Право на жизнь

— Вот что такое настоящий мужик, шлюха.

Девушка с трудом повернулась. Лицо ее пересекал кровоподтек, нижняя губа распухла. Но она смеялась, она смеялась над ним, над Багыром, как смеялся, умирая старик.

— Ты жалок, — прохрипела она. — Мой жених придет и убьет тебя. Молись, да услышат тебя боги, и моли о быстрой смерти!

Багыр зарычал, схватил девушку, в ярости стал молотить ее кулаками.

— Замолчи тварь, замолчи!

Но она все еще смеялась. Он сдавил ее, слыша хруст ломающихся костей. Девушка охнула и обмякла. Но Багыр не успокоился, выхватил кинжал и воткнул ей в грудь. Девушка захрипела и затихла. А на разбитом лице ее по-прежнему была торжествующая улыбка. Гигант взвыл от злости. Вот и она умерла, умерла слишком быстро. И смеялась, смеялась над ним! Тварь!

Багыр выбежал из корчмы, не обращая внимания на оклики и крики, бросился по вымощенной камнями дороге. Стыд, стыд сжигал его. Он сам не понимал почему и отчего вдруг пришло это забытое чувство, но оно сжигало его изнутри, разлагало внутренности и сбивало с ритма сердце.

— Багыр сильный! Багыр сильнее всех! — В исступлении кричал гигант. Только теперь он начал понимать что дело не только в силе. Эта девушка, бывшая в сотню, в тысячу раз слабее его все равно умерла победительницей. Но почему он снова проиграл? Он ее убил, но проиграл. Гигант не находил себя места, слезы катились от злости. Ничего, решил он. Ликун утешит, он обязательно все объяснит. Он ведь знает, что надо сказать и когда. Ликун хороший хозяин.

В голове звонко отдавалось эхо ударов. Данила тихо простонал, приоткрыл глаза. Вокруг мрачная, суровая темнота, лишь одинокий масляный светильник вырывает поросшие мхом и гнилью стены из тьмы. Воздух был сырой и вонючий, пахло мочой и плесенью. Где-то капала вода. Именно этот звук заставил его очнутся, открыть глаза.

Подземелье было небольшое, все сплошь из каменных плит. У дальней стены каменное ложе, но до него не добраться. Данила дернулся, убедившись в очевидном. Руки были прикованы цепями к стене. Штаны промокли, Данила чувствовал взмокшую землю под ногами. Безумно хотелось пить. Он облизнул распухшие, потрескавшиеся губы, скривился. Щеку неприятно саднило. Хотелось почесаться, но руки слишком плотно прикованы, не дотянуться. Зато хоть ноги свободны. Хотя, с другой стороны, зачем их связывать, коли руки не освободить. Передвигаться все равно нельзя, слишком короткие цепи. Под ногами что-то пищало и шебуршало. Палец на ноге пронзила жуткая боль. Данила застонал, шевеля ногами. Сапог, естественно, не было. А на ноге болталась крупная черная крыса, самозабвенно вцепившись в палец. Данила что было силы ударил ногой об землю. Крыса пискнув, отлетела. Но вместо нее появились еще три, голодные, злые, неугомонные.

— Отстаньте, твари, — прохрипел Данила, отбрасывая очередную тварь в сторону. Но те не угомонились, стали подступать с боков, туда, где Данила не мог защитится. Он попытался встать на ноги, споткнулся, но все же поднялся, прислонившись к холодной склизкой стене. Так отбиваться куда проще. Теперь крысам были доступны лишь ноги, но ноги и были оружием.

Данила боролся с крысами добрый час, в конец вымотался, когда где-то сбоку скрипнула отпираемая дверь. В лицо прыснул яркий полуденный свет. Данила зажмурился, как от боли. На глаза накатились крупные, с голубиное яйцо, слезы. В дверь протиснулись двое стражей-ромеев. Вслед за ними вошел согбенный в три погибели старик. В руке он сжимал сучковатый древний посох. Махнул стражам рукой, те послушно удалились, но не ушли, встали у двери, подозрительно косясь на пленника. Кто знает, на что способны эти русы? Варвары ведь, могут небось и цепи голыми руками рвать если очень захотят. Лучше поберечься.

Старик подошел без страха. На его ссохшемся белесом лице играла довольная улыбка сытого кота. Глаза, внимательные, темные, как две бездны смотрели изучающе, будто на диковинного зверька, случайно попавшего в капкан. Старик убрал со лба длинные, белесые волосы, криво улыбнулся, обнажив совсем не старческие, крепкие зубы.

— Ну здравствуй, варвар-чужеземец, — тихо пропел он на чистом славянском.

— Здравствуй, не знаю как уж тебя там, — прошепелявил Данила разбитыми губами.

— Протокл. Называй меня Протоклом. Итак, я хотел бы узнать, зачем ты напал на моих стражников? Они задерживали опасного преступника, а ты им помешал.

Данила хотел было сказать о честности поединка, и о том что опасный преступник — его друг, но одумавшись, промолчал. Не хватало еще лишних неприятностей на свою башку. И так трещит, как котелок на огне. Но что же тогда сказать этому странному старцу? Что ввязался по-пьяни, по-дурости? Конечно, как варвару, могут и списать, но только вряд ли они такие уж дураки, чтобы выслушивать его неумелые враки. Здесь Царьград, логовище интриг и узорной запутанной лжи. Люди здесь учатся лгать с самого рождения, куда уж ему, славянину, привыкшему в лоб говорить всю правду-матку.

Говорить ничего и не пришлось. Старик с прищуром посмотрел на отстраненно-задумчивую рожу Данилы, усмехнулся.

— Ну что молчишь, сказать нечего? Да не тужься ты, не придумывай. Я и так все знаю. Ты ведь пришел вместе со Следящим, не так ли?

— Пришел с кем? — Переспросил Данила.

— С Северьяном, если тебе будет угодно. Но почему? Почему ты вместе с ним? Он же убийца, наемник. И я его притащил в Царьград в качестве идеального убийцы. Но он оказался совсем не идеальным, задание провалил, попал в полон к князю Владимиру. В общем, сменил хозяина. Уж чем его не устраивало наше общество, не пойму.

— Этот убийца не раз спасал мне жизнь, — ответил Данила. Скрываться не было смысла, этот старик действительно знал все. Даже больше, чем все. Данила не знал, что Северьян уже был в Царьграде. Догадывался, но не знал. Оказывается, вот как обернулось.

— Жизнь — штука приходящая и уходящая, — с претензией на философскую мудрость протянул Протокл. — Для тебя уходящая. Дурачина, но зачем ты бросился ему помогать? Помог убийце убежать, но попался сам. Где логика? Быть может, Северьян нарочно ждал этого момента, когда ты сможешь пожертвовать своей жизнью ради него? В таком случае, я преклоняюсь перед его изобретательностью. Никому еще не удавалось столь экзотически расправляться с неугодными людьми. Мало того, что чужими руками, так еще и с их полного согласия. Забавно, не так ли, варвар?

Данила насупленный, молчал. Откровенно говоря, ему просто нечего было сказать. Старец предугадывал все его мысли, мало того, он еще и насмехался над ними. Что и говорить, от мудрости до лицемерия один шаг. А там уж до цинизма половинка ступеньки… Этот старик, именующий себя Протоклом, похоже прошел всю лестницу.

— Молчи, молчи, коли сказать нечего. Но на один вопрос ты мне все же ответишь. Куда убежал Северьян, где он скрывается?

Данила рассмеялся ему в лицо. Старец даже отпрянул от неожиданности. Он ожидал мольбы о пощаде и горьких слез раскаяния, но услышал лишь смех. Беззлобный хохот победителя.

— Прости, Протокл, но мне нечего тебя сказать. Я просто не знаю, куда он убежал. Спросите об этом лучше у своих стражников. Может они видели?

— Но где-то у вас должен быть схорон, лазейка. Северьян — как крыса, почуяв опасность сразу прячется в нору. Так где эта нора?

— Норы обычно роют в земле, но иногда еще они бывают в деревянных домах, по углам. Все зависит от того, кто именно обитает…

— Довольно! — Вскричал Протокл. — Ты что, смерд, решил со мной в бирюльки играть? Не выйдет!

— Что ты заладил, выйдет — не выйдет? Я действительно не знаю где он, и схорона у нас нет. Теперь уж ищите сами и ловите. Если сможете.

Лицо старика перекосила гримаса ненависти.

— Ничего, под пытками ты иначе заговоришь! В пыточную камеру его!

Данила посмурнел.

— Зря ты так, Протокл. Северьян ведь вернется, рога-то тебе пообломает.

— Он? Мне? — Старик самозабвенно расхохотался. — Этот смешной мальчишка с детскими амбициями? Он же при всей своей жестокости все еще верит в понятия чести! Он глупец, чести нет, когда речь идет о выгоде. К тому же он совершенно не владеет магией. Куда уж ему супротив меня выходить.