Грозовая обитель

Когда пришло время, Камилла собрала букет цветов и направилась по дороге к деревне. День снова выдался ясный и безветренный. Далекие облака на востоке казались неподвижными, утро постепенно наливалось влажным, гнетущим жаром.

Кладбище, располагавшееся на склоне холма, утопало в мареве теплого июньского солнца. Камилла медленно брела по тропинке, ведущей к месту захоронения Джаддов. Этот участок кладбища казался особенно мирным и безмятежным. Все бури оказались позади, и спавшие в земле не питали злобы к живущим.

Несколько высоких тисов загораживали от нее дорогу; Камилла села на траву возле могилы Оррина Джадда и сняла свою большую соломенную шляпу. Кроме покойников, лежавших в земле, на кладбище ее никто не ждал. Старик, присматривавший за могилами, кивнул ей издалека, не отрываясь от работы. Все вокруг казалось полусонным, обмякшим под жаркими лучами. Установив на надгробном памятнике цветы, Камилла оперлась щеками на колени под пышным платьем и закрыла глаза.

Однако она уловила мгновение, когда тот, кого она ждала, подошел к кладбищенским воротам. Хотя до Камиллы донесся только легкий звук шагов, она всем своим существом ощутила, что это Росс. Камилла выпрямилась и стала ждать.

Заметив его на тропе, Камилла с любовью и гордостью отметила, как широки его плечи, быстра и легка походка. Но ей нужно было прочесть, что написано на его лице, чтобы понять, как он настроен по отношению к ней. Сейчас в нем не было заметно следов враждебности, только мягкость, как вчера во время танца. Ее сердце сильно и неровно забилось, и Камилле пришлось напомнить себе, с какой целью она назначила это свидание.

— Вы неплохо смотритесь на траве в белом платье, — проронил Росс вместо приветствия.

Он опустился на траву рядом с ней и вытянулся, опершись на локоть. Камилле трудно было заставить себя нарушить тишину словами, которые она должна была произнести, а Росс не спрашивал, зачем она сюда его пригласила. Казалось, он тоже не хочет нарушать состояние мирного единения, охватившее их обоих.

Он начал что-то небрежно рассказывать о ловле рыбы на Гудзоне, а она с удовольствием слушала его, изъявив готовность как-нибудь принять участие в этом развлечении.

Затем Росс сел прямо и посмотрел ей в глаза.

— Вы чем-то были напуганы вчера вечером, Камилла. В чем дело? Зачем вы пригласили меня сюда?

Она начала рассказывать, что произошло, — все, что знала. О чае, от которого стало плохо Миньонетте. О вечере, когда Бут сказал, что хочет жениться на ней, и о том, как она от него убежала. О разговоре, который подслушала в подвале, и, наконец, о сломанной ступеньке.

Росс слушал ее с мрачной серьезностью, не сомневаясь в истинности рассказа. Она видела, как в нем закипает гнев.

— Есть только один выход, — заявил он, когда ее история подошла к концу. — Вы должны уехать из этого дома. Не обращайте внимания на условия, выдвинутые в завещании, — живите как хотите. У вас нет реальных обязательств перед этими людьми. Им на вас наплевать. Если хотите, обеспечьте им определенный доход, чтобы ваша совесть была чиста. Но сами уезжайте из Грозовой Обители и никогда сюда не возвращайтесь. Другого решения проблемы нет.

— Если я уеду, то не сохраню никаких денег и собственности. Мне придется тогда оставить все здесь, вместе с домом. Если я не в силах жить в соответствии с последней волей дедушки, значит, я лишаюсь права на наследство, которое он мне оставил.

В глазах Росса появилось выражение, смысла которого она не могла разгадать.

— А вы так в нем нуждаетесь? Вы его хотите? Если вы обходились без наследства раньше, то что вам мешает вернуться к прежней жизни?

— Не в этом дело, — беспомощно произнесла Камилла. Она надеялась, что Росс поймет. И, видя, что этого не происходит, почувствовала себя опустошенной. Она не могла выразить словами самой сути дела. Как могла она заставить собеседника расслышать эхо горестного голоса дедушки? Как могла передать чувство нежности по отношению к Летти, которую не могла покинуть? Или свою убежденность в том, что обязана привести в порядок жизнь в материнском доме? То, что привязывало Камиллу к Грозовой Обители, было неосязаемым и непередаваемым, доступным для сердца, но не для разума. При свете здравого рассудка ее доводы рассыпались в прах.

Росс прочел отказ в ее взгляде и вздохнул.

— Я боялся, что вы поддадитесь эмоциям. Конечно, это неразумно и даже смешно, но вы сами должны сделать выбор, и я не буду пытаться вас убедить. Но если надумаете остаться, вам первым делом следует позаботиться о своей безопасности и сделать это немедленно.

— Как? — воскликнула она. — Что вы имеете в виду?

— Вы должны составить завещание. Сейчас Помптон в Нью-Йорке, но завтра он вернется. Повидайтесь с ним и скажите, чего хотите.

— Но какой толк от этого завещания? Если со мной что-нибудь случится, все достанется Гортензии и Летти. Я не могу завещать имущество никому другому.

Росс обхватил пальцами ее запястье.

— Очень даже можете — и в этом суть моей идеи. Вы оставляете все имущество благотворительным организациям, кроме скудного вспомоществования для Гортензии и Летти. И вы должны довести до их сведения смысл завещания, как только оно будет составлено. Тогда вы окажетесь в полной безопасности. Им будет выгодно иметь вас живой и невредимой и даже придется нежно вас опекать.

— Они возненавидят меня за это. По крайней мере. Гортензия. И Бут. Как я смогу продолжать жить в Грозовой Обители в подобной атмосфере?

— А как вы вообще можете там жить? — Он раздраженно выронил се руку, и Камилла заметила, что снова вызвала его гнев. — У вас нет выбора. Неужели вы не понимаете, что это единственный выход? На тот случай, если вы не послушаете моего совета и не оставите этот дом на произвол судьбы.

— Я не могу, — призналась она. — Просто не могу этого сделать.

— Тогда подумайте о завещании. Но вы должны действовать быстро. Они могут догадаться, что вы собираетесь предпринять подобный шаг, и не станут ждать, когда поймут, что вы относитесь к ним с подозрением. Эти… несчастные случаи могут вас доконать.

Камилла сорвала стебель белого клевера и стала крутить его между пальцами. Она мучительно разрывалась между разумом и долгом.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Росс. Он встал и посмотрел на нее сверху вниз.

Она встала рядом, не желая, чтобы он уходил, но, не зная, как его удержать. Его гнев угас, и теперь в глазах Росса можно было заметить не только жалость, но и нечто большее. Он придвинулся к ней, словно помимо своей воли, и она снова, как прежде, оказалась в его объятиях, прижатая к сильно бьющемуся сердцу Росса, и заплакала, склонив голову ему на плечо.

— Моя дорогая, — прошептал Росс. Его рука гладила ее волосы, он некоторое время держал ее голову перед собой, прежде чем наклониться и поцеловать ее в губы. Теперь в его прикосновениях ощущалась нежность и великая печаль.

— Зачем вам уезжать? — простонала она. — Как я смогу жить, если вы уедете?

— Вы должны знать, что я больше не могу здесь оставаться, — мягко произнес он, касаясь губами ее волос. — Я отдал десять лет жизни вашему дедушке, но это были годы подготовки. Теперь я должен приняться за работу. Я верю, что созрел для этого.

— Стройте свой мост здесь, — взмолилась она. — Возведите его в память о дедушке. И ради меня.

— А если я приму ваше предложение?

— Тогда вы сможете жить поблизости. Пока будет идти строительство, вы останетесь частью моей жизни.

— Но когда мост будет завершен, мне придется уехать, — заметил он. — Вы только что сказали, что очень привязаны к Грозовой Обители, Камилла. Вы никогда не сможете поехать со мной туда, куда занесет меня судьба инженера. Лучше покончить с этим сейчас. Иначе нам предстоят еще горшие муки. Я не просил о вашей любви. И боролся со своей любовью.

Она прижалась к нему еще крепче.

— Нет, нет! Мы больше никогда не должны расставаться. Росс, я сделаю все так, как вы скажете. Откажусь от наследства и поеду с вами куда хотите. Если только я нужна вам, — это все, о чем я прошу.