Око вселенной

— Я прямо-таки знал, уважаемый, — поддержал беседу Яковлевич, тоже один из самых богатых людей города, — что вы обо мне вспомните. Ваши идеалы известны всему городу, так при чем тут, скажите, Саудовская Аравия?

— Рокотова кто-то застрелил, — сообщил городским олигархам, собравшимся на турбазе «У деда Щукаря» под пригородной Синявской Палыч, еще один из самых богатых людей города, — и все думают, что это сделал я.

— Брр, — Егорыч, просто богатый человек города, прихлопнул севшего ему на лоб комара. — Можно подумать, уважаемый Палыч, что это сделали не вы. Ваше долевое участие в разработке Ейско-Азовского шлейфа не известно, по-моему, только вам лично и следователям, ведущим дело по убийству мэра, который против воли всех здесь собравшихся отдал разработку шлейфа не тем, о ком его просили.

— Я вас умоляю, — Петрович, последний в компании самых богатых людей города, прижал руки к груди. — О чем мы тут сейчас говорим?

— О том, как наш Палыч, — флегматично ответил ему Яковлевич, — застрелил нашего мэра, а вообще-то, думаем, кого бы нам поставить на его место. — Он оглядел коллег своими печальными глазами и уточнил: — Я имею в виду мэра, а не нашего Палыча.

— Так давайте поставим Миронова, — предложил Палыч, очищая вяленого рыбца и с вожделением поглядывая на запотевшую от внутренней прохлады кружку пива перед собой. — Или нашу Любочку Кракол — без разницы. Сексуальная мулатка во главе Таганрога хотя бы сможет сосредотачивать на своих достоинствах мысли заинтересованных в этом мужчин, деловых партнеров нашего города.

— Не говорите при мне о Любочке Кракол. — Егорыч убил очередного, третьего по счету, комара на своем лбу. — Я бы эту Любочку… Смотрите! Смотрите! — Он взмахнул рукой куда-то в сторону моря.

Огромный «солнечный зайчик» запрыгал по крышам домов станицы Синявской. И хотя блик, упавший с неба, и был похож на «солнечного зайчика», он не дотягивал до него многими характеристиками: во-первых, в нем не было легкости, во-вторых, от него исходила какая-то угроза с философским подтекстом, а, в-третьих, он и не был «солнечным зайчиком».

— Хаза-ар, — уважительно протянул Кузьмич, провожая взглядом «огненную» тень МХК «Хазар», просиявшую над ними. — Скоро уже, через пять дней, я по телевизору слышал, полетят к Юпитеру, делать им, видимо, больше нечего на Земле.

— Ну вот тогда и поговорим, — неожиданно оживился Яковлевич. — Зачем говорить о том, что я претендую на нефть Саудовской Аравии, а наш Палыч на пост мэра города прежде, чем этот «Хазар» не ускачет от нас куда подальше?

Живописные, сочные и колоритные, как весь юг России, олигархи города Таганрога, держа в руках кружки с пивом, взглянули на небо, и по их лицам было видно, что слова Яковлевича нашли понимание в их сердцах.

— Черт бы меня побрал, — заявил вызванный в кабинет генерала Самсонова Степа Басенок. — При чем тут предвыборная кампания?

— При чем тут черт, Степа? — мягко увещевал его генерал Самсонов. — В город с инспекционной проверкой едет Абрамкин. Это уже даже не смешно.

— Как приедет, так и уедет, — вмешался находящийся тут же Игорь Баркалов. — На ход выборов это не повлияет. В крайнем случае, Аллу Юрьевну Вострецову у вас в предбаннике посадим. Она ему расскажет все, что сочтет нужным — и про любовь, и про ненависть.

— Или я не генерал, или вы дураки, — возмутился Самсонов. — Вы что, не понимаете? Абрамкин — это одно из двух и даже из трех. — Самсонов в раздражении, он кормил рыбок, высыпал в аквариум весь килограммовый пакет с высушенными дафниями. — Или он едет, чтобы занять мое место, если я займу пост мэра города, или его вызвал Миронов, чтобы посадить на мое место, если мэром станет он, или, что хуже всего, он едет, чтобы под видом инспекции ознакомиться с положением дел в управлении ГУВД, принять их и занять мое место, независимо от того, кто будет мэром — я или Миронов. То есть он человек Фагодеева-Ступинского, этого политически-невменяемого интригана. — Самсонов сунул обе руки в карманы брюк, сплюнул в аквариум и мрачно изрек: — Город ждут потрясения. Выход один — раскрыть убийство Рокотова, достать заказчиков и исполнителей и всадить их в тюрьму так, чтобы даже у прессы никаких сомнений по этому поводу не возникло. В общем, будем брать Палыча, а если понадобится, то и Петровича, и Егоровича, я уже не говорю о Кузьмиче или даже о Яковлевиче, этих тоже будем брать.

Игорь и Степа, не сговариваясь и даже не переглянувшись между собой, почти синхронно достали ручки из внутренних карманов своих пиджаков и, придвинув листки бумаги, стали сосредоточенно и даже с какой-то поспешностью писать. Чудо спонтанной синхронности завершилось тем, что они одновременно расписались в конце написанного, одновременно вернули ручки в пиджаки и одновременно, взяв листы в руки, протянули их генералу.

— Ну вы даете, — восхищенно посмотрел на оперативников Самсонов. — Это что?

— Заявление об уходе! — одновременно отчеканили подчиненные.

После того, как Аскольд Иванов поведал своему другу, учителю и руководителю о встрече своей супруги с заезжей американской дамой с мировым именем в холле «Президент-отеля» и о предупреждении, брошенном американкой Капе Витальевне, на Гарольда Смитовича Гулько напало что-то наподобие неожиданного для него ступора. Он целые сутки пролежал в номере гостиницы «Националь», не отвечая на телефонные звонки и напряженно размышляя. После короткого и тревожного ночного сна принял ванну, побрился, переоделся и, заказав такси, вскоре уже открывал сложно-узорным ключом железную калитку в заборе дома двадцать один, уютно сохранившего свою тайную элитарность существования в самом центре взбесившейся от рыночной экономики, имперской униженности и самообольщения Москвы. Первое, что он увидел после того, как закрыл калитку и повернулся лицом к дому, это спешащую к нему Василису Сигуровну. Старая дама была в клетчатом, желтое с голубым, спортивном костюме, красном, по-татарски закрывающем лоб, платке на голове, красных сафьяновых высоких сапогах на ногах и белых перчатках на руках, которые она радостно протягивала навстречу Гарольду Смитовичу.

— Ох, Василиса, Василиса, — покачал головой Капитан, троекратно расцеловываясь с почтенного возраста дамой. — Ты так вырядилась, словно собираешься повеситься на новогодней елке в подарок внукам-наследникам.

— Я, конечно, хотела бы иметь таких внуков, — Сигуровна взяла Гарольда Смитовича под руку, и они направились к подъезду, — но у меня на детей аллергия еще с тех времен, когда я сама была внучкой-наследницей.

— И когда же это было, — осклабился в улыбке Капитан. — Не тогда ли, когда ты, старая перечница, обменяла свою комнату в одесской коммуналке на четырехкомнатную квартиру в Москве, и тебя за это хотели посадить в тюрьму, но не посадили только потому, что в тебя влюбился следователь, расследовавший дело об афере с обменом жилплощади? Топорная работа, должен тебе заметить, — шутливо поморщился Капитан. — Много воды с тех пор утекло.

— Да, — мечтательно подняла глаза к небу высокопоставленная вдова. — Ты тогда еще был прыщавый, дурной и худой, как глист на диете, мелкий базарный кидала.

— Я и говорю, что много воды утекло. — равнодушно согласился с Василисой Сигуровной Капитан и поинтересовался: — Как ты думаешь, что меня беспокоит, почему последнее время, вот уже вторую неделю, я не ощущаю интереса к самой, может быть, грандиозной в нашей жизни, афере? Вначале я думал, что это связано с выходом, то есть с входом в нашу Леонилу агента ФСБ. Но такие вещи меня, наоборот, вдохновляют на работу, афера без риска быть арестованным, уже не афера, а скучно-зевотная передача денег из одних честных рук в другие. Лучше пустые бутылки собирать, чем так деньги зарабатывать. Нет, — задумчиво покачал головой Гарольд Смитович, — что-то другое меня отвращает от действия. Я это понял тогда, когда Аскольд рассказал мне о странном разговоре Капы Щадской с американской астронавткой в холле «Президент-отеля». В чем дело, Сигуровна?