Новый дневник грабителя

— Извини, маньяк, моя не понимай английски, — пожимает плечами Соболь, затем приказывает стоящему рядом констеблю, который взирает на содержимое своего носового платка словно на лик Богоматери, временно запереть буйного арестанта в камере.

— Спасибо, Том, — хихикает Атуэлл.

— Не за что. Хоть повеселились немного, правда?

— А чей свитер-то? — любопытствует Атуэлл, переводя взгляд на пакет с «вещественным доказательством».

— Мой. Только что забрал из химчистки. Гляди, они так и не убрали пятна от яичницы, — хмурится Соболь, потом вспоминает о другом: — Кстати, я слыхал, Бекс сегодня освободился? Надо заглянуть к нему, проверить, хорошо ли он себя ведет, — многозначительно качает головой инспектор.

— В самом деле надо? Неудачное время ты выбрал. Пропустишь крупный рейд на квартал Стива Билко, — предупреждает Атуэлл.

Вообще-то квартал Стива Билко первоначально предполагалось назвать в честь южноафриканского героя и борца с апартеидом Стива Бико, однако супруга мэра Татли никогда не слыхала о мистере Бико и, соответственно, поступила так, как испокон веку поступали мэры и их жены по всей Британии, то есть не пожелала сознаться в невежестве и обратилась к собственному кладезю знаний. Во все планы внесли исправления, заказали новые таблички, с помпой провели церемонию открытия свежезастроенного квартала — несмотря на то, что душу уважаемой первой леди царапало слабенькое подозрение: кажется, сержанта Билко все-таки звали Эрнестом.

За исключением названия, поводов для смеха относительно квартала не находилось, особенно у копов, которые его патрулировали.

— Правда? — с деланным удивлением восклицает Соболь, потом пожимает плечами. — Ну что ж, ничего не поделаешь.

Атуэлл прослужил в полиции больше двадцати лет и на раз определяет, когда кто-то из коллег поджимает хвост.

— Неплохая отмазка, — оценивает он. — Тебя уже ждут наверху, так что надевай бронежилет и топай в зал совещаний. Парни из внутренних сил будут там через полчаса, — говорит Атуэлл, не давая Соболю возможности возразить.

Когда слово «бронежилет» перестает жужжать в голове Соболя, он пробует воззвать к лучшим чувствам Атуэлла:

— Гм… ты сам все знаешь не хуже меня, Фрэнк. Вряд ли я гожусь для таких дел. Безбашенные ребята из Кингстона, армированные двери и прочее… Прикроешь меня, если я улизну, ладно? С меня выпивка.

Сотрудник следственного изолятора ненадолго задумывается. Атуэлл прекрасно помнит собственные деньки на передовой: предвкушение опасности, риск, комок страха, который появляется где-то в желудке и предвещает скверный оборот дела. Это называется шестым чувством. Им наделены все офицеры на действительной службе, и сейчас что-то подобное читается на лице инспектора. Сержант уже мысленно видит, как убирает личные вещи Соболя из шкафчика, складывает в небольшую коричневую коробку и отсылает семье. Далее он представляет, как вешает в освободившийся шкафчик свое пальто и наконец-то может спокойно положить пакет с ленчем на верхнюю полку, не опасаясь трубы центрального отопления, которая поджаривает бутерброды с яйцом и заставляет бродить фруктовый напиток.

— Том, — говорит Атуэлл.

— Что?

— Моя не понимай английски.

Глава 4

Окно возможности

Я возвращаюсь к Олли, который прячется в кустах напротив дома и ведет наблюдение за чуваком из моей прежней квартиры.

— Он что, вообще никогда не выходит? Нельзя же запастись молоком на год! — восклицает мой приятель, глядя на часы.

— Все еще сидит в четырех стенах?

— Угу, агорафоб чертов. А ты где был? — интересуется Олли.

— Ходил за помощью, — отвечаю я.

Этого короткого диалога достаточно, чтобы отвлечь Олли. Когда кривая рука закона опускается на его плечо, от испуга он подскакивает, как ошпаренный.

— Так-так-так, что это мы тут делаем?

Завидев в полуметре от себя полицейскую униформу, Олли инстинктивно дает деру, но я хватаю его за руку и некоторое время удерживаю, чтобы обеспечить процесс узнавания.

— Какого хр… А, Норрис, это ты, дубина, — наконец доходит до него.

— Всем привет. — Норрис расплывается в улыбке и театрально кланяется. — Рад встрече. Добро пожаловать домой.

— Спасибо, — бурчит Олли, переводя дух. — Каждый день вдали от тебя был сплошной мукой.

— Охотно верю, — кивает Норрис. — Бекс в открытке так и написал, прямо умора.

— Что написал?

— «Жаль, что тебя нет с нами», — сообщаю я. Ну скажите, встречалось ли вам когда-нибудь более искреннее послание из тюрьмы?

Олли, наконец, приходит в себя и теперь в полной мере может оценить все великолепие наряда Норриса.

— Где взял форму? — с живым интересом спрашивает он.

— В лавке маскарадных костюмов, — отвечает Норрис.

— Смотри, тут есть и рация, и все остальные прибамбасы, — показываю я.

У Олли загораются глаза.

— А рация работает?

— Еще как! Вот, послушай. — Норрис подносит рацию ко рту: — Внимание всем патрульным машинам. Повторяю: внимание всем патрульным машинам. Разыскиваются двое мошенников, которые околачиваются в районе Монтигл-лэйн. Один худой, другой толстый, оба в котелках, тащат пианино. — Норрис заливается радостным смехом, потом несколько раз жмет на кнопку рации, отчего та пищит, точно резиновая детская уточка.

— Супер, — восхищается Олли. Подозреваю, что дома он плещется в ванне с похожей игрушкой.

— Запомнил, что нужно говорить? — напоследок проверяю я Норриса.

— Расслабься, — заверяет он. — Я столько раз катался в полицейских тачках, что наизусть выучил все глупости, которыми копы обмениваются на дежурстве. Не боись, все будет чик-пок!

Норрис чапает через дорогу к моему бывшему дому, кивком велит нам с Олли скрыться из виду, потом звонит в дверь.

— Ты получше ничего не мог придумать? — высказывает свое мнение Олли.

Через несколько секунд дверь распахивается, на пороге появляется наш чувак, вооруженный лопатой на коротком черенке.

— Ну все, вы сами напросились! — рычит он, но едва видит перед собой полицейскую форму, тут же роняет свое оружие.

— Простите, офицер, я ожидал других гостей.

— Вот как? — изгибает бровь Норрис. — К нам поступили сообщения о том, что в вашем районе действует парочка аферистов. Вы, случайно, ничего подозрительного не заметили?

Чувак едва не кончает от желания оказать содействие защитникам правопорядка.

— Я так и знал! Так и знал, что они замышляют преступление. Сразу заподозрил, — захлебывается он слюной.

— Вы очень проницательны, сэр, — с солидным видом кивает Норрис, достает блокнот, ручку и приготавливается записывать. — Эти двое — арабы?

— Что? Гм… не знаю, — запинается чувак. — Может, и арабы, — отвечает он, демонстрируя полную готовность к сотрудничеству.

— Да, сэр, в последнее время в городе развелось много всякого сброда — арабы, педофилы, беженцы, матери-одиночки, сборщики средств в пользу бездомных… Собрать бы в кучу всю эту мразь да и отправить куда подальше, верно? — все больше входит в раж Норрис.

Чувак вдруг обнаруживает под ногами зыбкую почву. С одной стороны, он не готов поддерживать этнические чистки в Татли, с другой — жаждет показать приятному молодому констеблю, на чьей он стороне, дабы заработать несколько очков и самому избежать депортации на Внешние Гебриды.

— Кгхм… вы правы, — осторожно соглашается он. — Я могу чем-нибудь помочь?

— Да, сэр. Вам придется проехать со мной в участок и дать показания. Мы запишем приметы этих двоих жуликов, — веско произносит Норрис. — Не волнуйтесь, сэр, мы надежно упрячем их, как только поймаем.

— Я должен ехать с вами прямо сейчас? — хмурит лоб чувак.

— Боюсь, что да. Преступники не дремлют, как говорится. Как сознательный гражданин наденьте шляпу и следуйте за мной.

— У меня нет шляпы, — растерянно бормочет чувак, буквально воспринявший слова Норриса.

— Понятно, — прищуривается «полицейский» и делает первую запись в блокноте: «Нет шляпы».