Проклятый берег

– Что-то в этом и впрямь может быть, – ответил он задумчиво. – И вообще, я был ранен в голову, – добавил он неуверенно, похлопывая себя по затылку.

– Говори, Турок, – вмешался Альфонс – Все спокойно выслушают тебя – самое большее, свяжем, если нам не понравятся твои объяснения.

Турок немедленно толкнул Альфонса в грудь и снова схватился за свой кухонный нож.

– А что? Думаешь, я тебя боюсь? Думаешь, ты тут сильнее всех? Глядите, какой призовой борец нашелся… Еще и Альфонс будет мной командовать.

Капитан с трудом успокоил Турка, рвавшегося в драку со всеми нами.

– Да утихомирьтесь же, – вмешался наконец и Мазеа.

– И вы тоже командовать? Что? За кого вы меня принимаете? – Мы втроем схватили его, но он продолжал вовсю чертыхаться. – Руками размахивать не шутка! Для этого ума не надо… Выйдем-ка, поговорим…

Мы уже готовы были начать приносить ему торжественные извинения, когда он наконец сел и, все еще тяжело дыша, закурил.

– Я, конечно, прятался от вас и даже удирать приходилось, но не потому, что кого-то боюсь, а потому, что я был инкогнито.

– Ты бы поближе к делу, – мирно предложил я.

– Тогда дайте сигарет, – ответил он агрессивно, – я только что последнюю выкурил.

Хопкинс презрительно кинул ему несколько русских папирос с длинным мундштуком, позаимствованных у Мусовского.

– Началось, все, – повернулся Турок ко мне, – когда ты и Хопкинс пришли на баржу, а я сидел там, завернувшись в скатерть.

– Да, началось все тогда, – кивнул Хопкинс, нервно перекатывая из угла в угол рта окурок сигары.

– Терпение, Хопкинс, – С ошеломляющей наглостью Турок добавил: – Выше голову…

Хопкинс устало опустил глаза, но промолчал.

– Когда я сидел на барже, – снова закурив, начал Турок, – на палубу неожиданно поднялся неизвестный молодой человек. Он спросил у меня, кто хозяин баржи. Я ответил, что хозяин уехал в Гибралтар, а я оставлен здесь сторожить судно. Тогда он спрашивает – нельзя ли оставить здесь на несколько дней один ящик. Я говорю, что можно, но придется заплатить. Он предложил пятьсот франков, и я согласился. Через час он привез ящик, и мы убрали его в трюм. Я получил задаток – двести пятьдесят франков. Вечером ко мне зашел один дружок, и я все спустил ему в карты. После этого мы основательно выпили, и утром, проснувшись, я обнаружил, что кто-то украл у меня и одежду, так что пришлось завернуться в скатерть. Я ждал, что придет владелец ящика с остальными деньгами, но он все не появлялся. Тогда я спустился в трюм и заглянул в ящик. Там не было ничего, кроме трупа.

– Как выглядел труп? – спросил капитан.

– Невысокий, плотный мужчина, лысоватый, с широким, немного вздернутым носом.

– Капитан Мандер, – пробормотал Ламетр.

– Да, это был он. У него была прострелена голова. Я понимал, что, если меня найдут в обществе трупа, быть беде, но не мог уйти без одежды. Положение было отчаянным, оставалось только ждать – а вдруг появится идиот, у которого мне удастся выманить хоть какую-нибудь одежку. Так оно и случилось. Пришли Хопкинс и Копыто. Не один даже, а двое. Ну, я ушел в костюме Хопкинса. И тут, через каких-нибудь пару минут, я увидел того парня, который оставил мне ящик. Он сидел на террасе ресторана с женщиной. С графиней.

– Кем был этот человек?

– Один морской офицер по фамилии Хиггинс.

– Хиггинс… – удивленно прошептал капитан.

– Да… Но тогда он был в штатском. Я подошел к нему и попросил объясниться. Он заговорил со мной очень ласково, а графиня, внимательно посмотрев на меня, сказала, что ей нужен храбрый человек и предложила работать для нее. В результате я очутился у нее на вилле, отлично поел и попил, и графиня сказала, что я буду получать по две тысячи франков в месяц, пока буду на службе. Потом она попрощалась со мной, потому что ее позвали в другую комнату к телефону. Я, однако, не вышел, а решил подслушать ее разговор. Беседовала она с тем офицером, Хиггинсом. Среди прочего я услышал: «Ночью отправитесь на баржу и ликвидируете содержимое ящика… Если там кто-то будет, позаботьтесь, чтобы он не смог ничего разболтать…» Не задерживаясь больше на вилле, я поспешил на баржу. На палубе никого не было. В трюме я обнаружил форму капитана, а в ящике – Хопкинса, мертвого, судя по всему. В этот момент пришли Копыто и Альфонс. Сначала они хотели убить меня, а потом мы вместе отправились за Квастичем. Мне было ужасно неприятно, что из-за меня с Хопкинсом стряслась такая беда, и по дороге я, чуть поразмыслив, отстал, вернулся на баржу, надел на Чурбана валявшуюся в углу форму капитана и оттащил его в один из соседних переулков. Потом позвонил по телефону в военный госпиталь и сообщил, что там-то и там-то лежит раненый капитан. Это был единственный способ обеспечить Чурбану быструю и, к тому же, первоклассную помощь.

– Исключительно разумно, – сказал Мазеа. Капитан тоже кивнул.

Чурбан молча грыз ногти.

– После этого я вернулся к графине. Ничего не поделаешь, служба есть служба. Тем более, что должность меня устраивала. Водить машину, размахивать револьвером и давать в зубы я умею неплохо. Я постоянно следовал за графиней в большом закрытом автомобиле, чтобы в любой момент быть под рукой. Я был ее телохранителем, получал много денег, роскошно жил и вращался в хорошем обществе – вот только вас приходилось побаиваться. Графиня была уверена, что я переметнулся на ее сторону и предал вас, тем более, что она видела, как Копыто гнался за мною. Но она не знала, что каждый раз, когда грозила беда, я письменно предупреждал вас. Этот остолоп, – Турок выразительно посмотрел на меня, – может благодарить меня за то, что до сих пор еще жив. Я предупредил его, что графиня использует его глупую доверчивость…

– Это правда? – спросил Альфонс.

– Я тогда… забыл рассказать… – немного смущенно ответил я. – Но оно и впрямь так было…

Наступило неловкое молчание.

– Я лично считаю, что Турецкий Султан – отличный парень, – сказал Ламетр и протянул руку нашему беглому другу.

– Я тоже, – протянул ему руку и Мазеа.

– Что отличный парень, это преувеличение, но, кажется, он в данном случае, действительно, оказался не такой свиньей, как обычно, – закончил разговор Чурбан и тоже протянул руку.

Уже начинало светать, когда мы снова тронулись в путь. Необычной формы рыжеватая борода Мазеа поблескивала в лунном свете. Первый раз вижу, чтобы кто-то в легионе так старательно отращивал себе бороду.

– Как ты думаешь, застанем мы ее там? – спросил Хопкинс у Султана.

– Не исключено. Она будет дожидаться голландца. Но на берегу у нее стоит самолет, который графиня отлично умеет водить, так что в любой момент она может улететь.

– А почему ты ушел от нее? – спросил я.

– Узнал из подслушанного разговора, что вас схватили, и решил пробиваться на выручку.

Порядочный все же парень.

Фрезер, шедший вместе с нами геолог, не понимал, естественно, ни единого слова из того, что говорилось нами, и подозревал, кажется, самое худшее – тем более, что мы спешили, выжимая из себя остатки сил.

Мы оставили его позади с тремя воинами фонги. Потом подождем их в старом доме миссии, а сейчас отдыхать некогда!

К вечеру за последними деревьями показалось здание… Мы были шагах в двухстах от него, когда Альфонс воскликнул:

– Она там!

В одном из окон дома вспыхнул свет. Мы, теперь уже осторожнее, продолжали продвигаться вперед.

– Будет разумнее всего, – сказал Альфонс, – если к дому подойдете только вы, капитан, вместе с Копытом. Двоим легче сделать это незаметно. Мы с туземцами окружим дом.

– Правильно.

Мы с Ламетром осторожно подкрались к окну.

Графиня! Она здесь-таки!

Похоже, она собиралась пить чай. Что за красавица! Лицо с грустной улыбкой, великолепная фигура…

Приоткрылась дверь, и перед нами появился негр-слуга. Я схватил его за горло так, что он не мог и звука произнести, а Ламетр быстрым, бесшумным движением скользнул в дом.

Я услышал негромкое восклицание и выпустил негра, без памяти свалившегося на землю. Быстро связав его, я поспешил за капитаном.