Страница 25 из 38
Только бы не поскользнуться в кованых башмаках на этом гладком, как лед, паркете! Так и есть! Чтобы не упасть, я схватился за подвернувшегося под руку официанта, и несколько чашечек кофе опрокинулись на колени сидевшего за столиком небольшого общества…
Какая – то дама в шелковом платье вскочила с визгом, а я с присущей мне воспитанностью извинился:
– Прошу прощения… но этот глупый официант… – я начал было ладонью вытирать платье дамы, но она завизжала еще громче. Из затруднительного положения меня выручил седой мужчина с очень симпатичным лицом.
– Дамы и господа! Среди нас отправляющийся в бой легионер. Пожелаем ему счастья! Да здравствует легион!
Раздались крики «ура», музыка заиграла туш. Седой мужчина представился:
– Ван дер Руфус!
– Очень приятно. Джон Фаулер.
Только сейчас он увидел графиню. Приветливое лицо голландца посуровело. Он глубоко поклонился.
– Этого солдата пригласила я, мингер.
– Тогда… не буду мешать вам… графиня. Он еще раз поклонился и отошел.
– Пойдемте, сядем…
Я заказал виски, графиня – виноград и печенье.
– Ну, дорогой Джон… что же это вы так таращите на меня глаза?…
– Я думал, вы будете сердиты на меня.
– За что?… Сначала мне показалось, что вы – просто глупый парень, но потом я поняла, что вы и умны и смелы. Разве вам никогда не приходилось слышать, что женщина может в конце концов полюбить кого-то, на собственном опыте убедившись, что имеет дело с умным человеком?
Правильно, о таких вещах я слыхал.
– В первый момент я хотела убить вас. Потом проплакала целый день, и в конечном счете захотела увидеть вас вновь… Прошу вас, не бойтесь меня. Я не буду выведывать ваши тайны. Вы вправе не доверять мне… Я постараюсь понемногу вернуть ваше доверие. С губернатором я поссорилась, мне больше ничего не нужно… Я люблю тебя, Джон… – прошептала она и погладила мою руку. – Мне не надо твоих секретов… только люби меня и обнимай иногда вот этими сильными руками…
Руки у меня действительно сильные, так что я начал снова верить этой женщине. Если ей не нужны мои секреты, то, в конце концов, и впрямь не в чем ее подозревать.
– Графиня… я люблю вас и мне было очень больно, когда – благодаря моей необычайной проницательности – я обнаружил, как вы злоупотребили моим увлечением.
– Я рада, что это так. Ведь именно это дало мне понять, что вы не только сильны и смелы, но и умны.
В это я уж просто не мог не поверить.
– Пойдемте… пойдемте ко мне, чтобы мы были только вдвоем и никто не глазел на нас.
А на нас действительно глазели. Странно, я ведь пил так, как это делают настоящие аристократы – изящно отставив мизинец от бокала.
Пил – то я, однако, из бокала для фруктового сока. Но кто же мог думать, что этот полулитровый хрустальный сосуд служит не для благородного напитка, а для какого-то фруктового пойла?
Все мои подозрения рассеялись. Это вполне можно понять. У себя дома графиня была удивительно мила со мной, ее обычно грустное лицо сейчас сияло, она обнимала и целовала меня, она умоляла меня быть поосторожнее в бою, потому что она не переживет, если я погибну. Это тоже звучало внолне правдоподобно.
– Я приеду туда, Джон… обязательно приеду… Приеду, чтобы быть поближе к тебе и восхищаться тобой…
– Весьма польщен… – счастливым голосом ответил я… Утром я поспешил в казарму. Она любит меня!
Едва я успел сделать несколько шагов, ко мне подбежал мальчишка.
– Вам письмо, мсье. От одного господина. В письме стояло:
«Ты! Очен болшую ашыбку делаш. Я уже писал тибе. Чтоб ты правилно вел сибя. Этож ведма! Она с тибя веревки вит будит. А потом сделаит чтоб тибя растреляли. Сам увидиш.
Низвесный!»
Можешь писать мне сколько угодно, Турецкий Султан, жулик ты этакий.
Она меня любит! Любит! Любит!
Когда я вернулся, мы уже готовились к отправлению.
– В полдень отправляемся.
– В полдень отбытие.
Рядом со мной – как всегда, совершенно неожиданно – оказался Альфонс. Его шаги совершенно невозможно услышать.
Я перепуганно хлопнул себя по лбу:
– Слушай…
– Что случилось?
– Мы же хотели раздобыть… ну, из сейфа генерала Рубана.
– Путевой журнал?
– Да.
– Он у меня, – спокойно сказал Альфонс. – Я тоже побывал в городе.
– Вспорол «медведя»? – Так у нас называют сейфы.
– Да нет. Люси де ла Рубан сняла с него копию. Стащила у отца ключ и на время позаимствовала журнал из сейфа. Рискованное дело. Если когда-нибудь об этом узнают… даже подумать страшно.
– «Знакомого» не видел? – спросил я.
– Нет. Беспокоюсь я о наших «знакомых». Перед отправлением во всех частях будет перекличка.
В полдень горнисты заиграли сигнал.
Наш батальон построился. Перед всеми зданиями форта стояли стройные шеренги солдат. Ревущие грузовики, мечущиеся унтер-офицеры.
Перекличка!
В этот момент я заметил напротив нас, среди суданских стрелков, Чурбана. Он зачитывал список!
Единственный способ попасть в список, где ты отсутствуешь: самому читать его.
Но где же капитан?
Чурбан расхаживал в темной форме сенегальцев, изредка покрикивая на отстающие от тронувшейся колонны последние пары солдат.
Внезапно отстал и он сам. Гм… куда же это он исчез?… Гляди-ка, что это за сержант, тяжело дыша и на ходу застегивая ремень, бегом догоняет сенегальцев?…
Лейтенант подъехал к нему.
– Я прикомандирован ко вновь сформированному батальону сенегальцев. Но кто-то запер меня в прачечной… и…
– Ладно, ладно! Ваше счастье, что мы отправляемся в бой… Где-то здесь был ваш коллега-сержант, он введет вас в курс дела. – Лейтенант дал лошади шпоры и отъехал. Коллега-сержант, однако, куда-то запропастился. Сержант, довольный, что все обошлось, не очень-то его и искал, а рядовым было совершенно безразлично, кто будет подгонять отстающих.
Но где же капитан?
Мы подошли к пристани. У причала стояли пять транспортов, а чуть подальше – красивый военный корабль, на борту которого виднелась надпись.
ГЕНЕРАЛ ДЮ НЕГРИЕ
Туда и направился маркиз де Сюрен, губернатор…
– Красавец…
Мы сняли вещевые мешки, составили карабины в, пирамиды и начали ждать погрузки.
Жить еще можно. Мы были на судне.
Как там ни было тесно, грязно и душно, это все-таки лучше, чем топать пешком по Сахаре.
Часов около восьми вечера нас погнали драить палубу. Мне, естественно, нечего было мечтать остаться в стороне от этого дела.
– Вы – мой любимец, – с глубоким отвращением сказал Потриен и сплюнул. – Скучать вам у меня не придется, не бойтесь. Палуба должна быть надраена до блеска, иначе…
Палуба была покрыта слоем грязи в палец толщиной и, видимо, довольно скользкой. Во всяком случае сразу после обеда сержант поскользнулся и так грохнулся на нее, что весь корабль задрожал.
Какой – то обормот потратил целый кусок мыла, чтобы аккуратно натереть его порог. Ну и странный же юмор у некоторых…
Мы драили палубу до позднего вечера. Работа не очень тяжелая, но у меня не было мыла, а без него дело идет намного медленнее.
Наконец мы с Мазеа, двигаясь на коленках, встретились-таки посредине палубы.
– Отдохнем, – предложил я.
Вечер был довольно прохладным. Холодное дыхание зимней Европы по временам пробивается и сюда, к берегам Африки. Мы присели рядышком на ступеньку трапа.
– Слушай, лимон, – сказал я, немного помолчав. – Я тебя так буду звать, потому что ты маленький, желтый и чертовски кислый.
– Хочешь подраться? – спросил он мрачно и сбросил куртку.
– Нет. Вообще-то можно было бы, но у меня еще и от того раза ухо гудит.
Он сел снова.
– Слушай, Мазеа, оставь ты Альфонса Ничейного в покое.
– Его… зовут Альфонс Ничейный?
– Да.
Он ничего не ответил и только глубоко затянулся сигаретой.
– Не он убил твоего брата.
– Врешь.
– Ладно, тогда слушай. Альфонс просил меня никому об этом не рассказывать, но тебе я расскажу. Глупо будет, если два хороших парня понапрасну убьют друг друга.