Страница 11 из 65
— Даже очень, — согласился отец Марчисон. Голос у него стал очень серьезным.
Разговор о событии такого рода мог бы, наверно, происходить и в более шутливом тоне, но только не в этот раз. Профессор Гильдей сидел в мрачной, напряженной позе, и состояние его передавалось и не давало ни малейшей возможности перевести беседу в более легкую плоскость.
— Я снова поднялся в библиотеку, — продолжил рассказ Гильдей, — сел в кресло и стал думать о том, что произошло. Я пришел к решению вычеркнуть все из памяти и взял книгу. Чтение, может быть, и помогло бы, но только мне вдруг показалось…
Профессор резко оборвал рассказ, и отец Марчисон заметил, что он посмотрел на клетку попугая, накрытую зеленой тряпкой.
— Впрочем, оставим это… Читать я был не способен. Я решил обойти весь дом. Его можно проверить быстро — он невелик. Я и обошел все углы. Я входил во все комнаты, не пропустив ни одной. Я извинился перед прислугой, они ужинали в одной из комнат. Я не сомневаюсь, что мой визит удивил их.
— Питтинга тоже?
— О! Он вежливо поднялся и стоял все время, пока я был в комнате, но не произнес ни единого слова. Я им пробормотал что-то вроде: «Не беспокойтесь…» или похожее и вышел. Марчисон, я не обнаружил незнакомца в доме. И все же, когда я снова вернулся в библиотеку, я был убежден, что кто-то вошел в дом, пока я был в парке.
— И вышел до вашего возвращения?
— Нет, он остался и был в доме.
— Но, мой дорогой Гильдей, — начал говорить отец Марчисон, очень удивленный, — мой дорогой Гильдей, я уверен…
— Я знаю, что вы хотите сказать. Я и сам бы так сказал, будь я на вашем месте. Но не спешите, прошу вас. Я ведь убежден и в том, что загадочный посетитель до сих пор не вышел из дома. Он и сейчас здесь.
Отец Марчисон очень внимательно посмотрел на Гильдея, пораженный искренним и страстным тоном его речи.
— Нет-нет, — словно отвечая на возникший вопрос, сказал Гильдей. — Я совершенно здоров и рассудком не тронулся. Уверяю вас в этом. Вся эта история мне самому кажется такой же невероятной, какою она, несомненно, кажется вам. Но вы же знаете, что я никогда не отвергаю факты, какими бы странными они ни казались. Я всегда их исследую до дна. Я на всякий случай проконсультировался у психиатра, он нашел меня абсолютно здоровым. — Он остановился, предлагая отцу Марчисону высказаться на этот счет.
— Продолжайте, Гильдей, — сказал отец Марчисон, — вы ведь еще не закончили.
— Не закончил. В тот вечер я был совершенно убежден, что кто-то пробрался в дом, и моя убежденность все время усиливалась. В обычное время я лег спать и спал нормально. Несмотря на это, когда я проснулся, то есть вчера утром, я знал, что в доме стало на одного жильца больше.
— Могу я вас перебить? А по каким признакам вы пришли к такому выводу?
— Это опять было мое внутреннее чувство. Никаких реальных признаков не было, но я был совершенно уверен в присутствии нового человека в доме. Причем совсем рядом со мной.
— Все это очень странно! — сказал святой отец. — И вы убеждены, что в этом не играет какую-то роль нервное переутомление? Вы ощущаете ясность мысли?
— Мои мысли никогда еще не были такими ясными. Я скорее чувствую сейчас прилив здоровья. Когда я сегодня спустился к завтраку, я почему-то обратил внимание на физиономию Питтинга. Она была такой же равнодушной, невыразительной и угодливой, как и всегда. Мне было ясно, что в его поведении нет ничего необычного, что можно было бы посчитать реакцией на какие-то события. После завтрака я принялся за работу, причем ни на миг меня не оставляло сознание присутствия этого непрошеного гостя. Тем не менее я трудился не менее прилежно, чем всегда, в течение нескольких часов, ожидая все время, что какое-нибудь объяснение настанет этой тайне, рассеет тьму, обволакивающую ее. Я спустился ко второму завтраку. В половине третьего мне нужно было уехать, я должен был прочитать лекцию. Я надел шляпу и пальто и вышел из дому. Лишь только я вступил на тротуар, как сразу почувствовал внутреннее освобождение, но я был в этот момент на улице и был окружен людьми. Но я подумал, что скорее всего это создание осталось дома, но продолжает шпионить за мной.
— Минуточку! — перебил отец Марчисон. — Что вы почувствовали при этом? Страх?
— Ни боже мой! Никакого страха. Я, конечно, смущен всем этим, я пытаюсь найти разгадку, но я не ощущаю никакой тревоги. Я и тогда не был встревожен. Я прочел свою лекцию так же легко, как я делал это всегда. Вечером я вернулся домой. Когда я входил в дом, я сразу понял, что он все еще здесь. Вчера я ужинал в одиночестве, а потом провел несколько часов за чтением научного труда, очень для меня интересного. Во все время чтения меня не покидало чувство, что он здесь. Я это ощущал как то, что рядом со мной кто-то непрерывно обо мне думает. Я даже сказал бы так: пока я читал научный труд, это ощущение непрерывно усиливалось, и, когда я поднялся, чтобы идти спать, то пришел к очень странному заключению…
— Какому? — нетерпеливо спросил отец Марчисон.
— Что это создание, или эта вещь, или что бы там ни было, которое проникло в мой дом, когда я был в парке, испытывает ко мне не только простой интерес, а что-то большее.
— Что-то большее?!
— Оно меня любит или начинает любить.
— О! — воскликнул святой отец. — Так потому вы меня спросили о вашей соблазнительности.
— Именно поэтому. И вот, когда я пришел к заключению, что оно меня любит, у меня сразу появилось еще одно чувство…
— Чувство страха?
— Нет, чувство отвращения и раздражения. Только не страх! Абсолютно не страх!
Отвергая без особой к тому надобности подозрение в чувстве страха, профессор Гильдей опять взглянул на клетку, прикрытую зеленой тканью.
— Да и чего, собственно, бояться в этом происшествии? — добавил он. — Я не ребенок, дрожащий при мысли о привидениях. — Последние слова он произнес, неожиданно повысив голос. Тут же он подбежал к клетке и сорвал с нее зеленую тряпку.
Наполеон сидел на жердочке, склонив слегка набок голову. Казалось, что он спит. Свет заставил его пошевелиться, он взъерошил перья на шее, прищурил глаза, после чего стал медленно ползать по прутьям клетки то в одну, то в другую сторону, подергивая головой, как бы встряхиваясь от сна, который еще окончательно не прошел. Гильдей стоял около клетки и наблюдал за движениями попугая с каким-то напряженным и даже ненормальным вниманием.
— О! Эти пернатые абсурдны, — промолвил он, наконец, и вернулся к камину.
— Вы ничего больше не добавите к рассказу?
— Больше мне нечего добавить. Я по-прежнему чувствую присутствие чего-то в моем доме. Я по-прежнему чувствую себя объектом неослабного внимания. Должен признаться, что это внимание меня раздражает, и мое раздражение такое же неослабное.
— Вы сказали, что сейчас тоже чувствуете его присутствие?
— Да, и сейчас тоже.
— Вы хотите сказать, здесь с нами, в этой комнате?
— Даже совсем рядом.
Он снова бросил быстрый, подозрительный взгляд в сторону клетки. Попугай снова сидел на жердочке. Голова его была склонена на бок, и казалось, что он внимательно прислушивается к чему-то.
— Эта птица, — улыбнулся отец Марчисон, — завтра с удивительной точностью воспроизведет вам все интонации моего голоса.
— Что? Что вы говорите, — встрепенулся Гильдей. — Да, без сомнения, вы правы… А что вы скажете об этой истории?
— Ничего не скажу. Эта история совершенно необъяснима. Можно говорить с вами с полной откровенностью?
— Ну конечно! Для этого я и рассказал вам все.
— Я считаю, что вы крайне переутомлены. Ваши нервы издерганы. Вы просто не замечаете этого.
— А врач? Он тоже ничего не заметил?
— Да.
Гильдей выбил трубку о решетку камина.
— Возможно, — сказал он. — Я не отрицаю такое объяснение. Хотя я никогда еще не чувствовал в себе такого прилива энергии. И что бы вы мне посоветовали?
— Неделю полного отдыха где-нибудь за городом, за пределами Лондона. Свежий воздух, природа.