Страница 39 из 64
— Почему бесплатно? — говорила Тоня. — Вам начислят. Я попрошу Ивана Саввича — он и начислит. Разве можно нз-за этого бросать колхоз?
— А почему нельзя? Вы обидели меня до самой глубины души — а мне нельзя? Для вас колхозники — все равно что погремушки. А, нет! У меня тоже имеется душа и сердце.
И несмотря на то что он тут же спросил: «Мама, у нас есть еще такие гвоздочки?» — Тоне казалось, что он действительно обижен до глубины души.
— Вы меня тоже обидели, — сказала она тихо. — Чуть не задавили. Но я не бегу из колхоза.
— Вас кобыла обидела, но не я. А я не стану терпеть ни от вас, ни от самого Ивана Саввича. Насушу сухарей и уйду куда глаза глядят, без средств, без состояния. Прощай моя честная будущность!
— Ладно тебе представляться! — сказала Дарья Семеновна, сердито прыснув изо рта на разостланную рубаху.
Тоня посмотрела на него и прочла на лице самую натуральную обиду. И ей стало искренне жаль этого одинокого, не понятого даже собственной матерью парня.
— Я поговорю с Иваном Саввичем, чтобы вам начислили за сегодняшний день, — сказала она мягко. — Не уходите, а?
— Что вам Матвей Морозов? — проговорил Матвей, все больше вдохновляясь своим успехом. — Нет, я не останусь. Как бы жизнь ни была горька, я не уступлю миллионной доли… — Тут он забыл, что дальше следовало по тексту пьесы, и, неопределенно пошевелив пальцами, спросил — Понятно?
— Что ж, понятно, — вздохнула Тоня.
— Да что вы, не видите? Он же смеется, — сказала Дарья Семеновна.
— Он заявление подал, — возразила Тоня.
— Ну так что? Не в заграницу уходит — в нашу же МТС. Нашу землю будет пахать. Пусть идет. Там хоть видно, сколько получишь. А у нас тут ничего не поймешь.
— И чего вы хлопочете? — спросил Матвей. — Боитесь, не над кем командовать будет? Мамка остается. Над ней командуйте, она привыкши.
— Значит, в МТС, вы считаете, легче?
— Из МТС бежать легче, — пояснил Матвей.
— Куда бежать?
— А куда ни попало. Хоть в Ленинград. Что смотрите? Вы в метро катались? Вот и я хочу покататься. Перчаточки куплю — и прощай моя честная будущность!
Он откинул со лба челку и, прислонившись к стене, весело хохотнул. И тут только Тоня поняла, что он все время издевался над ней.
Она спрятала перчатки в карман и сказала, побледнев:
— Я хотела просить вас… — начала она дрожащим голосом, но вдруг встала, оборвав фразу, и пошла к двери.
— Больно убились? — спросил Матвей ни с того ни с сего.
Тоня не ответила.
— Обождите. Я в МТС по собственному желанию ухожу. Меня давно туда звали, да я не хотел. А теперь раздумал — надо подаваться. И вы бы шли в МТС, чего вам тут делать?
— Вы опять?.. — сказала Тоня и взялась за дверную скобу.
— Не серчайте. Ей-богу, правда — ничего у вас не выйдет. Иван Саввич землю лучше чем себя понимает, все капризы ее изучил. А и он говорит: дошли до колеса.
— До какого колеса? — спросила Тоня.
— А до того дошли, что коровушек кормить нечем, — пояснила Дарья Семеновна. Она набрала в рот воды, чтобы прыснуть на очередную рубаху, но, забывшись, громко сглотнула и продолжала: — Вы сходите гляньте, что у нас за луга. Трава — что ни год, то хуже. Раньше-то травы были сахарные, сочные — прямо сласть! А теперь ни виду, ни вкуса — как железная проволока.
— На одни травы надеяться нельзя, — сказала Тоня. — Надо кукурузу сеять.
— Кукурузе, как и каждому живому существу, питание требуется… — сказал Матвей. — А мы все нашармачка норовим. Кукурузе удобрение надо. Ей надо… — он немного смутился, — ну, коровяка ей надо.
— Что? — не поняла Тоня.
— Назему, что ли. — Матвей смутился еще больше и опустил глаза, как красная девица. — Не знаю, как по-вашему, по-ученому. По полкило на каждую лунку.
— Навоз, конечно, нужен, — улыбнулась Тоня. «А все-таки что-то хорошее есть в этом парне», — мелькнуло в ее уме.
— Для кукурузы надо иметь коров, для коров надо иметь кукурузу, — сказал Матвей. — Вот оно и получается колесо.
Постучавшись, вошла Лариса. Она посмотрела на Тоню сунула руки в мелкие кармашки жакета и села на скамью у печки.
— Верно я говорю, Лариса? — весело спросил Матвей.
— Ты всегда верно говоришь, — ответила она, чинно поправляя косынку и явно не желая вступать в беседу при Тоне.
— Вы, по-моему, науку не учитываете, — продолжала Тоня. — Надо научно поставить хозяйство.
— Тут не в том дело, — возразила Дарья Семеновна. У нас сперва надо справедливость наладить. Науки у нас хватает, а справедливости нету. Сидел малограмотный счетовод — все были довольны. А как посадили Шурку — так она каждый раз трудодни недописывает. А Шурка тоже не хуже вас, ученая, десять лет учили. Вот вам и наука.
— Шура еще молодая. Путает. Мы разберемся с этим, — сказала Тоня. — Знаете, Дарья Семеновна, придет время — машины будут подсчитывать ваши заработки. Заложим в автомат описание выполненных работ, — а оттуда выскочит листок. И на нем будут напечатаны ваши трудодни. Точно, без всяких ошибок.
— Скорей бы, — заметила Лариса, — без этого нам вовсе не обойтись.
Дарья Семеновна внезапно фыркнула и отвернулась. Некоторое время она пыталась сдержаться, но у нее ничего не вышло, и наконец, махнув рукой, она дала волю смеху.
— А что? — сказала Тоня, неуверенно улыбаясь и показывая свой милый, выбившийся из рядка, остренький зуб. — Правда! Уже существуют такие машины. Называются табуляторы.
— Значит, табуляторы? — сквозь смех проговорила Дарья Семеновна.
— Табуляторы.
— Ой, батюшки! — простонала она, снова заливаясь меленьким долгим смехом и прижимая платок к мокрым глазам. Когда веселость несколько утихала, она утирала щеки и старалась вернуть лицу прежнее спокойное выражение. Но вдруг, словно что-то вспомнив, она начинала: «Нам бы только табуяя…» — но не успевала договорить, и новая схватка смеха душила ее.
— А что вы смеетесь? — говорила Тоня, обращаясь за поддержкой к Ларисе. Но и Лариса смотрела на нее с откровенной насмешкой, как на дурочку. — Это же правда… — продолжала Тоня. — Я не выдумываю. В Московской области уже работают такие табуляторы.
— Да будет тебе! — махала руками Дарья Семеновна, словно Тоня ее щекотала.
— А в Загорской МТС механизирован учет всех колхозов зоны! — с отчаянием кричала Тоня. — Я сама работала на этих машинах, понимаете! Сама!
Она никогда не работала на табуляторах и видала их фотографии только в журнале, но надо же было доказать, что они существуют!
Смех наконец отпустил Дарью Семеновну. Она присела, переводя дух, на скамью и откинулась к стенке. Ей и самой было совестно, но смех, похожий на рыдания, временами все еще прорывался и сотрясал все ее тело.
— Чего вы смеетесь? — проговорила Тоня с отчаянием. — Чего смеетесь?
И, чувствуя, что не может удержаться от слез, она выбежала, хлопнув дверью.
— Видите, кого присылают? — сказала Лариса. Матвей сумрачно взглянул на нее, подумал и спросил:
— Кто растрепал по деревне, будто я из-за нее ухожу?
— А тебе что?
— Ты?.
— А хотя бы и я!
— Так и знал, что ты. Так вот я тебе советую: вперед держи язык за зубами.
— Надо же! — удивленно проговорила Лариса и внимательно посмотрела в лицо Матвею.
Глава восьмая
О том, как Матвей
выпрямлял шкворень
и что из этого получилось
Прошло две недели. Лен расстелили за рекой, правда с небольшим опозданием, но погода стояла терпеливая, и ленок день ото дня мягчал в осенних росах.
Товарищ Игнатьев приезжал три раза: один раз — торопить со сдачей льносемян, второй раз — давать инструктаж по поводу подготовки к районному слету доярок, а третий раз приехал неизвестно зачем: Ивана Саввича не искал, замечаний не делал. Поговорил с Тоней о художественной литературе, подарил ей блокнот и поехал дальше.
Тоня еще больше посмуглела, зарумянилась, и ее синее модельное пальтишко часто мелькало то на ферме, то на поле.