Честь Джека Абсолюта

Но глаза матери вместе с этим воспоминанием вдруг дали ему ясное понимание того, что если он, может быть, до сих пор толком не знает, чего хочет в жизни, то уж чего не хочет — сознает точно.

— Вообще-то, мне действительно есть что вам сообщить. Я собираюсь выйти в отставку.

Произнеся это вслух, Джек испытал облегчение, но порадоваться столь приятному ощущению не успел.

— Что ты сказал?

С лица сэра Джеймса все еще не сходила улыбка, словно он полагал, будто слышит продолжение истории про медведя.

— Выйти в отставку? Ты, конечно, имеешь в виду, перейти на половинное жалованье.

Это был вариант, о котором подумывал Джек. В связи с окончанием войны многие подразделения расформировывались. Шестнадцатому полку повезло больше: его штатная численность сокращалась только на два эскадрона. Хотя Бургойн наверняка был бы против, Джек мог выразить желание довольствоваться только половиной и без того невеликого лейтенантского жалованья и, оставив службу, формально числиться в офицерах, сохраняя при этом свой чин.

— Пусть так… но, когда мы снова отправимся драться с французами, ты все равно ведь вернешься в свой полк.

— Мм… сэр, в том-то и дело. У меня вовсе нет желания жить, зная, что надо мною довлеют… какие-то обязательства.

— Обязательства? — Сэр Джеймс нахмурился. — Какие, к дьяволу, обязательства при половинном-то жалованье? Уж не удумал ли ты, часом, завербоваться куда-нибудь к иностранцам?

— Нет, сэр. Никак нет.

— Или вступить в Святой Орден?

— Это вряд ли.

— Тогда я не вижу проблем.

— Ну… мне просто хотелось бы совершить путешествие… побывать за границей.

— Хм! Можно подумать, ты не оттуда вернулся. Мне-то казалось, путешествий на твою долю хватило и так. Впрочем, тут нет ничего невозможного. Просто помни: когда настанет пора убивать, тебе придется вернуться.

«В этом-то и загвоздка», — подумал Джек и сказал:

— Сдается мне, сэр, я не хочу больше убивать.

— Но… ради нашего короля? Ради отчизны?

— Нет, сэр. Ни ради чего-либо на свете.

— Что?

До сих пор отец честно пытался держать себя в руках, но за всем этим грозил последовать взрыв. Предотвратила который леди Джейн, тихо промолвив:

— Джеймс, давай послушаем, что он хочет сказать.

Джек повернулся к ней:

— Я не уверен, матушка, что могу что-то добавить. Просто я знаю… — Он закрыл глаза. — Знаю, что уже убил слишком многих. Выбрал по этой части отмеренную мне квоту.

Он снова открыл глаза, чтобы огромные тени на стене шатра перестали танцевать перед его мысленным взором.

— На самом деле не только ее, но и на одного человека больше. Все. С меня хватит.

За прошедшие с тех пор, как он останавливался в бристольской предпортовой гостинице, месяцы там мало что изменилось, разве что приняли его несколько по-другому. С некоторым разочарованием Джек обнаружил, что он уже не столь привлекателен ни для горничной Клэри, ни для ее хозяйки, госпожи Хардкастл. Не было больше и схваток за владычество в его номере. Отчасти потому, что и номера у него не имелось, поскольку он остановился теперь в комнатенке, какую делил днем с мальтийским моряком по имени Кунха, а ночью с шотландцем, который всегда был так пьян, что не помнил, как его звать. Что же до женщин, то они, судя по первым приветствиям, прекрасно помнили молодого драгунского лейтенанта. Беда в том, что куда лучше им помнилась его щедрость, и, едва выяснилось, что у него в кошельке всего пять гиней, сунутых второпях туда матерью после размолвки с отцом, милые дамы мигом потеряли к нему всяческий интерес и занялись своими делами.

И все же эта таверна была самым подходящим для юноши местом, ибо самые свежие новости с пристани о прибывающих и убывающих кораблях стекались туда. Другое дело, что и Кунха, и безымянный пропойца-шотландец являлись всего лишь двумя представителями превеликого множества таких же неприкаянных морских волков, засидевшихся на берегу. Война закончилась, наряду с сухопутными частями расформировывались команды военных кораблей и каперов, так что в нынешней ситуации капитаны торговых судов имели возможность набирать экипажи из опытных моряков. Это, разумеется, существенно уменьшало шансы такой сухопутной крысы, как Джек, договориться о переправке за океан с отработкой стоимости своей перевозки. Правда, жил юноша скромно, большую часть матушкиных гиней еще не растратил и имел возможность оплатить койку четвертого класса на какой-нибудь захудалой посудине, но тогда он добрался бы до колоний без пенни в кармане.

«Наверное, — тоскливо размышлял он, — мне все-таки следовало остаться на половинном жалованье в полку. Или хотя бы подождать, пока военные власти рассчитаются с задолженностью за континентальную кампанию». Но, увы, как только Джек заявил о своем решении, Абсолют-хаус перестал быть для него гостеприимным родительским домом. Правда, Бургойн, видимо надеясь все-таки переубедить захандрившего после перипетий войны офицера, предложил ему пожить какое-то время в казармах, но он твердо вознамерился отбыть в Канаду.

С этим намерением Джек добрался до Бристоля, где и застрял. Поставив свою опустевшую пинтовую кружку на стойку (буфетчику было велено не дозволять посетителям рассиживаться просто так, и он уже добрых четверть часа поглядывал на еле цедящего эль паренька с неприязнью), Джек решил опять покрутиться на пристани у причалов. Вдруг на сей раз ему повезет: удастся попасть на разгрузочные работы, а там и пристать к команде лохани, совершающей дальние рейсы.

Выйдя из заведения, молодой человек поднял воротник — со стороны гавани дул пронизывающий ветер. Май выдался холодным, и за те две недели, которые он здесь проторчал, теплее не стало.

Ноги сами принесли его к таможне. Все прибывающие в порт капитаны первым делом являлись туда, и именно там вывешивались объявления о найме. Однако прилепленные к стеклу бумажонки были уже им читаны-перечитаны, и Джек знал, что вакансии, о которых они сообщали, заполнены под завязку. Расстроившись, он уже вовсе было собрался уйти, как вдруг приметил в левом углу окна небольшой серый листок, которого еще не видел. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это вырезка из «Лондонской газеты».

«Настоящим уведомлением доводим до сведения всех офицеров, матросов и прочих заинтересованных лиц, имеющих отношение к “Нежной Элизе”, что разбирательство по поводу захвата ею французского капера “Робуста” завершено, все спорные вопросы улажены и лица, имеющие право на призовые выплаты, а также деньги, вырученные за продажу находившихся на борту помянутого капера товаров, могут получить свою долю во вторник 17 мая в девять часов утра в Бристольском порту, в гостинице м-ра Хардкастла».

Джек повернулся и припустил со всех ног обратно в гостиницу. Он ввалился туда с заднего хода и потребовал от хозяйки незамедлительно открыть кладовку. Недовольно ворча, та запустила молодого нахала в заставленное вещами помещение и стояла у него над душой, пока он перетряхивал одну за другой хранившиеся в его сундучке книжонки.

Предмет поисков обнаружился в «Похищенном локоне» Поупа.

Схватив лежавшую между страниц квитанцию, он повернулся, улыбнулся хозяйке и спросил:

— Миссис Хардкастл, а та славная комнатушка наверху еще свободна?

И хозяйка, и служанка мигом сделались столь же любезными, как и во время его предыдущего пребывания, хотя Джек и сейчас отклонил все их предложения, выходившие за рамки доставки ему лучшей имевшейся на кухне еды и отменного эля. Призовые агенты, завидев юношу, выказали куда меньше радости, поскольку лелеяли надежду, что после столь долгой задержки с выплатами лишь немногие из прежней команды «Нежной Элизы» окажутся сейчас в Бристоле и потребуют свою долю, а стало быть, они смогут какое-то время держать основной призовой капитал в банке, наваривая проценты. Однако на следующее утро в таверне объявились более половины участников морской битвы, причем Джек, естественно, был первым из них. Его опасения насчет того, что Рыжий Хью каким-то образом ухитрился посетить Бристоль до отбытия в Португалию и успел прикарманить денежки Джека, оказались беспочвенными.