Око вселенной

— Старина, светлейший Брух. — контактер-айрини Ясон, анатомист-манипулятор четвертого потока, открыл свои печальные глаза, — я был на поверхности лишь сутки и успел подхватить почти полный набор, шесть червяков тления.

— Семь, — поправил его сантахирург, извлекая еще одного опарыша, желто-белого цвета, из ноздри айрини. — Этот вполне, — он брезгливо стряхнул червя в экстракт нейтрализации, — способен подвигнуть поверхностных на любовные гимны типа «Я помню чудное мгновенье» и тому подобное. «Гении чистой красоты» и «мимолетные виденья» являются наиболее благоприятной средой для возникновения опарышей похоти. Так что, Ясон, вы счастливчик, три разноцветных дня назад я вычищал манипулятора первого потока, он провел три года в научно-творческой среде с аскетическим уклоном, бедняга. Если бы не вмешательство нашего десятника Векха, я бы бросил этого айрини в нейтрализатор полностью, несмотря на его трехсотлетнюю юность. Он был буквально нашпигован опарышами сладострастия, самыми зловонными из всех существующих, сублимированными. Когда происходит ложная сублимация похоти в мысль, это уже не смешно, тем более на моей работе. После каждой такой очистки я вынужден часами отмокать в благовонных резервуарах…

— Папа! — Перышки заглянувшей в кабинет Токи, словно мини-стилеты черного цвета, устремлялись кверху и образовывали на ее голове хохолок Тушоли, модный в молодежной среде яйценосных сантахирургов. — Я опять снесла красное яйцо, нужно сообщить в Скалу Откровений.

— Хорошо, — погладил клювом хохолок Токи Брух. — я сообщу.

Брух был одновременно матерью, отцом, мужем, женой, дочерью и сыном для Токи, а яйценосная Токи была для него только дочерью. Ясон, впрочем, как и все граждане срединно-околохорузлитной страны, и не пытался разобраться в непостижимых кланово-родовых особенностях грифоподобных сантахирургов из рода сиятельных и легендарных, древнеегипетских, эксклюзивных шедевров генетического эксперимента…

Как-то так получилось, что выведение на орбиту российского модуля «А» и американского «Морфей», похороны в Таганроге Глории Ренатовны Выщух, непонятное задержание с последующим водворением под стражу бывшего прокурора Миронова и парадоксально-яркая, пугающая городское общество метаморфоза новоявленной супруги новоявленного банкира Щадской, ставшей Ивановой, совпал с тем, что в третьей гностической системе седьмого галактичесого проявления манихейского зороастризма произошли легкие и в какой-то мере непостижимые высверки непонятного действия. Неподалеку от очаровательного свечения, характеризующего качество приближающегося к нашей вселенной потока бесконтрастной бесконечности, появилась маленькая красновато-нервная субстанция со всеми возможными и даже несколько парадоксальными проявлениями дуалистической автономии. Эта точка зигзагообразно и мгновенно, одним росчерком, пересекла белое свечение вокруг звезды Фомальгаута в созвездии Южной Рыбы и тут же запульсировала в центре Млечного пути, приткнувшись к семидесятому градусу астрономического неба, то есть к звезде 0,9 звездной величины Акрукс в созвездии Южного Креста. Она быстро вошла в земную, а затем и в российско-московскую атмосферу жизни, заставив тело Саши Углокамушкина внутри искусственного материнского чрева вздрогнуть и наполниться второй жизнью, второй душой. Второй сутью и второй судьбой.

— Чудны дела твои, Чебрак, — похвалил сам себя Алексей Васильевич, отходя от центра управления процессами внутри рукотворной роженицы. — Да, чудны и непредсказуемы. — Он постучал по прозрачной утробе и, глядя в открывшиеся и ничего не соображающие глаза Углокамушкина, спросил, не ожидая ответа: — На радость или беду ты к нам пришел, наградой мне или наказанием?

Жизнь внутри Земли протекала гораздо ярче, свежее и комфортабельнее, чем на поверхности, лишь по той причине, что внутриземное человечество положило в основу своего духовного и государственного развития то, что на поверхности когда-то исполняли, а затем отринули древние иудеи — Закон Веры, в который входили три составляющие и неизменяющиеся формулы: Миропринимание Авраама, Парадоксальный Абсолют Христа и Наука, основанная и развивающаяся в непреложном и благоговейном пространстве первого и второго.

Покинув сантахирурга, очищенный айрини Ясон вышел на опаловые улицы Аскала, города внезапных ночей, священной и легендарной столицы сиятельных и легендарных сантахирургов. Шквал ночи уже проскочил, и опаловые улицы Аскалы были словно припудрены фиолетово-нежным светом пульсирующих восходов.

— Ямщик! — крикнул Ясон в безлюдность опаловой улицы. — Я здесь!

— Конечно, конечно, — возникла перед Ясоном дверь, напоминающая створки лифта, которые мгновенно раздвинулись, демонстрируя Ясону гладкий рубиновый пол тронного зала дворца Пророков в стране айрини, — Надеюсь, вам было хорошо у сиятельных и легендарных.

— Да, — просто ответил Ясон, входя в свой дом. — Мне было хорошо в Аскале.

Прохлада тотчас же сменилась сухим и приятным теплом. Дверь закрылась и мелодично растаяла, оставив очищенного Ясона за три тысячи километров от Аскалы и на четыреста километров глубже нее.

— Ясон! — Мидмарк, позеленевший от прожитых лет дворцовый оракул, вкатился в зал на крошечной колясочке. — Что новенького в русском Иерусалиме и вообще во всем Иерусалиме?

— Это я хотел бы услышать от тебя, — усмехнулся Ясон. — Ты же уже почти семьсот лет дворцовый оракул, а я всего лишь царь, обеспечивающий тебе безопасность, комфорт и своевременную выплату жалованья. — Он подошел к вертикально установленному камню красновато-желтого цвета и хлопнул в ладоши.

Голос Мидмарка совсем не подходил его маленькому телу, высушенному временем и аскетическим образом жизни, он был сочным и жизнерадостным.

— Я всего лишь хотел узнать твое мнение о времени в наземном Иерусалиме.

— А я хотел знать. — Ясон вышел из желто-нежного тумана, выступившего из ариэльного камня, — кто вошел в Шамбалу, это во-первых, а во-вторых, кто начал манипулировать временем и пространством на поверхности? Я имею в виду Нахапетовскую аномалию.

— Ха-ха-ха! — Мидмарк резво подкатил на своей колясочке вплотную к царю и сердито посмотрел на него. — И еще много раз «ха-ха» в твои глаза. Кто вошел в Шамбалу, кто манипулирует временем? Кто вообще может войти в Агнозию и перемешать ритмы времени, не вызвав массового распада плоти по имени Человечество?

— Ты считаешь, что это Он?

— Я считаю, что это Его разведка, аоэлитные лаоэры. Судя по проекту «Антихрист», демиурги тоже все понимают.

— И все-таки, — Ясон поставил левую ногу в изящном сапожке из кожи аспидной змеи на подножку коляски Мидмарка, — я собрал четыре тысячи свидетельств поверхностных людей об отрицании Его. Как они только ни изощряются, например, проверяют на пот, кровь и ДНК Его плащаницу. По последней версии. Он тихо скончался и мирно погребен в Индии. Я и не знаю, дорогой Мидмарк, — Ясон пихнул ногой коляску, отправляя оракула в дальний угол зала, — на какой версии нужно остановиться.

— На истинной. — Мидмарк резко остановил коляску ручным тормозом. — Явился Словом, жил Праведником, умер Человеком, воскрес Богом.

— Будь я проклят! — разодрал одежду на своей груди вождь ятвягов. — Киевский князь нас подставил.

Варсег, брат Саркела, с одобрением посмотрел на Агриппину. Слово «подставил» ему понравилось. Это было сугубо нахапетовское словечко. Он подхватил его, и не только его, от своих юных подопечных. Сопровождая отряд литовского племени в походе, внедрившийся туда Варсег сумел объяснить Агриппине суть и смысл слова «подставил». Варсег при киевском войске был тем, кого в 21 веке назвали бы агентом влияния, но десятый век был честнее и поэтому прямолинейнее.

— Варсег, — покосился на него Агриппина, — раз нас подставили, то мы не пойдем на князя Нахапетовского, мы готовы перейти на его сторону. Сколько он будет платить нам? Я думаю, что сто гривен в год мне, по десять гривен в год каждому всаднику и по пять пешим ятвягам будет нормальной ценой.