выложенный разноцветными драгоценными камнями, с координатной сеткой из золота.
Хедин в консульском мундире во время посольства в Персию. 1890 год.
Второго июня шах дал прощальную аудиенцию посланникам короля Оскара. Настало время возвращаться обратно, но не для Хедина-он отправлялся в Бухару и Самарканд.
В телеграмме королю Оскару он попросил формальной отставки с дипломатической должности. Король не возражал, более того — он взял на себя все расходы, связанные с поездкой Хедина.
Башня молчания,
26 июня 1890 года
Со слезами на глазах Хедин попрощался с Тресковом, фон Геером и Левенхауптом. Он сдружился с ними за время поездки.
С дипломатической службой покончено. Но прежде Хедин должен был выполнить просьбу профессора антропологии Густава Ретциуса — раздобыть несколько черепов парсов.
Парсы исповедовали зороастризм и не смешивались ни с арабами, ни с прочими завоевателями Ближнего Востока. Ретциус предполагал, что они сохранили чистую индоевропейскую кровь и являются ярко выраженными арийцами.
Какое-то время Хедин жил у немецкого офицера, инструктора персидской армии, позже переехал к своему старому другу Бертрану Хюбеннет-хану.
Но легко сказать — раздобыть черепа. Не на базаре же спрашивать. Многие, понимая, чем эта затея может обернуться, попросту бы отказались, но только не Хедин. Он знал место, где черепов было полно. 26 июня вместе с Бертраном Хюбеннетом, хорошо знавшим Тегеран и окрестности, Хедин отправился на охоту за черепами.
Парсы не закапывали мертвецов в землю, не сжигали, а оставляли под открытым небом на радость воронью. Веселое местечко для этого называлось весьма поэтично — Башня молчания. Располагалась она километрах в десяти от Тегерана, в безлюдной каменистой местности; туда-то и направили стопы Хедин и Хюбеннет. В половине третьего дня, когда температура была около сорока градусов и солнечные лучи раскаленными гвоздями вбивались в землю, они добрались до цели.
Башня молчания представляла собой место диаметром шестьдесят восемь метров, ограниченное белой каменной стеной в семь метров высотой, — Хедин сам тщательно все измерил и запротоколировал. Чтобы перебраться через стену, они запаслись в ближайшей деревушке шаткой лестницей. Хедин, взяв сумку, приготовленную для черепов, вскарабкался на стену. Все скрипело, трещало, вокруг стояла вонь от запаха гниющих на жаре трупов. Широкая каменная лестница с крутыми ступеньками вела вниз, к эпицентру ароматов. На дне Хедин насчитал шестьдесят один каменный прямоугольник — каждый два метра в длину, метр в ширину, с двадцатисантиметровым углублением; в десяти, по меньшей мере, лежали тела как наглядные пособия разных стадий разложения.
Следом на стену влез Хюбеннет. Они спустился по ступенькам вниз, Хедин осмотрел останки и выбрал труп примерно недельной давности. Глаза выклеваны, большая часть тела уже съедена стервятниками. Когда Хедин отделил от тела череп, на землю плюхнулся мозг. Вонь усилилась, и его стошнило.
Однако он уложил череп в сумку и подобрал еще один, уже высохший. Третий череп прихватил Хюбеннет. Затем Хедин достал блокнот и, несмотря на вонь и жару, зарисовал одну из могил с телом внутри и сделал наброски всего захоронения…
Только дома у Хюбеннета они перевели дух. Их предприятие оказалось непростым и, кроме того, могло принести кучу неприятностей, если бы выяснилось, что они осквернили прах и взяли черепа.
Добычу свою они выварили в молоке и выбелили как слоновую кость. Ныне эти черепа можно увидеть в Этнографическом музее в Стокгольме.
Демавенд,
11 июля 1890 года
Хедин задержался в Тегеране намного дольше, чем рассчитывал. Уезжая из Стокгольма в апреле, он предполагал вернуться домой уже в середине июля, но в августе написал родным, что, вероятно, приедет к Рождеству.
Свен ожидал разрешения от русских властей на поездку в завоеванные царской империей ханства, он мечтал осмотреть легендарные города Мерв, Бухару и знакомый по сказкам каждому европейцу Самарканд. Бюрократическая канитель затянулась на два месяца.
Долгое ожидание имело свои плюсы: Хедин получил возможность последовать за шахом на «летние квартиры». Каждый год, когда летняя жара в Тегеране становилась непереносимой, персидский аристократ номер один собирал придворных, министров, гарем, слуг и отправлялся к северу от столицы, где воздух был прохладнее и здоровее.