Утонуть в крови

В начале лета повенчался боярин Бронислав с дочерью Пейсаха в главном рязанском храме. Перед венчанием Саломее пришлось перейти в православную веру, как того требовал обычай.

Родня Бронислава с неодобрением отнеслась к его женитьбе на иудейке. А когда стало известно, что родственники Саломеи тоже норовят в Рязань перебраться, то Брониславу от своей родни и вовсе житья не стало.

«Мало нам сраму от тебя из-за жены твоей, так ты еще сродников ее нам на шею повесить хочешь! – молвили Брониславу его братья. – Погнался за красой басурманской, а о чести своей не подумал. А заодно и о нашей! Чтоб ноги твоего тестя-иудея в Рязани не было!»

Пришлось Брониславу пойти на хитрость. Сказал он тестю своему, что купил ему дом в Рязани – это было непременное условие Пейсаха перед бракосочетанием Саломеи и Бронислава, – но на самом деле Бронислав никакого дома не покупал. Спустя какое-то время Бронислав с печальным видом сообщил Пейсаху, мол, дом его в Рязани сгорел дотла. Бронислав даже свозил Пейсаха в Рязань, показал ему обгоревшие остатки рухнувшего дома близ вечевой площади, умолчав при этом, что то была месть лихой рязанской вольницы княжескому мытнику Сдиле, обиравшему до нитки всех и каждого. Когда посреди ночи заполыхал дом мытника, то его и спасать-то никто не поспешил, кроме ближайших соседей.

Пейсах посокрушался, поохал и вернулся обратно в Ольгов.

Дабы тесть не осерчал на него за несоблюдение уговора, Бронислав пристроил сына Пейсаха в младшие княжеские гридни. Перед этим Моисею, как и его сестре, пришлось перейти из иудаизма в православие. Подавляющее большинство волжских булгар исповедовали ислам. Однако среди булгарской знати имелись и приверженцы иудаизма, ростки которого занесли в Булгарию поволжские хазары.

Моисей был старше Саломеи на три года. Он неплохо ездил верхом, умел держать в руках меч и копье, метко стрелял из лука. По-русски Моисей говорил без акцента. Дело в том, что к нему и Саломее в раннем детстве была приставлена рабыня с Руси. Еще у Пейсаха был конюх-половчанин, от которого Моисей неплохо освоил половецкое наречие.

От первой жены у Бронислава были сын и дочь. Сына Бронислава звали Гурятой. Ему было семнадцать лет, он жил еще в отцовском доме. Дочь Бронислава звали Милоликой, она была на два года старше брата. Милолика вышла замуж всего за полгода до вторичной отцовской женитьбы и ныне жила в доме мужа.

Саломея очень быстро обзавелась подругами среди боярских жен и дочерей, которые наперебой приглашали Саломею в гости, восхищенные ее красотой, весьма броской и необычной среди здешних женщин. Самым главным украшением Саломеи были ее волосы – черные, густые и блестящие, вьющиеся длинными спиралевидными локонами. Овальное лицо Саломеи с большими темно-карими очами в обрамлении этих вьющихся пышных волос было схоже с обликом древних языческих вавилонских богинь, коим поклонялись люди в далекие допотопные времена и изображения которых на пергаментных свитках пришли на Русь из империи ромеев.

Вдобавок Саломея была далеко не глупа, сметливость ее ума неизменно восхищала всякого, кто имел возможность общаться с нею. Многие суждения Саломеи о жизни и женской судьбе отличались той продуманной простотой и ясностью, кои более присущи седым старцам, нежели совсем еще юной девушке. Это было так необычно и притягательно. Красота и ум Саломеи служили неким дивным гармоничным венцом облику юной жены Бронислава, о которой ходило немало восхищенных отзывов среди боярской знати. Это необычайно льстило Брониславу, который благодаря своей красивой и смышленой жене стал известен всей Рязани.

Как-то в разгар лета в гости к Брониславу пришел его брат Вериней.

Саломея встретила гостя с поклоном, поднесла ему вина греческого в дорогой чаше на подносе.

Бронислав был рад приходу брата, поскольку Вериней стал редко заходить к нему с той поры, как в терем Бронислава вступила жена-иудейка.

Братья выпили виноградного вина, поговорили о подскочивших ценах на кожу и воск, вспомнили воскресную службу в Успенском храме, когда прилюдно случился обморок у старой княгини Агриппины Ростиславны, матери рязанских князей Юрия, Ингваря и Олега Игоревичей.

Дождавшись, когда Саломея удалилась из горницы в женские покои, Вериней понизил голос и повел совсем другие речи:

– Можешь считать меня излишне мнительным, токмо мой братний долг предупредить тебя, Бронислав. А там поступай, как знаешь. По старшинству я тебе и Яволоду вместо отца, поэтому не горячись и выслушай меня спокойно.

Бронислав поставил недопитую чашу на стол и придвинулся поближе к Веринею.

– Молви, брат, – сказал он.

– Не гневайся на резкость слов моих, Бронислав, но, похоже, снюхалась твоя Саломея с младшим сыном Юрия Игоревича, – продолжил Вериней.

Бронислав несколько мгновений молча глядел в глаза Веринею, затем резко произнес:

– Быть этого не может!

– Вот чего не может быть, так это чтобы жеребец ожеребился, – проворчал Вериней, – а неверность жен всегда была, есть и будет, пока стоит белый свет. Мне ведь это не во сне приснилось. О том уже все в княжеском тереме шепчутся. Токмо ты ни о чем не догадываешься! Любуешься тут улыбками женушки своей и не ведаешь, что она на стороне другому ласки свои дарит. Предчувствовал я, что найдет Саломея возлюбленного помоложе тебя, брат. Я же предупреждал тебя, дурня, об этом! Но ты уперся, как баран!

Вериней слегка постучал костяшками пальцев по лбу Бронислава.

– Может, пустые те слухи? – неуверенно промолвил Бронислав, потирая лоб. – Мне ведомо, что Саломея частенько в княжеский терем наведывается. Так ведь у нее брат в княжеских гриднях служит. К брату она и ходит.

– Саломея лишь для виду навещает брата, а сама к Давыду Юрьевичу льнет! – раздраженно бросил Вериней.

– От кого узнал такое? – Бронислав схватил брата за рукав объяровой свитки.

– Ишь, прыткий какой! – Вериней усмехнулся. – Очами засверкал, как филин! Тебе скажи, так ты дров наломаешь! В таких делах нужно действовать тихо и неспешно.

– Может оболгали Саломею злые языки, а ты и рад! – Бронислав сверлил брата недовольным взглядом. – Отчего не говоришь, кто тебе нашептал такое?

– Ладно, – сказал Вериней и выражение его лица чуть смягчилось, – приведу я этого человека к тебе в дом, сам его послушаешь.

– Когда приведешь? – нетерпеливо спросил Бронислав.

– Да хоть завтра поутру, – ответил Вериней. – Токмо сделать нужно так, чтобы Саломея этого человека не увидела. Лучше бы, конечно, ему вовсе здесь не появляться…

– Тогда в свой дом его приведи, а я к тебе загляну завтра утром, – живо нашелся Бронислав.

Порешив на этом, братья распрощались.

Весь день Бронислав места себе не находил, терзаясь услышанным от брата. Его так и подмывало учинить Саломее строжайший допрос, самому дознаться, лежит ли у нее сердце к Давыду Юрьевичу? И когда успела Саломея знакомство с ним свести?

Уже поздно вечером в опочивальне Бронислав, любуясь Саломеей, снимающей с себя одежды и украшения, негромко окликнул жену:

– Любишь ли ты меня, Саломеюшка?

Оставшись в одной исподней сорочице, Саломея повернулась к мужу, лежащему на ложе. Язычок пламени светильника озарил румяное лицо иудейки, ее чувственные приоткрытые уста. Лишь глаза Саломеи были скрыты тенью от слегка растрепанных кудрей.

В лице Саломеи промелькнуло что-то едва уловимое: не то смущение, не то испуг.

У Бронислава невольно сжалось сердце: вдруг Саломея скажет сейчас, что не люб он ей!

Саломея неторопливо и грациозно возлегла на ложе рядом с мужем. В ее молчании было что-то завораживающее, как и в блеске ее глаз. Словно играя, Саломея принялась нежно гладить мужа по груди и плечам, склонив над ним голову с распущенными волосами.

Бронислав взирал на жену снизу вверх, стараясь разгадать ее молчание, понять ее таинственный взгляд.

Внезапно Саломея схватила голову супруга обеими руками и впилась губами в его уста.