Страница 111 из 250
Другие «откровения» из этого отрывка не хочется и комментировать. Лучше перейдем к следующему фрагменту из «Записной книжки»: «… В ее (России — СМ.) прошлом нет ни рыцарства, ни возвышенной романтики (да уж, куда нам до рыцарства и романтики Ричарда Львиное Сердце или колониальных правителей Индии! — СМ.), в характере нет определенности, а литература слишком бедна (Господи, и это пишет не какой-то необразованный человек, а писатель?! — СМ.)… Не случайно Святая Русь так долго и покорно терпела татарское иго». Подобных отрывков в этом опусе Моэма хватает. Вот лишь некоторые фразы: «Для русских в этой одной-единственной банальной пьеске» (речь идет о «Ревизоре» — СМ.); «почему он (русский человек — СМ.) веками так покорно переносил гнет»; «в русских глубоко укоренено такое свойство, как мазохизм»; «в жизни русских большую роль играет самоуничижение; они смиряются с унижением, потому что, унижаясь, получают ни с чем не сравнимое чувственное наслаждение» (?! — СМ.); «у них (русских — СМ.) не появилось ни одного философа хотя бы второго разряда» (ну это, как говорится, сразил наповал, ладно бы грек такое говорил, китаец или индус, так нет же — англичанин!); «не припомню русского романа, в котором хоть один из персонажей посетил бы картинную галерею». Как говорится, комментарии излишни.
Но все-таки еще одно место из Моэма мне хотелось бы прокомментировать. Он пишет: «Откровение, которое русские преподнесли миру, на мой взгляд, не отличается большой сложностью: тайну Вселенной они видят в любви». Потому и получаются записки Моэма о России такими злобными, что ему явно не хватает любви. А что касается того, что русские видят тайну Вселенной в любви, так это, действительно, величайшее откровение, и только поверхностный взгляд не замечает тут особой сложности. Да и не нужна здесь эта сложность. Самые гениальные истины просты, да только их простота проста не для каждого.
Заканчивая заочный спор с Сомерсетом Моэмом и возвращаясь к основной теме книги, хочется сделать следующий вывод: нельзя, основываясь на системе ценностей своего народа, судить о народе другом, как и делал тот же Моэм — это суждение в любом случае будет ошибочным.
Когда говорят о жалости, то отмечают, что это чуть ли не главное качество русского народа, особенно присущее женщинам. Некоторые даже считают, что жалость — это одно из достоинств русского человека. Но так ли это? Является ли жалость достоинством? Попробуем разобраться.
Жалость — это сильное проявление эмоций, а значит, и серьезные затраты энергии. Это не только вредит здоровью жалеющего, но и мешает помочь тому человеку, которого нам жалко. Наши эмоции не дают нам возможности разглядеть наиболее приемлемый способ решения той или иной проблемы. В некоторых случаях (если не в большинстве) жалость абсолютно бесполезна. Например, нам жалко нищего, сидящего у магазина. От нашей жалости ничего не меняется (разве что нищий получит от нас немного энергии), он как был нищим, так и останется. А если уж говорить до конца откровенно, то жалеем мы в большинстве случаев не другого человека. Мы жалеем себя, мы как бы ставим себя на его место, представляя, что было бы, если бы мы вдруг стали нищими, калеками, тяжелобольными и т. д.
Фредерик С. Перлз, Пауль Гудмен, Ральф Хефферлин в книге «Практикум по гештальттерапии» отмечают: «Жалость», «симпатия» и «сострадание» обычно используются как синонимы и все полагаются «добродетелями». Различия в оттенках их значений, может быть, несущественные с лингвистической точки зрения, весьма существенны с психологической. В словаре они различаются следующим образом: «Жалость — чувствование чужого страдания или беды, при этом объект жалости полагается не только страдающим, но и слабым и нижестоящим. Симпатия — дружеское чувство по отношению к другим, особенно в горе или несчастье; слово подразумевает определенную степень равенства в ситуации, обстоятельствах и др. Сострадание — глубокое сочувствие другому, особенно в серьезном или неизбежном страдании или несчастье». Все эти слова, выражающие отношение к страданиям других, различаются мерой актуального участия, близости или отождествления со страданием. Жалость — наиболее отдаленное, и мы утверждаем, что по большей части то, что называется жалостью, на деле есть ЗАМАСКИРОВАННОЕ ЗЛОРАДСТВО. Теннисон говорит о «презрительной жалости, и многие из нас слышали выкрики вроде: «Я не хочу вашей проклятой жалости!» Такая жалость — снисхождение. Мы обращаем ее к тем, кто находится в столь низком положении, что перестает быть нашим серьезным соперником. Они «вне игры». Жалея их, мы подчеркиваем различие их жребия и нашего. Такого рода отношение мотивирует подчас благотворительность.
Когда сочувствие к страданиям других подлинное, а не маска высокомерия, ликующего самовознесения, оно содержит стремление помочь практически и принять ответственность за изменение ситуации. В таких случаях мы скорее будем говорить о симпатии или сострадании, активном вхождении в ситуацию страдающего. Такое отношение вовлечено в актуальность и слишком занято ею, чтобы позволить себе роскошь сентиментальных слез. Слезливая жалость — по большей части мазохистское наслаждение страданием».
Есть более высокие состояния, которые иногда путают с жалостью. Это сострадание и милосердие. Особенно хочется отметить милосердие; на мой взгляд, именно милосердие должно быть одним из главных принципов воспитания и самовоспитания человека.
Попытаюсь объяснить, что я понимаю под милосердием на основе одной народной пословицы. Пословица эта встречается у многих народов и звучит примерно так: «Вместо того, чтобы накормить голодного рыбой, дай ему сети и научи ловить рыбу». Накормить голодного рыбой — это и есть жалость, а вот дать ему сети и научить ловить рыбу — это уже милосердие.
У Аркадия и Бориса Стругацких есть прекрасные строки, с которыми трудно не согласиться: «Там, где присутствует милосердие, — там воспитание. Там, где милосердие отсутствует, где присутствует все, что угодно, кроме милосердия, — там дрессировка. Через милосердие происходит воспитание Человека».
«Жить нужно для других» — этот лозунг был одним из главных в коммунистической идеологии. Так и было, так во многом и есть до сих пор: кто-то живет для жены или мужа, кто-то — для детей, а кто-то пытается облагодетельствовать все человечество. Того же, кто заявляет о том, что живет для себя, называют эгоистом, вкладывая в это слово негативное отношение к подобным людям.
Однако в действительности мнение о том, что человек живет для других, — это одно из самых нелепых и опасных заблуждений современного человечества.
Особенно много бед приносят те, кто расположен отдать жизнь во благо человечества. Обычно они вместе со своей отдают жизни многих других. Причем зачастую вместо того, чтобы отдать свою.
Не для себя, а для других жили все кровавые диктаторы двадцатого века — Адольф Гитлер, Иосиф Сталин, Пол Пот и их коллеги более мелкого масштаба. Правда, забота о других ими понималась как-то странно. Почему-то для того, чтобы облагодетельствовать одну часть народа, нужно было обязательно уничтожить другую часть того же народа.
О том, что они живут и работают во благо народа, заявляют и многие современные политики. Честно говоря, это несколько настораживает, ибо все самые страшные преступления в истории человечества совершались во благо народа.
Главный психотерапевт Ростовского областного департамента, президент Северо-Кавказской психотерапевтической ассоциации Михаил Ефимович Литвак в своей книге «Если хочешь быть счастливым» пишет: «Жить надо для себя. Это приносит пользу и другим, если делается правильно. «Возлюби ближнего, как самого себя», — гласит евангельская заповедь. Но вы сможете полюбить ближнего и пользоваться его взаимностью только в том случае, если любите самого себя. В противном случае у вас нет никаких шансов на счастье».