Страница 12 из 14
Отстранившись от Ломова, Валентина вытерла ладонью влажные глаза.
- Мне сказали, ты отстал от полка. Пропал без вести… Господи, чего я только не думала!
- Жив я, жив, - он ласково провел рукой по щеке Валентины. - Не время помирать, когда у нас с тобой… Только все началось.
Ломов счастливо улыбался. Валентина – тоже.
К палатке медсанроты подбежал раскрасневшийся Синдяшкин. Кивком головы он поздоровался с Татьяной, а потом и с увидевшей его Валентиной. Ломов недоуменно уставился на друга. Синдяшкин выдохнул:
- Егорыч! Нас - к командиру полка!
- Во как…, - недовольно протянул Ломов. – И поговорить не дадут.
***
Ломов и Синдяшкин стояли напротив Трошкина в окопе командно-наблюдательного пункта полка. Подполковник смотрел на них с гордостью и восхищением.
- Про все ваши подвиги знаю. И про встречу в лесу с немецким патрулем, и про пленного фрица. Ну, а как летели на кухне к нашим окопам… Как на тачанке…, - Трошкин засмеялся и изобразил руками стрельбу из пулемета. – Знает уже даже командующий фронтом. И ему доложили…
Командир полка похлопал поваров по плечам.
- Пора вам становиться полными кавалерами Ордена Славы. Заслужили, мужики!
Ломов и Синдяшкин довольно переглянулись.
***
Солнечным апрельским утром 1945 года Валентина и Ломов, на гимнастерке которого сияли три Ордена Славы, негромко переговариваясь, вышли из палатки медсанроты и тут же – лицом к лицу – столкнулись с капитаном Ореховым. Увидев Орехова, Ломов вытянулся в струнку.
- Здравия желаю, товарищ капитан.
Орехов приветливо улыбнулся.
- Здорово!
Стараясь не глядеть на Валентину, Орехов пожал повару руку.
Ломов и Валентина отошли в сторону и остановились недалеко от палатки, продолжая прерванный разговор. Орехов бросил на влюбленных грустный взгляд, вздохнул, махнул рукой – а, что тут уже поделаешь?! – и исчез внутри палатки.
Ломов обнял Валентину за талию.
- Придешь к нам на кухню обедать? – он подмигнул Валентине. - Я ушицу сварю.
- Правда!? Снова ходил на рыбалку?
- А то. С утра пораньше… Так придешь?
- На уху – обязательно.
К Ломову и Валентине подошел Трошкин – уже в полковничьих погонах. Ломов и Валентина повернулись к нему и застыли по стойке «смирно». Трошкин махнул рукой.
- Вольно, вольно.
Ломов и Валентина расслабились.
- Вот, Егорыч, мы и у Берлина. В полсотне километров, - Трошкин улыбнулся Ломову. - Скоро возьмем!
Командир полка хлопнул повара по плечу.
- Помнишь, что мне обещал?
- Помню, товарищ полковник. Будет Вам жареный заяц по-берлински.
- Ну, с зайцем-то все понятно. А вот кое с чем другим…, - Трошкин хитро прищурился. – Хочу задать тебе один вопрос…
Ломов пожал плечами.
- Спрашивайте.
Трошкин перевел взгляд с Ломова на Валентину.
- Когда будем свадьбу играть?
Ломов и Валентина, смутившись, переглянулись. Ломов решительно махнул головой.
- Кончится война – и сыграем.
Трошкин шутливо погрозил Ломову пальцем.
- Смотри! Чтобы и это обещание выполнил!
***
У костра помешивал в котелке уху Синдяшкин, на гимнастерке которого тоже сияли три Ордена Славы. Рядом с Синдяшкиным стоял Ломов.
К леску недалеко от полковой кухни подошла рота пехотинцев. Остановившись на привал, солдаты разбрелись в разные стороны. Рассевшись на траве, перекусывали, курили…
Ломов обратил на них внимание. Кивнул на солдат.
- Глянь, вроде, не наши.
Синдяшкин тоже посмотрел на отдыхающих бойцов.
- Не. Я слышал, полку две роты придали. Перед наступлением. Из другой части.
Ломов продолжает разглядывать солдат, находившихся метрах в ста от кухни.
Неожиданно он изменился в лице. Заметив это, Синдяшкин тронул друга за локоть.
- Егорыч, что случилось?
Ломов, словно не слыша его, сделал шаг в сторону солдат. В его глазах смешались сомнение и надежда.
- Не может быть…, - протянул Ломов.
Сорвавшись с места, Ломов направился к солдатам. Синдяшкин удивленно смотрел ему вслед. Ломов шагал все быстрее и быстрее, а затем перешел на бег…
…В леске, в стороне от других солдат, устроился на пеньке… Ваня. Он курил, сидя спиной к подбегающему Ломову.
Ломов с глазами самого счастливого человека на земле летел к сыну. Когда до него осталось 20-30 шагов, Ломов уже ни капли не сомневающийся, что это Ваня, махнул рукой.
- Ваня! Сынок!!!
Услышав голос отца, Ваня вскочил и повернулся к Ломову. Недокуренная самокрутка выпала из руки Вани. На его лице расцвела счастливая улыбка.
- Батя!!! – громко крикнул Ваня и кинулся навстречу отцу.
Сблизившись, они бросились друг к другу в объятья.
Отец и сын стояли, обнявшись. На глазах обоих были слезы радости. Солдаты из роты Вани смотрели на них, улыбаясь.
Отстранившись от Вани, но продолжая держать руки на его плечах – словно боясь вновь потерять сына – Ломов смотрел на него так, будто все еще не верил в это чудо.
- Ваня! Сын… Я поверить не мог… Когда увидел тебя, - Ломов счастливо улыбался. - Я же получил на тебя похоронку, еще в сорок первом.
Ваня кивнул головой.
- Знаю, батя. Все знаю.
К Ломову и Ване подбежал Синдяшкин с распростертыми для объятий руками.
- Ванюша! – радостно заорал он.
Ваня сделал шаг к нему. Синдяшкин и Ваня крепко обнялись. Жмурясь от радости, Синдяшкин хлопал его по спине своими маленькими ладошками.
- Это ж сколько лет мы не знали… Что ты – живой.
- Да, Иваныч.
Освободившись из объятий Синдяшкина, Ваня стоял между ним и отцом. В глазах обоих поваров горело желание поскорее узнать, почему так случилось. Ваня вздохнул.
- Меня ведь и в самом деле - чуть не похоронили. По-настоящему…
Ломов оглянулся вокруг.
- Да что мы торчим тут, как три пенька? – он кивнул в сторону кухни. - Пошли к нам - на кухню. Там все и расскажешь. Привал же у вас – большой?
- Да, время есть, - Ваня спохватился. - Я только взводному скажу.
Ломов хлопнул его по плечу.
- Давай.
Ваня развернулся и побежал к своей роте. Ломов смотрел ему вслед счастливыми глазами…
…Ломов, Ваня и Синдяшкин сидели вокруг костра. Ваня держал в руках кружку с дымящимся чаем. Оба повара слушали его, боясь пропустить хоть слово.
- Под Волоколамском, во время атаки, снаряд разорвался у меня за спиной… Что было дальше – не помню. Но мне потом рассказали…, - волнуясь, Ваня сделал глоток из кружки. - Осколками посекло всего, живого места не осталось… В общем, приняли меня бойцы из похоронной команды за мертвого. Снесли вместе со всеми – к яме, для братской могилы. Тут я и зашевелился… Меня - сразу в госпиталь. Почти два месяца пролежал. Пять операций…
Ломов и Синдяшкин сочувственно вздохнули.
- Потом повезло – вернулся в родную часть, - Ваня посмотрел на отца. - Там и узнал, что тебе на меня отправили похоронку…
Ломов грустно покачал головой.
- Сразу написал тебе, что ошиблись. Живой! - Ваня вздохнул. - А в ответ – тишина. Я и Варе писал… И от нее письма не дождался.
Ваня обвел Ломова и Синдяшкина проницательным взглядом.
- Ну, я сразу и понял. Что все вы ушли на фронт.
Ломов согласно кивнул.
- Так и было. Сначала мы с Иванычем. Потом - Варя.
- Значит, все мои письма так уже четвертый год в почтовых ящиках и лежат…. – спохватившись, Ваня вскинул голову. Он заметно волновался. - А Варя? С ней все в порядке? Где она?
Синдяшкин похлопал его по плечу.
- Да в порядке, в порядке! В медсанбате она, сестрой. А дивизия ее сейчас где-то в Польше. Кончится война – свидитесь! А пока…, - Синдяшкин полез в карман гимнастерки, достал из него сложенный двое конверт и протянул его Ване. - Тут тебе и ее полевая почта, и наша.
Глаза Вани, взявшего в руки конверт, радостно загорелись. Он ударил себя кулаком по колену.
- Сегодня же ей напишу!
Синдяшкин снова потрепал Ваню по плечу.
- И я напишу. Что Ванюша воскрес!