Страница 7 из 31
– Помоги забрать с собой! К чему князю мои сыновья, ему жены других нарожают! У него вон уже Святополк есть, Мальфрида родит, да еще себе наберет жен или девок. Помоги!
Блуд покачал головой:
– Остынь, княгиня. Итак едва отговорили жизни лишить. Езжай уж с Изяславом, а там видно будет. Поостынет князь, вернем тебя обратно.
Рогнеда опустила голову, сокрушенно помотала из стороны в сторону:
– Не вернет. Я его убить хотела.
Блуд не стал спрашивать за что, ни к чему лезть в их дела. Но он не собирался ни ехать с Ярославом вслед за его опальной матерью, ни отдавать мальчика княгине в Изяславль. Не для того столько бился, стараясь поставить малыша на ноги, чтобы теперь все терять. Блуд уже свыкся с мыслью, что воспитывает будущего князя, а потому не мог допустить, что того отодвинули далеко от Киева. Мелькнула, правда, мысль, что может и лучше было бы уехать вместе с Рогнедой и их старшим сыном в Изяславль и оттуда начать продвижение Ярослава к власти, но Владимир и слушать не хотел о том, чтобы отдать еще кого-то из сыновей опальной жене.
Как ни билась Рогнеда, а пришлось отправляться в далекий, нарочно выстроенный Изяславль, что не так далеко от Туровских земель, где правил друг покойного отца князь Туры, взяв с собой только старшего сына Изяслава.
Изяслав больше не вернулся в Киев и не увидел отца, он навсегда остался сначала князем Изяславльским, а потом Полоцким. Так было положено начало многолетней вражде киевских и полоцких князей. Потомки Изяслава не признали над собой власть Киева, и Ярославу пришлось воевать с племянником Брячиславом не на жизнь, а на смерть.
Но тогда для Рогнеды не это было главным. Она еще долго верила, что Владимир одумается и вернет ее обратно. Потом вдруг поняла, что тратит жизнь на обиду, вместо того чтобы поставить на ноги хотя бы того сына, который с ней. Рогнеда стала настоящей хозяйкой в Изяславле – отстроив город по-своему, она оставила старшему сыну крепкое хозяйство.
А в это время двое младших – Ярослав и Всеволод – взрослели в Киеве без матери. Блуд приглядывал за обоими, но не скрывал, что его питомец прежде всего Ярослав.
Блуд никому и никогда не рассказывал о предсказании волхва, а Славута слышать не мог. Это была его тайна, и раскрывать таковую бывший воевода не собирался. Сам объект этой тайны был еще мал, чтобы с ним разговаривать о таком.
Упорства оказалось не занимать обоим. Если бы упорство Ярослава было направлено против Блуда, тому несдобровать, но остро чувствовавший, что единственный по-настоящему любящий его человек – это кормилец, Ярослав всецело подчинился его требованиям и стараниям. Была еще мать, но она где-то далеко. Блуд часто рассказывал Ярославу о Рогнеде, о том, какая она красивая и умная, как любит своих сыновей, только вот не судьба жить с ними.
Князю Владимиру заниматься сыновьями недосуг, один поход следовал за другим. Нет, он не воевал, как отец, с Хазарией или Византией, ни к чему, зато добавлял и добавлял к своим землям соседние. Под руку князя окончательно встали пригнутые князем Святославом вятичи и радимичи, подчинились волынские земли… Владимира очень любила дружина за то, что не жалел для нее ни злата, ни серебра, себе брал меньше, чем отдавал дружинникам. А уж о его дружинных пирах вовсе легенды стали складывать.
Со всеми был добр и хорош князь, только сыновьям доставалось той доброты и внимания в последнюю очередь. Почему? Бог весть, может, просто чувствовал свою перед ними вину? Самый старший Изяслав с матерью Рогнедой далеко в опале, Святополк при живой матери точно сирота у чужих людей, Ярослав и Всеволод присмотрены благодаря кормильцу Блуду. Нет, у княжичей есть все что нужно, но ведь не одной едой да одеждой ограничены детские надобности. Им каждодневный догляд и внимание нужно.
Владимир вернулся из очередного похода, был доволен и возбужден. Во дворе галдели гриди, было шумно, весело. Любопытные мальчишки крутились рядом, нутром впитывая походный дух, слушали новости. Тут же и княжичи, все трое, тоже глазели, сравнивали, у кого какой конь, какое оружие, кто чем бахвалится.
Дружинники не очень-то задумывались о том, что не все надобно для детских ушей, болтали так, словно до того полгода молчали. Чуть прислушавшись, Блуд ахнул: сейчас такого наговорят, что потом от любопытного Ярослава с вопросами не отобьешься. Бывший воевода вышел, чуть прикрикнул на гридей, чтоб языки чуть придержали, те беззлобно огрызнулись в ответ, мол, мальцов забери. И то дело, но только хотел позвать княжичей в дом, как на крыльцо вышел сам Владимир.
Глаза у князя довольно блестели, на щеках румянец, губы алые… Блуд почему-то с досадой подумал, что, видно, и не вспоминает о Рогнеде, которая в Изяславле. Но тут же сдержал себя, то не его дело.
Чуть полюбовавшись на своих дружинников, князь наконец заметил и мальчиков, усмехнулся, подзывая Блуда:
– Выросли-то как! Не по дням, а по часам растут. Время на коней сажать. Пора, завтра же!
– Кого? – тихо поинтересовался Блуд.
– Да хоть всех троих, коли сможем. Святополку давно пора, Всеволод крепенький, тоже выдержит. Ярослав только… – Что только – недоговорил, но и объяснять не надо.
Блуд в ответ усмехнулся:
– Давно сидят уж, князь.
– Кто? – резко повернулся к нему Владимир.
– Да все трое. Тебя все не было дома, мы сами и посадили…
– И… Ярослав? – Похоже, князя интересовало именно это.
– Ярослав прежде остальных. Ему лошадь помогла на ноги встать.
Владимир уставился немигающим взглядом в лицо Блуда, пытаясь понять, осуждает тот или нет. Блуд взгляд выдержал, своих глаз не отвел, снова пожал плечами:
– Нет в том большой беды, князь, тебе недосуг…
Владимиру вдруг стало стыдно, он все время с дружиной, о собственных детях словно забыл. Сыновей много, а вот все не то. Старший Вышеслав в Новгороде, его Коснятин, сын Добрыни, воспитывает. Изяслав с Рогнедой в Изяславле, эти трое при живых отце и матерях живут точно сироты. Может, потому Святополк такой хмурый и недоверчивый все время? Двое младших все время вместе, а он один и чуть в стороне.
Но князь не умел долго хмуриться, его глаза тут же заблестели:
– А ежели сидят на конях, и того лучше! Значит, будем вместе ездить!
– Куда? – Блуд даже вздохнул украдкой, не было печали, вернулся князь из похода! Уж легче, когда он где-то мотается, тогда Блуд сам себе хозяин. Себе и Ярославу, этот воспитанник интересовал Блуда больше других, он не считал себя обязанным воспитывать всех княжичей. Да никто и не требовал. И все же Блуд решил, что пора намекнуть Владимиру, что и Всеволоду со Святополком нужны свои кормильцы, пора их не просто на коней сажать, а приучать к оружию и ратным заботам. А ему со всеми тремя не управиться.
– Ты чего хмурый? С Ярославом что не так?
– С княжичем все хорошо, только ведь и двум другим тоже кормильцы нужны.
– А… ты? – вытаращил на Блуда глаза Владимир.
– Да ведь не сладить мне со всеми-то!
– Хм, я и не помыслил о том. Прости.
Блуд радовался, теперь его заботой стал только Ярослав. А остальные?.. Мало ли сколько у Владимира еще сыновей будет? Вон, Мальфрида в тяжести ходит, разродится на днях сыном.
Рогнеда из ссылки вернулась, а вот Изяслав нет, он остался княжить сначала в Изяславле, а потом в Полоцке, называя себя по деду Рогволожичем и не признавая власти Киева. Потомки Изяслава Владимировича тоже не признают власти киевских князей, и эта вражда заберет многие жизни русских людей.
Маленького Ярослава не слишком интересовали родительские ссоры. Нет, он не забыл мать, Блуд часто рассказывал сыновьям о Рогнеде, но мальчишкам интересней походы отца. Хотя князь Владимир не очень жаловал старших сыновей и вечно находился в отлучке. О его походах на ятвягов, на радимичей, на вятичей Ярослав с братьями слушали с большей охотой, чем о далеком Изяславле. Хотя брату Изяславу завидовали – как же, сам князь, его именем правят в полоцкой земле!