Честь Джека Абсолюта

Вот и неспешный темп продвижения портшеза вперед вполне устраивал Джека, и он использовал свою трость, чтобы раздвигать праздношатающуюся толпу, всего несколько раз. Пока публика, валом валившая из зала Симпсона и Апельсиновой рощи, обтекала Аббатское кладбище, было еще тесновато, однако, когда Чип-стрит слилась с широкой Вестгейт-стрит, стало свободнее, и носильщики перешли на рысцу, видимо одинаково практикующуюся как в Лондоне, так и в Бате. Это отвратило от сопровождения портшеза последнюю парочку самых стойких поклонников, выдержавших долгое путешествие через толчею. Отпустив последние комплименты и послав воздушные поцелуи, щеголи повернули обратно.

— Говорят, она так богата, что могла бы выплатить половину национального долга, — сказал один, проходя мимо Джека.

— К черту деньги. Меня завораживают ее дьявольские глаза.

— Тогда давай поделим ее. Как ту глостерскую проститутку?

— Почему бы и нет?

— Идет. Но чур я на сей раз буду первым.

С гоготом парочка ударила по рукам и пошагала к дверям ближайшей таверны. Джек подавил мгновенный гнев и улыбнулся, осознав, что ревнует, собственно, к совершенно незнакомой ему пока еще девушке, после чего поспешил дальше. Портшез маячил в полусотне шагов впереди, но юноша не мог навязать Летиции свое общество: сейчас это было бы неприлично. Нет, он подождет до утра, спозаранку встанет, чтобы понаблюдать за ее дверью, потом проследует за ней к купальне — будет же она принимать ванны, — а уж там придумает, как устроить знакомство.

Хотя он несколько приотстал, ориентиром для него служил огонь факела, и, когда этот светоч вдруг свернул за угол Юнион-стрит, Джек слегка удивился.

«Может, парни спрямляют дорогу», — подумал он, припоминая план Бата. Города молодой Абсолют, разумеется, совершенно не знал, но, сидя в тряской, покинувшей Бристоль карете, он от нечего делать с большим вниманием изучил полученный от Рыжего Хью путеводитель с приложенной к нему картой. Зима, которую Джек скоротал в диких землях Квебека, а вдобавок и последующая кампания против французов приучили юношу всегда искать наикратчайшие пути к цели, ведь от умения находить их порой зависела его жизнь.

Он полез в карман за справочником. Карта была маленькой, но предзакатные солнечные лучи еще давали достаточно света, и взгляд на нее подтвердил то, что Джек почуял и так: портшез несли не совсем туда, куда надо бы.

Впрочем, это его не обеспокоило. Карта картой, но существуют еще и особенности городской обстановки. Отклонение от маршрута вполне могло объясняться различными причинами — например, желанием обогнуть какой-либо затор или двинуться по лучше освещенным кварталам. Таким образом, Джек, следуя за носильщиками, без тревоги оставил позади и поворот на Прасонадж-лейн, и на более узкую и темную Брайдвелл-лейн. Правда, когда факел, вместо того чтобы исчезнуть за строениями Верхнего Вестгейта, спустился к Западным воротам и, миновав их, стал удаляться к римским руинам Старого Бата, Джек сунул книжку в карман и прибавил шагу. Что-то тут было не так.

Когда большие городские дома уступили место хижинам и пустырям с чахлой порослью, заподозривший неладное юноша вмиг перевоплотился из театрального зрителя и кавалера в совсем другое существо — в воина-могавка, каким его сделал год, проведенный в обществе ставшего ему братом по крови Ате. Он скользил в вечерних тенях, сливаясь с ними и не производя ни малейшего звука.

Последние лачуги остались позади. Начались луга, и Джек вспомнил из карты, что эта местность называется Кингсмидом. Он ощутил близость реки Эйвон: о ней давала знать возня водной птицы. Утка с плеском нырнула в далекую заводь, три гуся, гогоча, поднялись из камышей и полетели к закату.

Джек призадумался: почему, если не считать этих звуков да топота башмаков и редкого приглушенного бурчанья носильщиков, ничто более не тревожит сейчас его слух? Почему никто не подает голоса из-за кожаных занавесок портшеза? И голос раздался, правда это случилось, когда носилки свернули с дороги в рощу, под сень густо переплетенных ветвей.

— Эй, кто-нибудь! Объясните, в чем дело? Мы что-то чересчур долго тащимся. Нам давно пора быть на месте!

Занавеска приподнялась. Последовало изумленное восклицание. Тот же голос — голос пожилой дамы зазвучал снова:

— Боже мой! Где это мы? Немедленно остановитесь!

Носильщики, наоборот, перешли на бег, унося портшез от дороги. Тропка сошла в лощину, куда уже даже не проникали последние лучи солнца.

— Поставьте портшез! — сердито вскричала старая леди, и на сей раз носильщики вняли ее настояниям.

С глухим стуком они поставили портшез на землю, сбросили с плеч кожаные ремни и отступили в сторону. Факельщик воткнул тупой конец палки с примотанным к ней пучком камышовых горящих стеблей в землю, и пламя осветило площадку, отбрасывая на лиственный свод пляшущие тени.

Какое-то время единственным звуком, колеблющим воздух, был треск огня.

Потом прозвучал мужской голос:

— Выходите. Живо!

— Нет, — послышался полный паники возглас. — Мы не выйдем! Что вам нужно? На помощь!

Джек, скользнувший за ближайшее к нему дерево, отметил, что говорила опять опекунша. Ее юная спутница, видимо, сраженная страхом, до сих пор не проронила ни слова.

— А ну вылезайте, суки! — проревел другой мужчина, бесцеремонно хватаясь за ручку и распахивая дверцу портшеза.

Судя по выговору, он был ирландцем, но, в отличие от Рыжего Хью, еще и полным мерзавцем и неотесанным грубияном.

— А может, выкурим их оттуда, — глумливо предложил факельщик и потянулся к пылающему пучку камыша.

— Пока нет нужды!

Тут из портшеза высунулась рука в пурпурной перчатке. Рука Летиции Фицпатрик. Сжимавшая пистолет.

— О, дерьмо! — выругался англичанин.

— Да это всего лишь дамская игрушка, — гнусно рассмеялся ирландец. — Не опаснее комнатной собачонки.

— Все верно. Но даже комнатная собачка может укусить очень больно! — долетело из тьмы.

Дивный, впервые коснувшийся слуха юноши голос являл собой волшебный контраст как с грубыми голосами разбойников, так и с тенорком пожилой леди. Джек поневоле был им очарован, хотя сейчас его полностью занимали поиски способа подобраться поближе.

Он находился все еще далеко, шагах в пятнадцати от носилок, когда этот голос прозвучал снова. И, как бы ни была напугана девушка, в нем звучали твердые, стальные нотки.

— Стойте! — воскликнула она, но разбойники, рассредоточившись, надвигались.

Крохотный ствол колебался, переходя с одного грабителя на другого.

— Ты думаешь, что сумеешь подстрелить всех троих одной пулей? — насмешливо спросил англичанин, а потом внезапно издал громкий крик.

В тот же миг ирландец бросился вперед и, ловко ухватив девушку за запястье, вывернул ей руку, заставив выронить пистолет, после чего вытащил упиравшуюся Летицию наружу.

Оставьте ее, мерзавцы! — закричала тетушка, а потом издала вопль: второй разбойник выволок из укрытия и ее.

Успокойся, старая корова, — проворчал он в то время, как его руки обшаривали ее одежду.

Спустя мгновение он покачал головой. Ирландец кивнул в сторону распахнутой дверцы.

Наверняка там что-то припрятано. Обыщи! — приказал он факельщику, который тут же нырнул внутрь портшеза.

«Сейчас или никогда», — решил Джек и, метнувшись вперед, замер на расстоянии фехтовального выпада за спинами двух негодяев, удерживавших захваченных женщин. Свою шпагу он отослал с остальными пожитками в нанятые апартаменты, о чем сейчас пожалел, хотя и знал, впрочем, что на ношение шпаг в мирном Бате был наложен запрет. Единственным оружием Джека являлась трость, правда, не новомодная, тонкая, вроде привозимых из Индии стеков, а сливовая, добротная, суковатая — с серебряным набалдашником и железным наконечником снизу.

Этим-то наконечником юноша и ткнул легонько разбойника-англичанина сзади, а затем самым благожелательным тоном сказал:

— Добрый вечер.