От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

Царь не соглашался, поляки, мол, Малороссию не признают за нами.

Для Нащокина намного важнее казалось устано­вить общение и торговлю с Европой.

— Покуда Бог с ней, с Малороссией, — увещевал он царя Алексея, — ихние казаки то и дело изменяют нам, как тот же Богдан Хмельницкий. Так стоят ли они того, чтобы стоять за них, поменяв на Балтийский берег?

Царь понимал, что море нужно, и писал Нащокину грамоту на переговоры: «Промышляй всякими мера­ми, чтобы выговорить у шведов в нашу сторону в Ниештанце и под Нарвой корабельные пристани, на реке Неве город Орешек да на реке Двине город Кукейнос». Но в союз с Польшей вступать наотрез отказался.

А среди шведов простаков не оказалось. Видели они, что русский царь повязан войной с Речью Поспо­литой, да и силы у него понемногу тают… В конце концов пришлось покинуть русским войскам отвое­ванные отчие места. Кровью обливалось сердце при виде полыхающих у берегов Западной Двины десят­ков судов сторожевой флотилии. Поневоле выпало уничтожить сотворенное своими руками. И на этот раз ворота к морю, а значит, в Европу, оказались на­глухо закрытыми…

Царь продолжал воевать с Речью Посполитой, и конца войны не было видно, хотя оба соперника едва дышали. Тринадцать лет бились русские и поляки за право опекать Правобережную Украину и Белоруссию. «Москва и Польша, казалось, готовы были выпить у друг друга последние капли крови». Грозный общий враг — турецкий султан — наконец-то их отрезвил.

Почетному миру с Польшей зимой 1667 года Москва обязана дипломатическому искусству Ордин-Нащо-кина, у которого «о государевом деле сердце болело». Алексей Михайлович пожаловал его в бояре и опреде­лил начальником Посольского приказа. Московские бояре, околопрестольная братия, приняли в штыки ху­дородного дворянина из провинции. Превосходил он умных бояр умом, образованностью и широтой взгля­дов на жизнь. С молодых лет Афанасий приглядывался к иноземным заведениям, сравнивал с московскими и давно решил многое делать «с примеру сторонних чу­жих земель».

В новой должности довелось Афанасию опять взять­ся за морское дело.

Одной из важных функций Посольского приказа считал он развитие торговых связей с ближними и дальними странами. Имея в виду будущую торговлю, снарядил посольства в Испанию, Францию, Венецию, Голландию, Бухару, Хиву и даже в далекую неведомую Индию.

— Русские люди, великий государь, в торговле сла­бы, — докладывал Нащокин царю, — друг дружки не держатся, иноземцам во всем уступают. Царь невесело согласился:

—   Что поделаешь, Афанасий, такие мы уродились.

—   Исправлять сие потребно, государь. Сочинил я, к примеру, устав новоторговый, всяк купец должен быть добрым хозяином. На пользу государства купец­кие дела направлять надобно.

Алексей Михайлович добродушно поглядывал на собеседника: «Многие бояре косятся на Афанасия, а он-то печется о деле».

—   Што еще у тебя?

—   Нынче, государь, по твоему повелению завели мы торговлю с Персидскою компанией, и жалована то­бою им грамота, по которой призваны мы оберегать торговый путь по Волге и морю Хвалынскому. На то по­требно суда ладить.

—   Помню, Афанасий, ты на Двине споро суда ла­дил. Издавна у нас в Дединове доброе строение велось, тебе и ведать сим делом.

—   Слушаюсь, государь, и повинуюсь.

—   Да расспроси умельцев дединовских, нет ли сре­ди них оных мастеров, которые в Нижнем ладили ко­рабль «Фредерик». А других мастеров голанских вы­писать через Сведена, ты ведаешь оного.

—   Сие, государь, мудро тобой сказано. В Кукейносе у меня морские суда ладили плотники дединовские, они сгодятся. Ныне же корабль поболее сооружать ста­нем. Мастеровых умельцев голанских да матросов со шкипером призывать на службу неминуемо…

Не прошло и недели, 19 июня 1667 года состоялся царский указ:

«Великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя и Белыя России са­модержец, указал для посылки из Астрахани на Хвалынское море делать корабли в Коломенском уезде в се­ле Дединове, и то корабельное дело ведать в приказе Новгороцкие Чети боярину Офонасью Ловрентьевичу Ордину-Нащокину, да думным диякам Герасиму Дохтурову, да Лукьяну Голосову, да дияку Ефимову Юрьеву».

Сельцо Дединово, в четыре сотни дворов, неподале­ку от Коломны, вниз по Оке, по левому ее берегу протя­нулось верст на пять. Издавна промышляли здесь ры­бой, извозом хлеба, соли, пеньки. С верховья и с низу Волги переваливали грузы на пути в Москву. Отсюда и пошло то неизменное на века строение лодок, стругов, что прозывались иногда «коломенками». Облюбовал это насиженное судодельцами место и Ордин-Нащокин. По душе пришлась ему и незатейливая верфь в Дедино­ве, и умельцы корабельные — плотники. По прежнему опыту на Двине Афанасий ведал, с чего начинать.

Летнее время было дорого, уходили дни быстро, без­возвратно, как вода утекала в Оке.

— Наперво, государь, определиться надобно с корабелыциками мастеровыми для строения судов. Ты указывал полковника Буковена, то сделано, а Сведена в посылку отправляем в Голландию, других мастеро­вых да корабельных людей нанимать.

Алексей Михайлович согласно кивнул головой: «Молодец Афанасий, в долгий ящик не откладывает дело ».

— Другое, государь, — без спешки, но напористо продолжал Нащокин, — без промедления посылать людей надобно для сыска корабельного леса, оный ко­рень всего дела.

Царь уважал в молодом боярине хватку и делови­тость.

—   Заготовь указ, Афанасий.

—   Указ сподобен, государь великий.

Из указа царя Алексея Михайловича: «Лета 1667 г., июля в 15 день, по государеву цареву и велико­го князя Алексея Михайловича, всея Великой и Малой и Белой России самодержца, указу подьячему Савину Яковлеву. Ехати ему в Вяземский уезд на Угру-реку, а из Вязьмы ехать ему в Коломенский уезд в Дединово и в иные места для того: в нынешнем во 1667 году, ука­зал великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, послал в те места иноземцев полковника Корнилиуса фон Буковена да мастеровых людей Лам­берта Гелта с товарищи, 4 чел., для досмотру всякого лесу на судовое дело, те леса переписать и тутошних во­лостных жителей расспросить, в котором месте тот лес от Угры и от Оки-реки? и сколько верст будет Угрою и Окою реками до Волги-реки? и в стругах ли или пло­тами гнать, и не будет ли где тому лесу водою на мелях До Волги какого задержания и государеву судовому де­лу мотчанья? и взять ему у тех людей сказки за рука­ми. А переписав все подлинно, ехать ему с теми ино­земцами к Москве и, приехав, явитца, и роспись и сказки подать в приказе Новгородские четверти, боя­рину Афанасию Лаврентьевичу Ордину-Нащокину».

Закипела работа в древнем сельце Дединове. Впер­вые на русских стапелях заложили военный трехмач­товый корабль по европейскому стандарту, вооружили 22 пушками и нарекли гордым именем «Орел». Спус­тили «Орла» на воду, и летом 1669 года отправился этот корабль вниз по Волге, в Астрахань. Однако море так и не испытало на пригодность к водной стихии пер­венца русских судостроителей. В те времена атаман Стенька Разин с ватагой казаков захватил «Орла», эки­паж разбежался кто куда, а корабль закончил свой век у причала.

К Южным морям россияне прокладывали стезю по царскому велению. А в ту же пору на далеком Севере, по Ледовитому океану, на свой страх, ежечасно рис­куя жизнью, отважный казацкий сотник Семен Деж­нев с 25-ю товарищами-казаками отыскивал водные пути вокруг Азиатского материка в Китай. Нехотя раскрывал свои тайны пришельцам Ледовитый океан. Шесть кочей, парусных мореходных судов, со спутни­ками Дежнева сгинули в штормовых волнах океана. Раздвигая плавающие льдины, двигаясь вдоль берега, коч под командой Дежнева летом 1648 года обогнул Чукотку, вышел в Тихий океан и тем отделил Азию от Америки. Отважные первопроходцы зазимовали в ус­тье реки Анадырь. Почти столетие пылилось донесе­ние Дежнева в Иркутском архиве, пока увидело свет…

* * *

Не все задуманное успел претворить в жизнь царь Алексей Михайлович. И все же «намеренное и нача­тое корабельное строение от царя Алексея, — возгла­сил архипастырь Феофан Прокопович1 , — не допус­тил к совершению неведомый Божий совет, но сыну его величества Петру Первому судил быти автором де­ла сего».