Страница 7 из 14
Размахнувшись, Ломов, что есть силы, швырнул в немца своим автоматом. ППШ со свистом разрезал воздух и ударил обер-лейтенанта по затылку. Охнув, обер-лейтенант полетел лицом в снег. Ломов подбежал к нему. Пошатываясь, обер-лейтенант поднялся на ноги. Глядя мутными глазами на Ломова, застывшего напротив него в боксерской стойке, обер-лейтенант тоже встал в боксерскую стойку. Сделав неуверенный шаг навстречу Ломову, немецкий офицер попытался ударить его кулаком в голову. Ломов ловко увернулся, и кулак немца пролетел мимо. Крякнув, Ломов нанес ответный удар и впечатал свой кулак в лицо обер-лейтенанта. Немец дернул головой и, закатив глаза, со всего маху упал на землю.
Потерявший сознание обер-лейтенант лежал на спине, широко раскинув руки. Ломов стоял над ним, победно улыбаясь.
***
Допрос проходил в штабном блиндаже командира полка.
Трошкин сидел за столом, на котором лежали стопка бумаги и несколько ручек.
Перед Трошкиным, метрах в двух от стола, устроился на табурете, опустив голову, взятый в плен обер-лейтенант в мундире со знаками различия. Сбоку от Трошкина замер переводчик – совсем молоденький младший лейтенант. Могилевец с автоматом в руках стоял за спиной обер-лейтенанта.
Вскинув голову, Трошкин посмотрел на немца в упор.
- Имя, фамилия, должность!
- Ире наме, форнаме унд беруф! – бросил переводчик обер-лейтенанту.
Обер-лейтенант поднял голову. С трудом шевеля разбитыми губами, ответил что-то нечленораздельное. Переводчик растерянно захлопал глазами и наморщил лоб.
- Товарищ подполковник, я не разобрал…
Трошкин повернулся к переводчику.
- Как это - не разобрал? Ты что, языка не знаешь?
Переводчик обиженно шмыгнул носом.
- Почему не знаю? У меня два курса ин’яза, - переводчик кивнул на обер-лейтенанта. - Он так говорит… Будто у него нет зубов.
Могилевец прыснул от смеха.
- Товарищ подполковник, у него их и, правда, нет! Ему Ломов все передние зубы выбил.
В лесу.
Брови Трошкина удивленно взлетели вверх. Он с любопытством уставился на немца.
- А ну улыбнись!
- Лахэн зи биттэ! – перевел младший лейтенант.
Обер-лейтенант тоже удивленно вскинул брови. Недоуменно посмотрел на переводчика.
Переводчик настойчиво повторил:
- Лахэн зи биттэ!
Обер-лейтенант глупо улыбнулся, не размыкая губ.
- Рот пусть откроет! – выпалил Трошкин.
- Лахэн унд офнэн зи мунд! – бросил переводчик немцу.
Сообразив, наконец, зачем командиру полка нужна его улыбка, обер-лейтенант улыбнулся, широко раскрыв рот, в котором начисто отсутствовали все передние зубы.
Трошкин засмеялся.
- Вот блин! Чё ж сразу-то не сказал? – спросил он у Могилевца.
Могилевец пожал плечами.
- Виноват. Забыл.
Трошкин, продолжая тихонько смеяться, пододвинул к обер-лейтенанту лист бумаги и положил на лист ручку.
- Ладно… Пусть садится к столу. Будет отвечать на мои вопросы в письменном виде!
***
В палатке медсанроты Ломов сидит на табурете в брюках и майке.
Устроившись рядом с ним на другом табурете, Валентина накладывала повязку на его задетую пулей левую руку.
С нежностью глядя на медсестру, Ломов блаженно улыбался. Время от времени переводя взгляд с повязки на повара, Валентина тоже не могла удержаться от улыбки.
- Повезло: пуля прошла навылет. Кость не задета, - сказала Валентина.
Ломов махнул здоровой рукой.
- Заживет! Как на собаке.
Закончив накладывать повязку, Валентина удовлетворенно хмыкнула.
- Вот и все.
Ломов не торопится уходить.
- Хорошо, что левую… Правой – я и одной работать смогу, - он потряс в воздухе здоровой рукой. - Она у меня – ого-го! Помню, как-то поспорил с сыном…, - осекшись на полуслове, Ломов помрачнел и тяжело вздохнул.
- Сын, наверное, уже взрослый? – спросила Валентина
Помрачнев еще больше, Ломов опустил голову.
- Двадцать лет ему было.
- Было?
- Погиб… Под Волоколамском.
Валентина посмотрела на Ломова с жалостью.
- Один я остался. Как перст, - продолжал Ломов. - Жену тоже похоронил. В сороковом. Сердце…
Он снова вздохнул. Валентина грустно покачала головой.
- А у меня мужа убили под Смоленском. В августе сорок первого… Вместе с похоронкой письмо пришло – от друга. Друг все видел, своими глазами… Так что и я теперь одна.
Ломов тоже посмотрел на Валентину с жалостью.
- Вот как… А детки? Деток у вас разве не было?
- Не успели. Мы прожили всего три года.
Ломов грустно покачал головой.
- Значит, мы оба…
Валентина согласно кивнула. Тряхнув головой, словно отгоняя грустные воспоминания, Валентина снова улыбнулась.
- Вы до войны… Тоже работали поваром?
- Да. В «Метрополе».
Брови Валентины изумленно взлетели вверх.
- Знаменитый ресторан.
- Бывали в нем?
Валентина отрицательно помотала головой.
- Я и в Москве-то была всего раз - перед самой отправкой на фронт, на формировании… Я из Иркутска.
- Да… Далековато от Москвы.
- Зато места у нас красивые. Байкал…
В палатку вошел, неслышно ступая по полу валенками, командир медсанроты капитан Орехов. Он остановился недалеко от порога. Ломов и Валентина не заметили его появления.
- Байкал – это да, - восхищенно произнес Ломов. - Я уху варил – из байкальского омуля.
Валентина согласно кивнула. В ее глазах появилась ностальгическая грустинка.
- Вкусная. И из омуля, и из окуня… Я любую уху люблю, - медсестра вздохнула. - Только уже и не помню, когда ее ела.
Ломов радостно встрепенулся.
- Хотите, сварю?
Орехов, который все это время внимательно слушал их разговор, нахмурился и ревниво сверкнул глазами. Громко кашлянул. Ломов и Валентина, вздрогнув, повернули головы в его сторону.
- Хватит лясы точить, солдат! - сердито бросил Орехов Ломову. - Знаешь, сколько у нее еще дел? – капитан кивнул на руку повара. - Ранение – легкое. В лазарет с таким не кладем. Так что давай, одевайся – и марш в свою роту!
Ломов встал с табурета и начал одеваться. Ухмыльнулся.
- Мне не в роту, товарищ капитан. Я повар.
- Ну, значит, на кухню!
…Ломов шагал в сторону кухни. Вдали гремела артиллерийская канонада...
…Валентина сидела за столом, заполняя медицинскую карту. Орехов стоял сбоку от Валентины, опершись о стол, улыбаясь и с нежностью глядя на медсестру.
- С ранеными разговариваешь… А со мной?
Валентина подняла голову.
- О чем будем разговаривать, товарищ капитан? – с иронией произнесла медсестра.
- Неужели не найдем? – сказал Орехов, становясь серьезным. - Ты, наверное, думаешь, что и мне… Надо только то, что другим… Которые вокруг тебя вьются.
Волнуясь, Орехов приблизил свое лицо к лицу Валентины. Его глаза горели.
- Я же тебя люблю!
Он попытался погладить Валентину по волосам, но она отдернула голову в сторону, жестко сузив глаза.
- Не надо, товарищ капитан.
Орехов помрачнел и тяжело вздохнул.
***
Трошкин стоял посреди своего штабного блиндажа. Напротив него замерли, вытянувшись в струнку, Ломов и Синдяшкин. Глядя на поваров, Трошкин восхищенно улыбнулся.
- Ну, мужики…, - Трошкин похлопал обоих поваров по плечам. - Молодцы! Сорвали наступление немцев!
Ломов и Синдяшкин удивленно переглянулись.
- Вы обнаружили в лесу группу десантников, выброшенных в наш тыл с задачей уничтожить штаб полка. Перед наступлением, которое фрицы планировали на рассвете… Понятно?
Синдяшкин и Ломов кивнули.
- Командир диверсионной группы…, - Трошкин посмотрел на Ломова. - Которому ты выбил зубы… Сказал на допросе, когда оно начинается. И артиллеристы нанесли по немецким позициям упреждающий огневой удар.
Трошкин довольно засмеялся.
- Не решились фрицы после этого наступать. Дырку они получили от бублика! – командир полка снова похлопал поваров по плечам. - В общем, я… Представил вас обоих к Орденам Славы. Каждый раз бы вы так охотились!